Это было похоже на спуск в скоростном лифте. Я падал и падал, а в конце была темнота.

Я пришел в себя, с болью ловя воздух: руки мои двигались вверх и вниз медленным ритмичным движением, совершенно не зависевшим от моей воли. Тут я начал икать и хватать ртом воздух.

— Внимание, осторожно. Вот так! Не волнуйся только. Спокойно.

Голос доносился ко мне, словно во сне. Сквозь туман я видел смешного мальчишку с измазанным чернилами лицом, сидящего рядом со мной, лежащим на больничной койке. Потом мальчишка исчез, но лицо передо мной осталось тем же, хоть чернил на нем больше не было. Уиппет! Он стоял на коленях рядом со мной и делал мне искусственное дыхание.

Все сразу вернулось ко мне.

— Лагг! — простонал я. — Ради Бога, мы должны найти Лагга!

— Знаю, — голос Уиппета звучал почти интеллигентно. — Этот Кингстон — настоящее чудовище. Я решил сначала заняться тобой, а он пусть пока бежит — на обоих сразу меня бы просто не хватило.

Я сел. В голове шумело, в ней была одна-единственная связная мысль.

— Идем, — произнес я. — Мы должны найти его прежде, чем будет уже слишком поздно.

Он кивнул, и меня внезапно охватило чувство благодарности за понимание, которое я увидел на его лице.

— Минуту назад тут проезжал один велосипедист, — сказал Уиппет. — Я объяснил ему, в чем дело, и послал в деревню. Он направит всех к санаторию. Я решил, что так будет лучше всего. У меня там на лугу за сараем машина. Если хочешь, поедем и мы в Тетеринг.

Дорогу в Тетеринг я не помню. Мне казалось, что голова разваливается, во рту был какой-то противный привкус, и я никак не мог отделаться от жуткого видения: Лагг, как пугало, торчал на столбе высотой с колонну Нельсона на Трафальгарской площади.

Помню, однако, как мы подъехали к похожему на казарму дому Кингстона. Мы остановились перед главным входом и вдвоем навалились на запертую дверь.

Помню чудесное ощущение, когда под нашим напором она наконец распахнулась.

На втором этаже что-то происходило. Я был вне себя от злости. Мы бегом бросились наверх и, проскочив через несколько открытых дверей, сосредоточились на последних — закрытых. Заперты они не были, но кто-то их держал с другой стороны. Когда мы поднажали, слышно было, как кряхтит и сопит этот кто-то.

Потом вдруг дверь распахнулась. Я с разбегу чуть было не влетел и не получил добавку, но Уиппет не терял самообладания: он оттянул меня назад, и мы на мгновение замерли.

В открытую дверь видна была кровать, а на ней знакомая огромная фигура. Лицо не было прикрыто и, насколько я мог судить, цвет у него был естественный. Глядя на него, я заметил, однако, нечто такое, от чего кровь бросилась мне в голову и по коже пробежали мурашки. Я понял кое-что, до сих пор не приходившее мне в голову.

Черные с проседью космы вокруг лысины Лагга были такими рыжими, какими делает волосы только хна. Меня осенило! Тело одного толстого мужчины вполне может сойти за тело другого толстого мужчины, достаточно лишь, чтобы исчезли черты лица. Того, что естественно сделало бы время, можно добиться и другими способами. У Кингстона был бы труп для этой забавной штуки — эксгумации.

Я упал на четвереньки, уклоняясь от удара, которым хотел меня угостить спрятавшийся за дверью Кингстон, и схватил его за щиколотки. Усевшись ему на грудь, я старался не выпустить руки, когда услышал, как у дома останавливаются машины, а на лестнице раздается голос Лео.

Понадобилось трое полицейских, чтобы впихнуть Кингстона в машину, а когда его привели к следователю, дошло до сцены, не имевшей прецедента в здешних местах. На суде адвокат пытался доказать невменяемость подсудимого, но судьи не согласились с ним и, думаю, справедливо. Все это, однако, было уже потом.

В первый момент главное для меня был Лагг. Мы с Уиппетом занялись им, пока Пасси не привез врача из соседней деревни. После долгих стараний тому удалось-таки привести Лагга в чувство. Разумеется, и тут был хлоралгидрат, что же еще! Кингстон не был настолько невменяемым, чтобы не знать, что делает. Он не хотел, чтобы изготовленный им напоказ «труп» имел на себе какую-то рану. Как он собирался провести окончательную «обработку трупа», можно лишь догадаться, но мне и сейчас не хочется об этом думать.

