Вернувшись в свою комнату, Марианна шумно вздохнула. Так поспешно? Уже на Рождество? С одной стороны, это было больше, чем она рассчитывала. С другой стороны, разве такой короткий срок помолвки не даст пищи для слухов? Не то чтобы в высшем обществе уже поговаривали о том, что Алану приходится жениться на бедной провинциалке Оливии, потому что он ее обрюхатил. «Неважно, что говорят люди. Они счастливы вместе, – убеждала себя Марианна, чтобы тут же спросить себя: – Но счастлива ли Оливия на самом деле?» Предвкушение близкой свадьбы внезапно приобрело неприятный привкус. Где блеск в глазах ее дочери, по которому можно узнать влюбленного человека? Тот блеск, из-за которого Марианна люто завидовала другим женщинам? И если бы она, Марианна, тогда могла выйти замуж за такого человека, как Алан Гамильтон, – красивого, хорошо воспитанного, богатого и обаятельного, – разве ее улыбка не осталась бы на лице навеки?

В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, в комнату вошла Оливия. Марианна настойчиво просила дочь зайти к ней перед тем, как она отправится спать. Ей нужно было убедиться в том, что просьба Алана перенести дату свадьбы действительно основана на его нелюбви к длительным поездкам в экипаже.

– Ты какая-то бледная, милая моя. С тобой все в порядке? – настороженно поинтересовалась Марианна, когда Оливия со стоном рухнула в кресло. Ее платье из зеленого атласного шелка так сильно вздулось, что почти не стало видно тонкой обивочной ткани на благородной мебели. – Ты заболела или слишком устала после путешествия? – В голосе Марианны звучала тревога.

– Нет, ничего. Немного непривычный воздух, вот и все. Ты заметила, мама? Окленд пахнет, как зеленая лужайка, в отличие от Роторуа. Вероятно, этот непривычно свежий воздух давит на меня.

Марианна недоверчиво поглядела на дочь. Ее не обмануть. Она ведь чувствует, что ее дитя тревожится, но что делать, если она не хочет ей довериться?

– Ты любишь Алана? – выдержав паузу, спросила Марианна.

– Больше всего на свете! – не колеблясь, ответила Оливия.

Они снова немного помолчали. Марианна зябко поежилась. Ну почему все не так, как она надеялась, как ей мечталось?

– Дитя, мне тяжело спрашивать тебя об этом, но ты ведь не в интересном положении, правда?

– Мама! – возмутилась Оливия и тут же обиженно поджала губы. – Как ты можешь? А теперь извини меня, я устала. – И, словно в подтверждение своих слов, девушка зевнула.

– Хорошо, любимая моя, иди. Спокойной ночи! – Марианне стало немного стыдно за свое подозрение. И тем не менее… Почему ее дочь в день своей помолвки так же мрачна, как булькающая яма в их саду?

И тут Марианне показалось, что она услышала негромкий стук. Он доносился из коридора. Оливия вскочила. Не устало, а проворно, как ласка, с удивлением заметила Марианна.

Пристально посмотрела на дочь. Может быть, кто-то стучит в дверь ее комнаты?

– Спокойной ночи, мам! – вежливо прощебетала Оливия, легко чмокнула ее в щеку и выскользнула за дверь.

Удивленная Марианна осталась в комнате. Устало села в кресло. А потом услышала доносящиеся из коридора голоса. Ей не понадобилось слишком сильно задумываться, кто это там беседует. Ее дочь и Алан Гамильтон!

Хлопнула дверь, снова все стихло.

Марианна несколько раз прошлась по комнате, затем энергично распахнула балконную дверь. Ей срочно нужен был свежий воздух.

Женщина вышла на балкон, глубоко вдохнула. На душе было тяжело. Не должна ли она вмешаться, чтобы предотвратить то, что, судя по всему, сейчас происходит в соседней комнате? С другой стороны, что такого в том, что юная пара предается страсти до свадьбы?

