* * * Отколлектированный, выжатый Васильев Не стал цепляться за любой кусок. Арсений его вытряс очень сильно, Но тот был счастлив, что не до конца. Любовь к Катрин была так беззащитна! Наутро совершили перевод, Арсений видел – деньги поступили. Васильева отправили под душ. Чтоб в полном был порядке – мыться, бриться. Костюм, и галстук – всё чин-чинарём. Потом его отправили в отель, К заметной радости того секретаря, Что с Томасом его встречал у входа. Психолог возвратился в этот мир. * * * Пришлось признать, что наступила осень. Не та, что ненавистна непогодой, А трогательно грустная пора, Когда душа не верит в увяданье, А время начинает брать своё. И всё красиво в уходящем лете, Но падает пожухлая листва. И утомлённая орбита солнца Не достигает прежней высоты. Наина Ухова была готова ехать, Но Глеб был совершенно не готов К такому шагу преданной супруги. – И, что ты вдруг куда-то собралась? Скажи мне, что не так, я всё исправлю. — Наине приходилось думать вслух. – Мою судьбу? Мою любовь? Свободу? — – Тебя не содержали взаперти. — – Но мне не нужно жизни с позволенья. Ты лучше успокойся и пойми. — Глеб больше часа думал в кабинете. И вышел, озабоченно серьёзный. – Ты делай, ради бога, как решила. Такая значит вышла недолга. — Наина позвонила Петухову, Ведь тоже приходилось объяснять. – Я Глебу помогу и мы уедем. Как с доктором он должен говорить? — – Что средства свои хочет все назад, Как требуют друзья Наины Львовны. Заставить Ухова, чтоб он открыл глаза — Оправданно нелегкая работа. Пришлось пуститься даже на шантаж: «Не будет так – я сразу уезжаю!». И он, что хочет, высказал Артему. – Друзья Наины Львовны так хотят. — Васильев без заминки отдал всё. Он смог уже немного оклематься, И думал о Наининых друзьях. * * * – Ты можешь перед тем, как уезжать, Со мной сходить на важную тусовку? — Они летели послезавтра утром, И не было причины не пойти. «Последний раз…. Dernier chanson [20], в последний раз». Тусовка предстояла где-то в Сити, В районе самых верхних этажей. «Чтоб чувствовалось наше превосходство — Мы выше и бесспорно лучше всех». Наина Ухова отправилась блистать — Все женщины для этого съезжались. Рок-музыкант, прекрасный музыкант, Пел словно специально для Наины. Оставив Глеба с кем-то говорить, Наина отошла взглянуть на город. И, вышло, что приехала не зря. Она увидела особую Москву, Не изнутри, а с птичьего полета. Не знала, что настолько прижилась, Чтоб думать про Москву – родные стены. Хотела прошептать: «Я буду помнить», Но вышло только: «Не забудь меня». Неспешно расстегнула она сумку — Не отвечала, и звонили в третий раз. Анжеле не ответить не могла, И сразу же спросила – что случилось? И, не сдержала стон: «Не может быть!». Анжела подтвердила – это правда, И продолжала что-то говорить, Но женщина уже стремилась к мужу. Наина только бросила: «к Анжеле». И убежала, и надеялась узнать, Что жуткое известие – ошибка. Погиб смешной улыбчивый Луис. * * * Анжела, беспокойная натура, Старалась, чтоб Луис не заскучал, И чтобы не пропал в чужой столице. Она с ним находилась постоянно, Водила, говорила обо всем. Однажды, в ресторане на Арбате, Случилось, что беседа замерла. И, чтобы малышу не стало скучно, Анжела рассказала про тайник С сокровищами, в доме генерала. Всё вспомнила, и – немощные старцы, И нигер, этот сторож на дверях. Лепнина в спальне, стрелы купидона. «И, вот бы, – говорила, – нам достать!». Луис, конечно, (семь пядей во лбу), Из Рио до Сан-Паулу доехал. И встретил там от негра пулю в лоб. Наина видела – Анжела вне себя. – Откуда знаешь? – не дыша, чтобы успокоить, Наина постаралась говорить. – Полиция звонила в турагентство. Ведь он же с документами пошел. — Креолка не хотела прятать слезы. Они ей помогали вспоминать. – Я думала тогда – какой весёлый! Мы шутим, и малыш играет роль, Как принято у нас в ковбойских фильмах. Бандит бандитом: «Негритоса – мне. Мне, чёрному, с ним легче разобраться». В твоей рубашке…. Мама ездила за ним. — И обе плакали, и было отчего. Прошел порыв – срываться, срочно ехать. Утрата остудила – не догнать. |
