Тем временем Землячок прижался боком к борту, Солнышкин забросил в иллюминатор конец верёвки, которую держал в руках, и шепнул:

— Лезь!

Но из карцера, к общему удивлению, раздалось:

— Сначала его!

И сквозь иллюминатор просунулась курчавая весёлая голова* а там и сам маленький поварёнок вывалился прямо на руки Федькину и Петькину.

Впервые Стёпка раньше подумал о ком- то другом!

— Быстрей, — торопился Солнышкин, понимая, что Борщику приходится нелегко.

— Лезу, стар-раюсь... — запыхтел Стёпка, но, едва выбрался наполовину, застрял и замахал руками:

— Тащи, Солнышкин!

Солнышкин потянул — но ничего не вышло. Он дернул ещё и ещё раз, но Стёпка застрял ещё прочней.

— Держись, сейчас! — сказал Солнышкин и, развернув Землячка, помчался к другому борту.

Бывалому киту не нужно было отдавать команды и приказы. Он отодвинул носом Сынка и приложился к борту боком: р-раз! Все на судне подпрыгнули. Он приложился — два! И все четыре Джека, Петькинсон и художник взлетели вверх. А Стёпка сквозь лопнувший обруч иллюминатора ринулся в загудевшую воду.

Через минуту Солнышкин втаскивал Стёпку на спину Землячка, а артельщик виновато вскрикивал:

— А всё я, всё я! Нет на меня хорошей палки!

— Почему нет? Есть! — сказал Федькин и показал артельщику обломок уже ненужного костыля.

— Тогда бей! Бей! — всхлипнул Стёпка. — Я ведь всех продал, я подписал такую дрянную бумагу! А всё из-за этой эйфории, из-за этого бырродррычания!

— Из-за чего?

— Из-за брр-дрр! Из-за этой музыки кругом пошла голова. — И Стёпка изобразил пальцем настоящий водоворот.

— Ну я им сегодня устрою, я им устрою! — решительно воскликнул Федькин, которого давно не видели в таком воинственном настроении. Он и без этого собирался сегодня спеть для всех на карнавале и не за «зелёненькие», а так, от всего сердца! Но ему тоже портило нервы это настырное дырроб- ррычание! И он взял гитару наперевес, словно готовился к атаке.

Землячок развернулся вокруг «Хапкинса», проскочил мимо «Даёшь!», с которого Пионерчиков энергично показывал три поднятых вверх пальца, но ему махали: «Некогда! Сообразим потом!» — и радостный кит пошёл к берегу с целой командой на борту.

За ним летел молодой Сынок, на котором, как победитель, распахнув халат, стоял Борщик, а за ними следом, вспарывая воду, неслась лодка с четырьмя Джеками, которые таращились от злости и, странно жестикулируя, бубнили: «Сбежал!»

Солнышкин был доволен. К нему прижимался маленький поварёнок Том. А неожиданно вытянувшийся и похудевший от броска сквозь иллюминатор Стёпка хватался за голову и причитал:

— Я делал гадость, я делал такую глупость! И ни одна собака не остановила, ни одна собака не помогла!

Но вдруг он замолчал, присмотрелся к берегу и, сияя от счастья, приоткрыл рот.

Рядом с Матрёшкиной на берегу сидела собака, а точнее, сидел Верный и держал в зубах знакомую бумагу. И сияющий артельщик стал тут же яростно рвать её на клочки. Но и это было не всё. Через несколько минут участники спасательной экспедиции попросту остолбенели: на глазах у всех Стёпка целовал пса. А пёс, который избавил от рабства целую команду, всю палубу, весь остров, вовсе не чувствовал себя героем. Он махнул хвостом, подёргал лапой и тут же куда-то побежал.

— Товарищу некогда, — усмехнулся Федькин. — Видно, ждут не менее важные дела.

— Какие на этом острове могут быть важные дела, — хмыкнула презрительно Сладкоежкина, пересчитывая пухленькую выручку.

На что Стёпка возразил:

— Хе-хе! Ещё какие важные, — и вдруг понюхал торчавшие из кармана Борщика луковинки.

А Солнышкин смотрел на артельщика и думал:

«Нет, что-то вокруг меняется. И надо же просидеть десять лет в льдине, чтобы почувствовать, что запах родного зелёного лучка бывает куда дороже шелеста любых «зелёненьких».

НОЧЬ ПОВАЛЬНОГО ОБУРРЕНИЯ

А в том, что даже на самом маленьком острове могло произойти множество самых неожиданных и удивительных вещей, скоро присутствующих убедили события быстро наступающего тропического вечера.

