Плохо не то, что писатели такого типа избрали своей темой изображение нищеты. Художник может проявить мастерство в трактовке любой темы. Вся беда в тенденциозном показе и искажённом толковании общественных условий. Такие писатели не способны понять, что ужасные условия, описываемые ими, это как раз следствие отсутствия капитализма, пережитки докапиталистического прошлого или результаты политики, препятствующей развитию капитализма. Они не хотят понять, что капитализм, породивший массовое производство для массового же потребления, – это и есть система, по своей сути направленная, насколько это возможно, на ликвидацию нищеты. Изображая пролетария только в качестве производящей силы, они нигде не упоминают о том, что он является также основным потребителем как самих изготовляемых товаров, так и продуктов и сырья, обмениваемых на эти товары.

Пристрастие этих писателей к живописанию отчаяния и бедствий превращается в вопиющее искажение правды, когда они пытаются доказать, что описываемые ими условия характерны для капитализма. Статистические данные о производстве и реализации изделий массового производства неоспоримо свидетельствуют, что рабочий отнюдь не прозябает в глубокой нищете.

Выдающимся представителем школы «социальной» литературы был Э. Золя. Он дал образец, который использовали затем его менее одарённые последователи. По его мнению, искусство тесно связано с наукой: оно должно основываться на научном анализе и служить иллюстрацией научных изысканий. Основным достижением социальной науки, считал Золя, был вывод о том, что капитализм – худшее из зол, а пришествие социализма в высшей степени желательна. Его романы «в подлинном смысле слова руководство по пропаганде социалистических идей» <см. Р. Martino in the «Encyclopedia of the Social Sciences», Vol. XV, p. 53>. Но и самого Золя, несмотря на его рвение в распространении социалистических идей и убеждённость, вскоре превзошли «пролетарские» писатели и их последователи.

«Пролетарские» литературоведы утверждают, что «пролетарские» авторы якобы описывают подлинную жизнь пролетариев <см. J. Freeman, Introduction to Proletarian Literature in the United States, an Anthology, New York, 1935, pp. 9–28>. Однако эти писатели не просто излагают факты. Они толкуют факты с позиций учений Маркса, Веблена и Веббов. Эта интерпретация и составляет квинтэссенцию их творчества, отличительную черту, характеризующую их как пропагандистов просоциалистических взглядов. Такие писатели принимают догмы, на которых затем основывается их толкование событий, как сами собой разумеющиеся и неопровержимые, причём они свято верят, что читатель разделяет их взгляды. Поэтому они не видят необходимости излагать положения своей концепции в явной форме, иногда они лишь подразумеваются. Однако это никак не меняет того обстоятельства, что все взгляды, проводимые в произведении, теснейшим образом зависят от социалистических догматов и псевдоэкономических построений. Всё творчество этих писателей – сплошное наглядное пособие к урокам настроенных против капитализма доктринёров и, как таковое, не выдерживает никакой критики, как впрочем, и сами учения.

Вторая категория «пролетарских» авторов – это те, кто родился в той самой пролетарской среде, которую они описывают в своих книгах. Эти люди порвали с рабочим окружением и перешли в разряд интеллигенции. Им не приходится, как «пролетарским» писателям из буржуазной среды, специально изучать жизнь рабочих. Они могут черпать информацию из собственного опыта.

Этот личный опыт подсказывает им факты, которые резко расходятся с основными положениями социалистического учения. Им, одарённым и трудолюбивым потомкам людей, живших в скромных условиях, никогда не был отрезан путь к достижению более перспективного положения в обществе. Писатели «пролетарского» происхождения убедились в этом на собственном опыте. Они прекрасно понимают, почему они добились успеха там, где потерпело неудачу большинство их собратьев и коллег. По мере своего общественного роста они имели возможность встречаться со своими ровесниками, стремящимися, как и они сами, учиться и добиваться лучшей доли. Им вполне ясно, в чём секрет успеха одних и неудачи других. Теперь, живя в среде «буржуазии», они сознают, что отличие человека более обеспеченного от его менее обеспеченного собрата отнюдь не в том, что первый – мерзавец и негодяй, а второй – нет. Они сами никогда не поднялись бы из своей среды, если бы не осознавали, что большинство бизнесменов и людей интеллектуального труда – это люди, сделавшие себя сами, хотя и начинавшие как и они, с нуля. Ясно им и то, что различие в доходах объясняется другими факторами, чем это утверждают люди, слепо ненавидящие капитализм.