В конце концов, через три недели они уже будут женаты. А если какие-то сплетницы пустят слухи, то ничего плохого с ее дочерью уже не случится – к тому времени Оливия будет леди Гамильтон. «Главное, чтобы она подарила мне здоровых внуков», – сказала себе Марианна, окидывая взглядом темный парк. Газон в слабом свете луны словно сошел с холста художника. «Все будет хорошо, у меня будут замечательные внуки. Если бы еще Аннабель и Абигайль нашли себе подходящих мужей…»

Тут взгляд ее зацепился за тень, пробиравшуюся через газон. Еж? Но нет, внезапно существо расправило крылья, поднялось от земли и пролетело почти рядом с Марианной. Она вздрогнула, но летучая мышь изменила направление и полетела к лесу. Женщина зябко повела плечами. В ту же секунду перед глазами пронеслись безумные картинки. Она увидела маленькую девочку, которая зовет мать, но матери нет, ее словно проглотил туман. Иногда ей снился этот сон, но теперь он казался слишком реальным. Наверняка все дело в том, что Уильям постоянно рассказывает детям страшные истории: о летучей мыши, в которой живет душа умершей девочки. Холод пробрал Марианну до костей. Она вернулась обратно в свою комнату и закрыла за собой балконную дверь, но лицо девочки преследовало ее даже во сне.

Оливия поспешно выскользнула из комнаты матери и на дрожащих ногах стала спускаться по лестнице. Первой мыслью было бежать немедленно, но в коридоре стояли, тесно обнявшись и соприкасаясь головами, Аннабель и Дункан, и Оливия, остановившись, резко бросила сыну:

– Она ждет тебя!

– Я сейчас зайду к ней, мама, – спокойно ответил Дункан. И, обращаясь к Аннабель, негромко произнес: – Я твердо верю в то, что ее душа совсем рядом.

Бросив испуганный взгляд на сестру, Аннабель прошептала в ответ:

– Ты потрясающий человек, но теперь иди! Твоя бабушка наверняка очень соскучилась по тебе.

– Ну, ты просто молодец! – прошипела Оливия, зло глядя на сестру, стоило сыну отойти за пределы слышимости. – Теперь ты заразила этим бредом насчет души Элизабет не только маму, но и Дункана.

– С чего ты взяла, что я говорю об этом с мамой? Она запретила мне произносить имя дочери в ее присутствии. – На глазах Аннабель выступили слезы.

– Ах, хватит уже! Она только что несла подобный бред про Элизабет и ее дух. Это ты ей внушила. Точно так же, как убедила ее после смерти отца в том, что будет лучше, если она останется здесь, вместо того чтобы переехать ко мне в Окленд. Дух! Надо же такое придумать!

Теперь Аннабель полностью перестала держать себя в руках. Она громко всхлипнула и, не обращая внимания на катившиеся по щекам слезы, поклялась сестре, что никогда не говорила о духе Элизабет. И что она вообще не верит в духов, только в мучительные сны.

Оливия, скрестив руки на груди, стояла перед Аннабель и раздраженно смотрела на нее.

– А кто же еще мог ей внушить? И почему мой сын, обладающий острым умом, только что сказал о духе твоей дочери?

– Я не хотела говорить ему, но он спросил, что со мной происходит. Мне снова снился этот сон, в котором она зовет меня на помощь, а я ничего не могу сделать. Я не говорила о ее духе…

– Могу посоветовать тебе только одно: заканчивай с этим! Оставь мертвых в покое, черт тебя побери!

– Совсем не изменилась! – донесся от двери веселый женский голос с хрипотцой.

Сестры отпрянули друг от друга, испуганно обернулись. В дверном проеме стояла Абигайль и качала головой.

– Милая Оливия! Ты по-прежнему третируешь свою бедную сестру? Тебе не кажется, что она достаточно настрадалась? Это ведь ее маленькую дочь проглотил вулкан, а не твою, гадкая ты девчонка!

– Аби! Аби! Аби! – вне себя от радости заговорила Аннабель и, всхлипнув, бросилась к младшей сестре и сердечно обняла ее. – Дай-ка я посмотрю на тебя! Отлично выглядишь!

Это было ложью, но Аннабель не любила сыпать соль на раны родных людей. Кроме того, ей нужно было оправиться от ужаса, охватившего ее при виде изменившейся Абигайль. Сестра пополнела, особенно изменилось лицо, казавшееся каким-то распухшим.

– Многовато макияжа и безделушек, как сказали бы в наших кругах, но для актрисы ты вырядилась как раз нормально, – язвительно заметила Оливия, оглядывая младшую сестру с головы до ног. А затем ровным шагом подошла к Абигайль и обняла ее.