«Интересно, зачем ему Морарь? — думал Илиеш.

Сейчас он на работе, придется зайти позже»!

Илиеш вспомнил Флорику и представил себе, как она

со злостью посмотрит на него, когда он войдет, и пре¬

небрежительно отвернется. Так она всегда делает.

Сердится на него. И ему это почему-то неприятно.

Если бы какая-нибудь другая девчонка—ничего, а

то — Флорика... она какая-то не такая, как другие

девчонки.

Нет, лучше встретить почтальона на улице, когда

тот будет возвращаться с работы.

Морарь удивился, когда Илиеш передал ему

просьбу Леонте. Для чего вдруг он понадобился это¬

му студенту? Да еще в такое позднее время. Но он

зайдет, обязательно зайдет. Может, помощь какую

нужно человеку оказать?

И Морарь зашагал к дому. Пустая сумка болта¬

лась у него на боку. Он шел неторопливым, крестьян¬

ским шагом.

Вечером, без четверти десять, Илиеш постучал в

окно студенту. Леонте открыл ему дверь. Мораря

еще не было.

— Ну как, сказал ему? Придет?—торопливо

спросил студент.

— Обещал быть.

Илиешу очень хотелось спросить, что слышно в

Испании, но он не решался. Он никогда не задавал

Леонте этот вопрос, а ждал, пока студент сам все

ему расскажет.

Но на этот раз Леонте почему-то молчал.

Походив взад и вперед по комнате, он остановил¬

ся перед Илиешем, пристально взглянул на него,

улыбнулся и вдруг спросил:

— Кто написал на стене: «Долой Матееску и фа¬

шистов»?

— Я не знаю.

— Не знаешь?

Илиеш чувствовал, что студент ему не верит. «Дя¬

дя Леонте думает, что это написал я», — догадался

он. Кстати, когда он проходил сегодня мимо, надпись

была замазана.

— Надпись немного наивная... но ничего... по¬

лезная надпись. Если знаешь того, кто ее сделал, то

передай ему, что он — смелый парнишка...— и сту¬

дент снова многозначительно взглянул на Илиеша.

Где-то за окном соборные часы Пробили десять.

Мораря все не было.

Леонте вынул из стола наушники и надел их.

Илиеш присел рядом с ним. Может быть, и он что-

нибудь услышит?

В наушниках было тихо.

«А вдруг испортились»,— подумал Илиеш. Но

студент спокойно чего-то ждал.

Неожиданно в наушниках зашумело, затрещало,

и раздался ясный женский голос:

«Говорит Москва! Начинаем концерт...»

Погода, вероятно, благоприятствовала передаче,

так как слышимость была очень хорошая. Сидя ря¬

дом со студентом, Илиеш слышал каждое слово дик¬

тора. К тому же у него был отличный слух.

«.. .у микрофона солист...»

В этот момент раздался тихий стук в дверь, и во¬

шел Морарь. Студент быстро снял наушники, отвин¬

тил один из них и протянул Морарю:

— Садитесь сюда и слушайте!

Леонте прижал свой наушник к уху.

Почтальон осторожно опустился на стул, с недо¬

умением поглядывая на студента, и неловко прило¬

жил свой наушник к уху.

Сначала он слушал спокойно ц безразлично. С

лица его впрочем не сходило удивленное выражение.

Потом в его взгляде мелькнуло любопытство, интерес

к передаче. Постепенно его начало охватывать вол¬

нение. Он сморщил лоб. Рука крепко прижала науш¬

ник к уху, словно кто-нибудь порывался его у него

отнять.

В наушнике звучал сильный, кристаллически-чи-

стый мужской голос. Он пел какую-то не русскую

боевую песню. «Испанская...» — прошептал студент.

Потом полилась русская песня. Слов Илиеш не мог

разобрать.

В комнате было совсем тихо. Только два одинако¬

вых тоненьких голоса звучали в двух мембранах.

Морарь все больше и больше волновался. Илиеш

никак не мог объяснить себе его волнения. Неужели

песня могла его так сильно взволновать?

На минуту в наушниках наступила тишина. Дик¬

тор что-то объявил. Певец запел.

И в этот момент, страшно побледнев, почтальон

вдруг судорожно схватил за руку Леонте:

— Мой Митруц!

