Джордж Клифтон, я собираюсь поговорить с тобой сейчас. Я собираюсь спросить тебя кое о чем. Ты помнишь тот полдень в доке, когда мы сидели там, и две мексиканки были у стапеля под нами? Они шутили и бросали озорные намеки. Они хотели, чтобы мы спрыгнули на стапель и поехали кататься с ними на лодке. Я хотел тогда. Я сказал, что нет, но, Господи, я же, правда, хотел. Хотя и не смог сказать этого. Мой язык отключился, и пока мексиканки смеялись и шутили, он глухо спал. Вот и все. Мексиканки расстроились и отчалили одни. А мы так и остались сидеть.

Почему ты не поехал тогда? Если бы ты спрыгнул на стапель, я бы тоже спрыгнул. Но нет, ты не спрыгнул. Ты выразил полное пренебрежение ко мне. Я имею в виду мое отношение к женщинам. Я должен сказать кое-что. Я должен оправдать себя. По поводу женщин, я имею в виду. Если быть честным до конца, мне нечего тебе сказать, потому что у меня никогда не было ничего реального с женщинами.

Так что я много наговорил тебе всякого вранья. Но само по себе оно не так уж плохо. Я мог бы наговорить вещей и похуже. Я полагаю, каждый парень привирает малость про женщин. К тому же вранье, которое я тебе наговорил, на самом деле и не вранье вовсе. Таких вещей со мной никогда не происходило, но я говорил себе, что они были, и поскольку я думал о них, как о вещах реальных, они и были реальностью.

Я объясню тебе, что я имею в виду. Я рассказывал тебе, что в прошлом году я был футбольной звездой высшей лиги в Санта Барбаре. Это ужасная ложь. Я выходил за Санта Барбару четыре года подряд, но ни разу в основном составе. И ни разу даже во втором. Честно признаюсь, я был защитником только в третьем составе. Когда я говорил тебе, что Поп Уорнер бегал за мной и просил поехать в Стэнфорд, это тоже была ложь. Но, Джордж, ты меня не знаешь. Я такой. Подобные вещи на самом деле происходили со мной. Я был в основном составе. Я был лучшим защитником. Поп Уорнер приезжал из Пало Алто и просил меня поехать в Стэнфорд. Он приезжал каждую субботу все четыре сезона подряд. Я сидел на скамейке, и он нашептывал мне:

— Давай в Стэнфорд, Джордан. Ты нам нужен. Ты будешь в основном составе, Джордан, обещаю тебе это.

И слушай, Джордж Клифтон, я рассказывал тебе, что у меня было много подружек в Санта Барбаре. Да, было. Поверь мне. Но они не были стоящими. Мой отец зарабатывал восемнадцать в неделю в магазине перед смертью, но ты же не Найдешь стоящей вещи за такие огромные деньги. Я обычно выдумывал своих подружек. Это не так уж плохо. Тут всего один шаг от правды. Когда я рассказывал тебе, что я брал с собой в Санта Барбару девушку по имени Хелен Персел, это была правда, но я не знаю ни одной девушки с таким именем. Да нет, ты послушай! Я привозил сотни девушек в Санта Барбару. Может, это звучит как грубое хвастовство, но я бывал и с Нормой Ширер в Санта Барбаре. Почти каждый вечер целую неделю. Я станцевал сотню танцев с Нормой Ширер, сотню раз на танцплощадке в Санта Барбаре. Нет, это чепуха. Это выдумка. Но я это выдумал потому, что хотел доказать тебе, что я достаточно хорош для Хазел.

Это началось в тот день, когда я увидел фотографию Хазел Клифтон. После работы я зашел к Джорджу в офис и попросил его подвезти меня до дома. И в ту же минуту, как только я вошел к нему, я увидел эту фотографию. Она сразу заполнила всю комнату. Она была маленькая, как книжная обложка, но она заполняла собою всю комнату. Это была Хазел Клифтон. Она стояла под пальмой, держа букет гладиолусов. Это было что-то! Она была красавица. Она была само совершенство. Я был поражен ею. Я не знал, кто она такая, мне было все равно, я влюбился в нее! Также, как и в случае с Нормой Ширер. Я только увидел Норму Ширер на фотографии, и я был уже влюблен в нее. Это звучит, как глупость, но это правда. Когда я увидел на фотографии стоящую с букетом гладиолусов Хазел Клифтон, я был сражен ею, как тонной кирпичей.