Придя в себя, Лагг рассказал нам, что произошло. Все было очень просто. Кингстон позвонил в Хайуотерс, узнал от Пеппера, что я в деревне, и попросил к телефону Лагга. Я, по словам Кингстона, решил послать Лагга в Лондон, но сначала хотел встретиться с ним на тетерингском кладбище, где будто бы что-то обнаружил. Лагг должен был собрать чемодан и пройти по тропинке в поле к дороге, где Кингстон будет ждать его в машине. Фунтовая бумажка была предназначена Пепперу на случай, если бы Лаггу пришлось остаться в Лондоне. Вот и все. Лагг поймался на удочку. Никто их не заметил просто потому, что на такую знакомую машину, как машина доктора, никто и внимания не обратил.

Когда они приехали в Тетеринг, Кингстон провел Лагга в столовую, угостил пивом и попросил минутку подождать. Лагг выпил пиво вместе с хлоралгидратом и больше, к счастью, уже ничего не помнил.

Наверх Кингстон втащил его, видимо, сам, и уже заканчивал свои упражнения в косметике, когда я позвонил по телефону.

Ловушка была задумана неплохо, и комментарий Лагга после того, как он разобрался во всем этом, не стоит повторять.

— Ну и человек же вы, — укорял он меня. — Откуда я мог знать, что вы водите этого гада за нос, если ему все время звонили, прося, чтобы он водил вас за ручку? Про эксгумацию вы ему тоже нарочно сказали, чтобы он принялся за вас? Обо мне-то вы не подумали. Вот уж спасибо так спасибо.

Пришлось извиниться.

— Хорошо хоть, что ты сам вышел цел и невредим из этой истории, — заметил я.

Лагг нахмурился.

— Я-то вышел, а вот голову теперь побрить придется. А то что мои лондонские друзья подумают? Отдых в деревне — нечего сказать!

Когда разговор перешел на эти рельсы, я счел единственно разумным уложить его в постель. У меня было еще по горло работы.

Целые следующие сутки мы трудились без отдыха, и к концу обвинительное заключение против Кингстона было готово.

Вечером того дня, когда была проведена эксгумация, мы с Лео и Дженет пошли в «Рыцарскую серенаду». Лео все еще кипел от негодования — результат мрачной, и в то же время смахивающей на фарс церемонии — последнего звена в цепи наших доказательств.

— Кирпичи! — рычал он. — Заколоченный гроб, а в нем кирпичи, завернутые в брезент! Что ни говори, Кемпион, а этот тип — негодяй и безбожник, а не только убийца! До сих пор понять не могу, как ему самому удалось все это провернуть!

— А он и не действовал сам, — заметил я спокойно. — Ему помогал Питерс, не говоря уж о том молодом человеке, который у него работал — сыне подрядчика. В деревне строительные подрядчики обычно занимаются и похоронами, верно?

— Роил! — Лео совсем разволновался. — Сын Роила! Это объясняет и ключ от покойницкой! Ты думаешь, что парень был тоже замешан во всем?

— Вряд ли. Думаю, что Кингстону удалось запудрить ему мозги. Может, сказал, что сам займется трупом, пока тот будет выполнять какую-то работу по дому. Санитарка наверняка знала обо всем, но этого мы никогда не сумеем доказать. Она и Кингстон вместе подписали свидетельство о смерти.

— Что-то у тебя так все запутано, — Дженет подала голос с заднего сидения. — Сколько же их было всего — этих братьев?

— Никаких братьев не было, — сказал я, — как заподозрил хитрый лондонский детектив, едва ткнулся носом во все это, бедняга. Существовал один-единственный, неповторимый Свин.

Надеюсь, Дженет меня простит, если я скажу, что она не отличается феноменальной сообразительностью. В данном случае она тупо посмотрела на меня.

— Зачем же он морочил всем голову и притворялся, что умер в январе?

— Ради страховки, дорогая девочка, — ответил я грустно. — Что ты хочешь — двадцать тысяч фунтов! Они договорились с Кингстоном, что разделят их. Договорились с врачом, а потом пусть Объединение страховых ассоциаций решает за тебя твои финансовые проблемы — вот это идея! Кингстон познакомился со Свином в городе, и они вместе разработали план всей аферы. Свин выдумал своего беспутного братца и начал с того, что совсем сбил с толку адвокатов — добропорядочную фирму, с одной стороны, достаточно уважаемую, чтобы произвести впечатление на страховое общество, а с другой — достаточно отставшую от жизни, чтобы попасться на удочку.