— Ну как, продаёте?

Стёпка оглянулся на айсберг и повернулся к Солнышкину: теперь-то и он кое-что знал!

Моряков тоже смотрел на Солнышкина. Солнышкин усмехнулся. Солнышкин вроде бы сомневался.

И Степка в ужасе вскочил:

— Солнышкин, не продавай! Не отдавай, Солнышкин!

Солнышкин закивал и, скосив глаз, спросил:

— Значит, тебя не продавать. А вот ты, задурревши, карандашик в руки — и всех нас., хе-хе...

— Хе-хе! — весело подтвердил Хапкинс.

— Никогда! — крикнул артельщик. — Честное слово! — И вдруг совершенно искренне выпалил: — Никогда и никаких хе-хе!

— Ну, раз никаких хе-хе, — заметил Солнышкин и хотел продолжить, но в этот миг что-то случилось.

Громыхание и дррычание оборвалось. Звёзды остановились. Луна осветила зал. Послышался шум моря. А на эстраду, забыв про боль в ноге, взбежал Федькин.

Он живо посмотрел в зал, подмигнул:

— Ну, раз никаких хе-хе, значит, никаких. — И тут же, ударив по струнам, запел мгновенно пришедшую на ум песню:

Ещё на свете столько лжи —

Как хвостиков в ухе, —

И жадность правит кутежи

И затевает грабежи,

И всякие хе-хе.

И глупой грязи полон свет —

Но этакой трухе

В матросском сердце места нет,

В матросском сердце места нет —

И никаких хе-хе!

Торгаш богат, торгаш горласт,

Но жадной требухе

Моряк товарища не сдаст

Ни за какие не продаст —

И никаких хе-хе!

Пусть будет шквал, пусть будет бой,

Но в песне и в стихе

Нам светят дружба и любовь,

Нам светят дружба и любовь —

И никаких хе-хе!

Палубный матрос Федькин запел это так, что присутствующие в кафе «Под динозавром» повально заразились. Будто перед ними на самодельной сцене стоял не какой- то Федькин, а Лемешев, Карузо или сама Алла Пугачёва! Как только он заканчивал куплет, все дружно подхватывали это самое «и никаких хе-хе!». Подхватывали все: и Моряков, и Солнышкин, и Борщик, и громче всех — Стёпка. Кричал даже Бобби Хапкинс. Хотя его «хе-хе!» означали и нечто иное. Во-первых, какой — хе-хе! — дьявол оборвал его затеи? Кто — хе-хе! — вмешался в выступление его ансамбля?

А морской дьявол по имени Верный неподалёку от Борщика удовлетворённо вилял хвостом, потому что это он, а никто другой, выдернул из розетки шнур усилителя брры- кодррычащей аппаратуры и дал возможность пробиться на сцену настоящему таланту приятеля, от которого столько раз получал самые вкусные косточки и слышал песни, трогающие даже собачье сердце.

Хапкинс поглядывал: откуда, хе-хе, взялся этот Федькин? С таким удивительным голосом, что многие уже настроили магнитофоны и стали записывать его песни. Да и сам Хапкинс не прочь был заполучить такого певца к себе в ансамбль. На таком голосе можно было сделать хорошие миллионы!

Но Федькин об этом не знал и не думал. Он просто сам удивился собственным возможностям и думал: а нельзя ли ещё лучше? Затягивал лучше, сильней и чувствовал, что получается ещё лучше, ещё выше, ещё сильней!

Он пел и про качку, и про кока Борщика, и про эскимосов, и про прекрасное лесное солнышко. И лица всех, кто сидел в этом зале под динозавром, становились ясней, добрей и светлей. Замерли на месте даже пингвинчики, а маленький зелёный динозавр распахнул большие чёрные глаза и открыл большой белозубый рот.

— Тенор, — вздыхал в углу возле задней лапы динозавра редактор «Пёсика».

— Тихо! Не тенор, а баритон! — одёргивал его соперник из «Котяры».

— Да перестаньте вы! Не слышите, что здесь и тенор, и баритон, и колоратурное сопрано сразу, — заёрзал сидевший впереди портретист.

Участники обеих групп тоже приоткрыли в удивлении рты.

И казалось, от удивления начали раскачиваться волны, остров и сама земля.

Солнышкин тоже пришёл в восторг, и ещё ему нравилось, что его друг, хотя и был мужественным человеком, не хрипел, не раскачивался и не подражал никаким знаменитостям, а пел своим собственным голосом.