Уже по тому, как весело чувствовал себя вырвавшийся на волю Стёпка и как бесновались в боте четыре разъярённых Джека, очухавшийся на берегу Хапкинс-младший понял, что и это его предприятие сорвалось.

Но Бобби не привык сдаваться попросту, и крепкая хватка не раз спасала его денежки.

Поэтому, принимаясь за последний вариант своего плана, он отдал команду горланящим вовсю музыкёрам: «Бррычать, чтобы все одурели!» — и занял столик в кафе «Под динозавром» у самого входа, под головой ящера, чтобы в любой момент усадить к себе любого нужного человека.

Увидев Морякова, щедро раздающего доставленные с «Даёшь!» тельняшки, он объяснил ему свой музыкальный приказ: «Это я для большего веселья!» — И сам просунул шишкастую голову и руки в протянутую ему тельняшку.

— Отлично, — сказал восторженный Моряков. — Прекрасно!

Правда, сидевший за лапой динозавра Верный совсем не разделял этого мнения. Он уже видел, что бывает от излишних восторгов и одурения, и представлял, что будет, если неожиданно одуреет весь остров!

Поэтому он и пробирался к устроенной под хвостом динозавра, в конце зала, эстраде, где нагромоздили свои грохочущие звукоусилители, барабаны и тарелки парни из «ДРР» и «БРР».

Уже над пальмами загорелись звёзды, и матросы с «Хапкинса» запустили затрещавшие в воздухе ракеты карнавального фейерверка, когда к Хапкинсу приблизился тоже одетый в тельняшку Джон для особых поручений и показал глазами в сторону Солнышкина: вот с кем надо иметь дело!

Мимо пробежал к кастрюлям Борщик, за ним какой-то зелёный шустрый динозаврик, протопала целая команда пингвинов с полотенцами на крылышках.

На них Хапкинс почти не обратил внимания. Он хотел одёрнуть Федькина, занявшего без разрешения место напротив и опустившего на колени гитару.

Но тут вошёл Солнышкин, и Хапкинс, раскланиваясь, подвинул стул:

— Садитесь, мистер Солнышкин!

Солнышкин удивлённо присел, а Хапкинс придвинул к нему тарелку, полную только что отваренных креветок:

— Угощайтесь, господин капитан!

Солнышкин удивился ещё больше. Но тут

появился Стёпка, и Бобби Хапкинс, как ни в чём не бывало сверкнув жадноватым глазом; подвинул табуреточку и ему:

— Садитесь, господин президент!

— Кто, я — президент? — хитровато спросил Стёпка.

— Нуда! — радостно вскрикнул Хапкинс.

— Не знаю, не знаю... Вы, хе-хе, что-то путаете... — изобразил недоумение Стёпка.

— Как же! Мы же с вами, хе-хе, только недавно заключили кое-какой договор...

— Мы с вами? Договор? Не помню! Ей-ей не помню! А можно посмотреть? — спросил Стёпка.

Хапкинс зло завертелся.

— Как же, господин президент?!

— Да нет. Я простой матрос парохода «Даёшь!», — вдруг сам себе и всем сказал Стёпка. — Спросите у Солнышкина.

Солнышкин развёл руками:

— О чём речь!

И тут же изворотливый президент фирмы холодильных установок, что-то сообразив, хлопнул себя по торчавшей на голове шишке:

— Господин Солнышкин, а я ведь хотел именно по этому поводу с вами говорить. Мне на «Джоне Хапкинсе» как раз очень не хватает одного опытного матроса. Уступите! — И он по-свойски опустил руку Стёпке на плечо, хотя очень хотелось запустить её туда, где, по предположению Хапкинса, лежали его миллиончики.

— Как это уступить?! — воскликнул Федькин, задев струны.

— Действительно, как это уступить? — спросил подсевший Моряков, тут же принимаясь за крупную розовую креветку.

— Ну продайте, как, скажем, хоккеиста. За сто тысяч долларов! — щедро сказал младший Хапкинс, бросая взгляды на Стёпкин карман.

Тут на сцене так задррычало и забррыча- ло, что у всех поехала голова. Среди переполненного зала забегали пингвинчики, от стола к столу какой-то знакомой Хапкинсу походкой закружился зелёный динозаврик.

Заколебались гирлянды. За ними в чёрном небе зашатались звёзды и громко рассыпался огромный букет фейерверка. Участники ансамблей весело закричали и затянули что-то изо всех сил.