— Ладно! Плавали! Знаем!
И суда медленно стали расходиться.
Все махали друг другу. Детвора с «Хапкинса» посылала воздушные поцелуи Мат- рёшкиной, знатоки кухни показывали Борщику большой палец: «Вери гуд!»
Учёные в последний раз смотрели на выглядывавшую из трюма голову динозавра.
И все были довольны.
Только один крохотный эпизод выпадал из общего радостного настроения.
На палубу «Хапкинса» вылез наконец замёрзший и злой Бобби. И было отчего злиться: дядюшка, которого все так искали, не оправдал самых лучших его надежд! Льдина уплывала на «Хапкинсе», а Хапкинс — на глазах у всех — на «Даёшь!».
И не это было главным. Главное насмешливо посвистывало о том, что с живым Джоном Хапкинсом уплывало кое-что куда поважней...
Бобби потянулся вперёд на послышавшийся дядюшкин голос — и вдруг на ходу столкнулся с проплывавшим мимо Стёпкой.
Сверкая золотом, Бобби приоткрыл рот и, протянув «хе-хе!», сердито погрозил пальцем.
На что Стёпа с достоинством пожал плечами:
— При чём тут хе-хе? Ну при чём тут хе- хе? Никаких хе-хе! И кончено!
Нужно сказать, что один раз всей палубе «Даёшь!» ещё пришлось услышать нечто подобное, но было это несколько поздней.
А сейчас пароход «Даёшь!» шёл вперёд. Солнышкин стоял в рубке и прокладывал курс, Матрёшкина напевала, складывая парус. Впереди над водой мелькали дельфины. Сбоку дружно выпускали два фёнтанчика Землячок и Сынок, которому старый кит решил показать Океанск. Скоро вдали засияли острова, а к ним, сорвавшись с мачт, разноцветной оравой с криком «Гуд бай!» полетели попугаи. Этому они научились во время общения с мистером Хапкинсом.
Правда, за это время они многому научились и у своего пернатого учителя, благодаря чему попали во все лоции. Там так и записано:
«На островах нет маяков. Но о них безошибочно можно узнать по крикам попугаев, которые на одном острове повторяют известную всем морякам фразу: «Плавали. Знаем!» — а на другом орут: «Загоню дурака, доведёт до милиции» ».
На один из островов команда заглянула, чтобы присоединить спасённого поросёнка к хорошей кабаньей семье. И, как говорят моряки, свинство от него развелось порядочное.
А вот соплеменников Перчикова, которых надеялись встретить, там не оказалось.
СТАРЫЕ ВЕСЁЛЫЕ ПЕСНИ
Увешанный летучими рыбами, раковинами, кокосовыми орехами «Даёшь!» уже пересёк экватор и на всех парах торопился на север, к славному городу Океанску. Как бывало в прежние времена, перед ним вежливо раскланивались медузы, прогуливались дельфины, а молодые акулки, сворачивая налево и направо, уступали ему дорогу. Правда, встречные суда шли порой на опасное сближение. Там сверкали бинокли, дымились трубки, слышалось:
— Какая-то интересная конструкция! Что это за череп над палубой?
— Какие-то викинги!
Но всё это только прибавляло команде гордости и самоуважения.
Курс на карте был уже проложен. Рубку заливало встречное тёплое солнце, и настроение у штурмана Солнышкина было самое солнечное.
Ещё бы! Динозавра уберегли! Людей от возможного рабства спасли. Были участниками стольких, можно сказать, международных событий! И кажется, сделали ещё некоторые неплохие дела. Ведь если одним хорошим человеком на земле стало больше, то одним плохим меньше!
Солнышкину приятно было смотреть, как внизу, дружно покряхтывая, драили палубу Стёпка, Хапкинс и помогавший им Петькин.
Федькин, тренируя своё колоратурное сопрано, подкрашивал кисточкой буквы на спасательных кругах. А Матрёшкина то протирала тряпочкой кости динозавру, то готовила к новому походу байдарку. И независимо от того, пела она или нет, Солнышкину слышалось:
«А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер, весёлый ветер, весёлый ветер».
Конечно, он сейчас с удовольствием бы старался рядом с ней. Но они и так проводили вдвоём все вечера на краешке трюма под динозавром. Во-первых, потому, что один из них уступил свою каюту Сладкоежкиной и её матрасу. А во-вторых, им было очень хорошо строить под звёздами морские планы, рассказывать друг другу разные интересные истории и смотреть, как, дружно взлетая над волнами, тянутся к горизонту Землячок и его Сынок.