Но наконец Федькин раскланялся, спрыгнул с эстрады. Забушевали аплодисменты, раздались крики. Кто-то снова включил аппаратуру. Всё зашумело, загудело. Голова динозавра закачалась от восторга: в своё время он такого не слышал!

И Моряков крикнул:

— Какой успех, какой успех! Борщик, подай сюда бочонок боцмана Буруна!

Скоро из лапок помогавшего Борщику зелёного динозавра бочонок перекочевал на стол. И разлив его содержимое по бокалам, капитан воскликнул:

— За успех!

— За успех! — сказал Хапкинс-младший и, выпив, тут же приступил к делу:

— Мистер Федькин! Мы приглашаем вас к себе на теплоход и в компанию.

— Но у вас «БРР» и «ДРР»! — сказал Федькин.

— «БРР» и «ДРР» побоку. Побоку «БРР» и «ДРР»! — крикнул Хапкинс.

В ответ на это всё вокруг так забррыгалось и задррыгалось, что у динозавра затряслись рёбра и у сидевшего на его шее учёного слетел с ноги башмак.

— Сто тысяч долларов за концерт! — прошептал Хапкинс.

И тут стоявший рядом маленький динозавр расстегнул капюшон и, тряхнув головой поварёнка Тома, крикнул:

— Мистер Хапкинс, это мои сто тысяч! Я первый увидел айсберг!

Но Хапкинс, хлебнувший из бочонка Буруна, его не заметил, а крикнул: «Миллион!» — обещая Федькину миллион, которого у него лично уже не было.

— Не пойдёт! Я матрос. Я человек из команды, — сказал Федькин.

И, выпив ещё, Хапкинс крикнул:

— Беру всех! Всех! Всю команду! Контракт — хе-хе! — на гастроли по всему миру, десять миллионов. Хе-хе!

— Но было же сказано: никаких хе-хе! — напомнил Солнышкин.

— Никаких хе-хе! — добавил Стёпка, на которого крепко подействовали и бырродрры- ганье, и напиток Буруна, и песни Федькина.

И он так врезал по столу огромным кулаком, что дрогнула земля, закачались гирлянды и рёбра. Гигантозавр тряхнул головой, сбросив на толпу сидевшего там учёного.

Но хуже того: из пасти ящера вылетел плохо сидевший клык и стукнул сидевшего внизу Хапкинса по голове справа!

Хапкинс откинулся, пробормотал «хе- хе!» . Ему показалось, что зуб застрял в голове, одна половина головы летит в одну, другая — в другую сторону. И его снова хотели тащить прикладывать головой к айсбергу.

Но тут началось нечто необъяснимое. И трудно было понять — отчего. От бырродр-

рычанья? От невероятного удара кулаком по столу? От падения зуба?

Кто-то уверял, что это всё из-за того, что динозавр не привык к подобным скандалам внутри себя.

Кто-то уверял, что ему семьдесят миллионов лет назад наступили на хвост, а дошло только сейчас.

А некоторые вообще уверяли, что всё это из-за доктора Челкашкина и его неуместных высказываний.

Но так или иначе — судите сами — то, что потом произошло, было невероятно.

НЕВЕРОЯТНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ ДОКТОРА ЧЕЛКАШКИНА

Всё это время доктор Челкашкин, которому тоже хотелось прокатиться на Землячке, влипнуть со всеми в какую-нибудь весёлую историю или хотя бы просто искупаться, добросовестно лечил, читал лекции и проводил сеансы телепатии.

Он вытащил добрый десяток заноз из определённых мест у мальцов, лазавших по пальмам и кустарникам, перевязал две головы — учёному и фотокорреспонденту, свалившимся с динозавра. Провел уникальный одновременный сеанс обратного действия: несколько умников и несколько явных дураков менял местами до тех пор, пока не привёл их в полное равновесие.

Правда, один из пациентов весь вечер бегал по берегу и, пожимая плечами, сообщал то одному, то другому:

— Доктор утверждает и даёт честное слово, что я уже умный, но сам-то я чувствую, что я полный дурак!

А в тот момент, когда рядом, «Под динозавром», разгулялись брычащие и дрычащие звуки, доктор как раз приводил одним взглядом в нормальное состояние нескольких людей младшего школьного возраста, которые недавно дёргались чуть ли не на головах у своих дёргающихся родителей.