Я поднял фото и любовался ею. Вошел Джордж. Я сказал:

— Джордж, где ты таких подцепляешь?!

Он засмеялся.

— Фрэнк, — сказал он. — Это не подружка. Это моя сестра.

— Твоя сестра! Парень! Да она шикарна!

Я не мог поверить этому. Они были совсем непохожи. Джорджу Клифтону было около тридцати девяти. Девушке на фото — около девятнадцати, стройная и не очень высокая. А Джордж — здоровый парень. Он весил двести фунтов и ростом не меньше шести футов. Схожи были только волосы. Фотография была цветная, и волосы Хазел выглядели на ней такими же белокурыми, как и у Джорджа.

Я хотел спросить у него, замужем ли девушка, но не успел сделать этого. Джордж, видимо, прочитал мои мысли, потому что когда он высказал их вслух, я покраснел, как свекла. Я имею в виду, когда он сказал:

— Нет, Фрэнк, она не замужем.

Парни всегда задают множество вопросов о красивых девушках. Ну, я тоже хотел. Но я не мог. Он был ее братом, и я не хотел быть излишне любопытным. Я поставил фотографию на место, будто исчерпал интерес к ней, но, выходя, бросил через плечо еще один последний взгляд на нее. Я влюбился в эту девушку. Я знал, это была любовь. У меня в голове, как миллион ос, роился миллион вопросов, а когда такое случается, ты влюблен — вне всякого сомнения. Так же, как и в случае с Нормой Ширер. У меня тогда тоже был целый миллион вопросов. Я покупал все киножурналы, которые мог достать, и даже писал в них и задавал вопросы о ней.

Но в этот раз мне не понадобилось задавать много вопросов. Джордж сам все изложил мне о своей сестре по дороге домой. Она жила в Лос-Анджелесе, училась музыке в университете. Ей было двадцать. Второй курс. Отец и мать умерли, так что Джордж обеспечивал ее обучение.

Я выяснил все. Похоже, она была вундеркиндом в школе. Она ходила в школу здесь, в порту. На последнем году обучения она была президентом совета учащихся. Она отлично играла в теннис и была капитаном команды девочек. Но на первом месте у нее всегда была музыка. Она так преуспела в ней, что летом давала уроки, и Джордж сказал, что прошлым летом она заработала сто пятьдесят баксов.

Она пользовалась известностью и в университете тоже. На младшем курсе сразу семь женских организаций пригласили ее в свои ряды. Она выбрала «Зета Альфа Ню». А в этом ноябре, когда я впервые увидел ее фотографию, она была уже президентом этой организации и президентом совета второкурсников.

Я узнал достаточно об этой Хазел Клифтон. Меня слегка раздражало, что все ей давалось с такой легкостью. Джордж сказал, что когда-нибудь она станет великим композитором. И я понимал, что он был прав. Я чувствовал это. Когда — то у меня было точно такое же чувство в отношении Нормы Ширер. Норма Ширер не была звездой тогда, а я уже знал, что она будет ею когда-нибудь. И я оказался прав.

Потом Джордж сказал мне, что Хазел уже почти помолвлена с Филом Манниксом. Это почти убило меня. Я подразумеваю, что Фил Манникс был звездой — полузащитником в «Троянце», а футбольные звезды всегда были моим несчастьем. Это может показаться лишенным смысла, но, если бы не футбольные звезды в Санта Барбаре, обстоятельства не были бы так жестоки ко мне.

Я ненавидел этих выскочек — этих звезд. Они заставили меня просидеть на скамейке четыре года. Этот Фил Манникс был больше, чем просто звезда. Он был — целая футбольная команда. Он сделал девяностопятиярдовый забег против «Нотр Дама» в прошлом году, и за это был взят во Всеамериканскую сборную. Когда Джордж рассказывал мне о Манниксе, меня это травмировало. И это была уже знакомая травма, в том же самом месте и с той же специфической болью, которую я испытал, когда прочитал, что Норма Ширер вышла замуж за того парня. Жгло прямо в центре горла, как будто кто-то ткнул палкой мне в адамово яблоко.

Джордж подъехал к моему дому, и мы поговорили о предстоящей через две недели игре. Южная Калифорния против Стэнфорда. Это была последняя игра сезона. Я почти не думал о ней, но я хотел, чтобы выиграл Стэнфорд. Джордж поинтересовался у меня о предполагаемом результате.

— Надеюсь, Стэнфорд выиграет с тысячью касаний.