Когда такие писатели начинают заниматься просоциалистической агитацией, они бывают неискренни. Их романы и пьесы неубедительны, это просто чтиво. Они значительно уступают произведениям писателей из «буржуазной» среды, которые хотя бы искренне верят в то, что пишут.

Социалистические писатели не довольствуются живописанием условий жизни жертв капитализма. Они изображают также деяния тех, кому живётся при капитализме хорошо, то есть бизнесменов. Их цель – поведать читателю, откуда берётся прибыль. Но поскольку сами они, слава Богу, не знакомы с этой «скользкой» темой, они предварительно получают информацию из книг всезнающих историков. И специалисты повествуют им о том, как «финансовые гангстеры», «бароны-грабители» наживают свои несметные богатства: «Этот бизнесмен, к примеру, в начале своей карьеры был перегонщиком скота, то есть покупал у фермеров скот и перегонял его затем на рынок для продажи. Мясник покупал скот по весу. Так вот, перед самим рынком, наш герой кормил скотину солью, а затем обильно поил водой. Галлон воды весит около восьми фунтов. Залейте в корову три или четыре галлона воды и при продаже вы получите за неё больше, чем она стоит». <Вудворд У. Э. (A New American History, New York, 1938, p. 608) упоминает этот факт при рассказе об одном бизнесмене, который пожертвовал большие суммы на нужды Богословской семинарии.> Десятки романов и пьес в таком же духе развенчивают сделки мошенников, то есть бизнесменов. Один магнат, оказывается, разбогател на торговле недоброкачественной сталью и несвежими продуктами, другой – на картонных подошвах и одежде из хлопка под видом шелка. Некоторые давали взятки сенаторам, губернаторам, судьям, полицейским, обманывали клиентов и рабочих. В общем, довольно простая история.

Писателям этой категории, наверное, никогда не приходило в голову, что их истории представляют большинство американцев полными идиотами, провести которых не составляет труда. Упоминавшийся выше трюк с надуванием коровы – это один из самых примитивных и древних способов мошенничества. Трудно поверить, что где-нибудь можно так просто обвести вокруг пальца покупателей скота. Предполагать, что в США найдётся такой простодушный закупщик, значит, ожидать слишком многого от читательской наивности. Так же обстоит дело и с другими подобными мифами.

В своей личной жизни бизнесмен, каким «прогрессивный» автор представляет нам его, – это дикарь, игрок и пьяница. Он проводит время на скачках, вечера – в ночных клубах, а ночи – с любовницами. Как отмечают Маркс и Энгельс в «Коммунистическом Манифесте», эти «буржуа, не довольствуясь тем, что в их распоряжении находятся жёны и дочери их рабочих, не говоря уже об официальной проституции, видят особое наслаждение в том, чтобы соблазнять жён друг у друга» [«Коммунистический манифест» Маркс К., Энгельс Ф., Соч., т. 4, с. 444]. Вот как выглядит американский бизнес в значительной части произведений американской литературы.

ПРОТИВ капитализма выдвигаются обычно два основных обвинения. Первое: само по себе обладание мотоциклом, телевизором и холодильником не делает человека счастливым. Второе: есть всё ещё люди, у которых нет ни того, ни другого и ни третьего. Оба положения верны, но они не означают, что винить во всём следует капиталистическую систему общественного сотрудничества.