В наушниках звучала молдавская дойна.

Не отпуская руки Леонте, почтальон растерянно

шептал:

— Митруц... мой Митруц... я его сразу узнал!

А голос звучал, чистый и сильный.

Песня смолкла.

Илиеш придвинулся ближе, совсем близко к сту¬

денту и отчетливо услыхал:

— Мы передавали концерт солиста Московской

филармонии Димитрия Феодоровича Морарь... Через

одну минуту...

А Морарь все прижимал наушник к уху, надеясь

еще услышать этот родной, каким-то чудом услышан¬

ный им голос. Потом он медленно, словно это стоило

ему больших усилий, отвел наушник от уха и поло¬

жил на стол.

По его коричневому, обветренному, морщинисто¬

му лицу текли слезы. Вытирая их рукавом, он бес¬

связно говорил:

— Это он... он жив... я узнал его. .. Где это он?

— В Москве! — ответил студент.

Глаза Мораря расширились:

— В Москве? .. Значит, он там... в России...

Господи, какая радость у меня сегодня... мой Мит-

руц жив... жив... и он стал певцом и остался Мора-

рем. Не постыдился отцовской фамилии... Димитрий

Феодорович... Феодор — это значит я... Теодор...

Спасибо тебе, господин, что позвал меня... но отку¬

да ты знал, что он будет петь?

— Я слушал утром программу радиопередач.

Когда сказали, что в десять часов будет петь Морарь,

я подумал, что, может быть, это ваш родственник и

вам будет приятно его услышать...

— Спасибо тебе... да благословит тебя бог. Мой

сын... и как хорошо, что он артист и не занимается

политикой... Значит, он в Москве?

Обычно такой молчаливый и степенный, Морарь

говорил теперь безумолку.

— .. .Хорошая все-таки эта Москва, что бы о ней

ни говорили некоторые люди. Ведь это русские сде¬

лали его артистом? .. А скажи, где еще слышали,

как пел мой сын?

— Везде... во всем мире... все, у кого имеется

радиоприемник.

— Во всем мире? — Морарь от удивления даже

привстал со стула.— Правду говоришь?

— Истинную правду.

— Значит, моего Митруца слушали во всем ми¬

ре? .. Моего Митруца!

— Все честные люди слушают Москву...

Неожиданно Морарь замолчал и задумался. А по¬

том сказал грустно:

— Да, но отсюда ведь не пускают в Россию. Я

его никогда не увижу... Никогда!

Студент поднялся, подошел к нему и, положив

ему руку на плечо, тихо проговорил:

— Вы увидите его, увидите!

ГЛАВА 18

«МЕНЯ НЕ ИСКЛЮЧАТ ИЗ ГИМНАЗИИ?»

На следующий день Илиеш отправился в больни¬

цу. На углу он встретил Георгиеша. Видно, тот его

поджидал здесь.

Куда ты идешь? — спросил Георгиеш.

— В больницу, к матери.

Они пошли рядом. Илиешу не хотелось теперь ни

о чем говорить. Он думал о матери. Что-то ему ска¬

жут в больнице?

Георгиеш тоже молчал. Однако Илиеш чувство¬

вал, что он хочет ему что-то сказать, но не решается.

— Гляди, тучи собираются. Будет дождь...— на¬

конец промолвил Георгиеш.

Илиеш поднял голову. Солнце померкло. Его при¬

крыла большая черная туча. Ветви акаций зашумели

от ветра.

— Да, будет дождь,— пробормотал Илиеш.

Они снова замолчали.

— Слушай, Илиеш! — заговорил, наконец, Геор¬

гиеш,— я тебе хочу сказать... у меня... брат нашел¬

ся,—последние два слова он произнес скороговоркой.

Заметно было, что после их произнесения ему сразу

стало легче,— у меня брат — певец... Митруц... тот

самый, который пропал...

Илиеш молчал. Георгиеш был удивлен и раздоса¬

дован. Он думал, что эта новость страшно удивит,

огорошит Илиеша, и он его забросает многочислен¬

ными вопросами. А Илиеш молчит.

— Знаешь, где он живет?

С притворным любопытством Илиеш спросил:

— Где?