Солнышкин снова проверял курс: норд- норд-ост, измеряя циркулем пройденные мили, и улыбался, слушая доносившиеся из рубки препирательства:
— Слушай, Перчиков, ну передай моё письмо президенту...
— Отстань, Пионерчиков! Вот лучше возьми свою «три плюс пять»
— Ну хотя бы вице-президенту!
— Послушай, от твоих писем толку, как от китайского тысяча первого предупреждения. Пока ты письмо писал, Солнышкин вон заворачивал какими делами! Негритёнка спас, Стёпку, кажется, человеком сделал!
— А я зато увидел и снял живых динозавров!
— Вот если бы ты их ещё выловил!
— А давайте организуем экспедицию! Чего тебе зря мотаться в космос?
Друзья спорили. Волны сверкали. Свер- кали солнечными крыльями летучие рыбы, и ничто не могло испортить команде этого солнечного настроения. Даже возмутивший
многих момент скорее только прибавил всем веселья.
СОВСЕМ МАЛЕНЬКИЙ МОМЕНТ
С помощью Мишкина доктор Челкашкин устроил по бортам парохода хитроумный мусорозахватчик. И если за другими судами тянулись по океану полосы грязи, то за нашим пароходом оставалась лента удивительной чистоты!
Однажды утром, вытряхивая очередной улов в мусорный контейнер, Челкашкин обнаружил сброшенную с самолёта газету «Хапкинс ньюс», в которой с юмором рассказывалось о событиях на острове Тариора!
Там говорилось о том, как господин Хапкинс, конечно, первым увидел вдали айсберг и бросился с мужественными Джеками выручать дядюшку, проведшего с приятелем в айсберге десять лет. Но на них напало вооружённое динозавром судно, и прикинувшиеся моряками пираты не только увезли дядюшку, но и своими дикими танцами утопили прекрасный остров...
— Вы это слышали? Вы это читали? — воскликнул чуть не лопнувший от смеха Челкашкин. — Не читали, так прочтите!
— Значит, мы пираты! — захохотал Мишкин. — А главный пират, конечно, Солнышкин.
Захохотали все. Борщик захлопал ресницами, а маленький поварёнок Том закачал головой:
— Солнышкин не пират. Пират Бобби Хапкинс! Айсберг увидел я, а он увёз мою премию.
Стоявший на трюме мистер Хапкинс произнёс:
— Ты прав, мальчик. И свою премию — все сто тысяч — ты получишь сполна! Все сто тысяч!
Услышав о долларах, сдавший Морякову вахту Солнышкин вспомнил, что надо подсчитать всю тариорскую выручку.
Он уселся на скамейке у стола, на котором в хорошие времена команда забивала «козла», вытащил из пляжной сумки брошенные как попало в суматохе купюры и, разглаживая их, стал считать.
Команда с любопытством обступила штурмана и тоже помогала на все голоса:
— Так. Десять...
— Двадцать...
— Сто.
— Сто пятьдесят!
— Тысяча!
— Десять тысяч...
— Сто! Сто!!! Двести!
— Ну работнули!
Тут-то сбоку от Солнышкина и послышалось давно забытое:
— Хе-хе!
И хотя произнесено оно было прямо-таки обворожительным голоском, все, даже Стёпа, вздрогнули. Ведь было решено: никаких хе-хе!
— Хе-хе! — прозвучало ещё раз вкрадчиво, но настойчиво. — А нельзя ли, чтобы из этих «зелёненьких» что-то перепало и нам? — Это с улыбочкой, переминаясь с ноги на ногу, спрашивала Сладкоежкина. — Может быть, их прямо сейчас и разделить? Каждому своё? — добавила она.
—А вам-то за что?! — удивился Челкашкин.
— Ну, хе-хе, я вроде бы команде подарила парус! — довольно нагловато, к общему онемению, произнесла Сладкоежкина. — Ведь без моей иголочки как-нибудь тоже не обошлось!
— Так, может быть, это всё ваше? Чего ж тогда делить? — спросил Солнышкин.
— Ну вы тоже не такой уж хороший! — сказала почему-то Сладкоежкина. — Если б нашли втихаря где-нибудь «зелёненькую», уж как-нибудь делить не стали!
