Утренний pociag pospieszny мчит из Перемышля в Краков, отдаляясь от восточной границы Польши. Для поляков эта граница восточная, для нас — западная, разница неимоверная, в этом-то и весь прикол.

На пограничных переездах торчат машины и автобусы в обе стороны: из Украины в Польшу и наоборот. Пограничники и таможенники ловят халяву и делают бабки: потрошат украинских туристов, выводя их на таможенный и паспортный контроль из автобусов, или держат километровые очереди автомобилей, ссылаясь на пересменку, хотя на самом деле просто изматывают ждущим нервы. Сплошная контрабанда, в основном спирт и сигареты. Провезти можно что угодно.

Крутые на иномарках предлагают быстрый переезд через границу за соответствующую плату, и тот, кто платит, действительно без очереди в сопровождении какого-нибудь «форда» за считаные минуты проезжает украинских таможенников и пограничников, нейтральную полосу и, напоследок, поляков — уже в Польше. Там, где освещенные улицы и дороги, по которым можно катить яйцо.

Польские крестьяне продают лук. Луковые ряды тянутся уже от самой границы вместе с рекламой различных товаров и услуг на польском, русском и украинском языках.

До Перемышля каких-то десять минут от границы, на всем пути до города тоже автомобильная очередь. Кажется, весь автопарк бывшего Советского Союза и автомобильное говно из Европы сгрудились именно здесь и сейчас. На капотах едят и пьют, мужчины и женщины в спортивных костюмах, трудовые резервы нового времени, все — бизнесмены. Бизнес простой: в Польшу — спирт, водку и сигареты, оттуда — доллары. Инкубационный период бизнеса — две-три недели, чтобы достать товар, и неделя-две, чтобы его продать.

Перемышль превратился в базовый город для челноков из Украины, вокруг вокзала сотня канторов, на местном стадионе огромный рынок. В переходах едят на морозе привезенную с собой колбасу и купленных тут жареных кур запивают своей водкой. Греются. Обменивают злотые на доллары, оживленно обсуждают, с каким товаром лучше сюда ехать. Несколько недель на рынке превращают этих учителей и инженеров в сплошную массу торгашей. С той стороны границы вообще полный песец — все, кто как может, вылезают из-под обломков разрушенной страны, которая называлась Союзом. Сплошная полундра на Запад, ближайшей и доступнейшей оказалась теперь Польша. А до того были Югославия, Турция и Румыния. Свобода передвижения. Свобода, ё-моё…

На вокзале Перемышля оккупация украинскими бизнесменами проходит вахтовым методом: кто-то спит на лавках, остальные стерегут товар и ждут утра, когда масса людей направится на рынок. В подземном переходе, который соединяет вокзал с автостанцией, — тележки, сумки, пачки и измученные, невыспавшиеся люди — шарканье ног, металлическое попискивание колесиков, — обычный день базарной жизни продвигается вперед, к выходу.

Утренним поездом Перемышль — Вроцлав, в вагоне второго класса для курения, едут поляки и украинцы с клеенчатыми сумками. Сумками заставлены все свободные и пригодные для этого места: в купе, в проходах, возле туалета, даже в металлических сцепках между вагонами. Все курят — поляки и украинцы. Поляки, видно, позавтракали дома своим бутербродом с кофе, а украинцы с сумками только начинают выставлять на столы в купе вареные яйца, колбасу, лук с чесноком, бутылки водки. Приглашают присоединиться поляков — кто угощается, кто отказывается, а кто и шипит пся крев.

Поезд все дальше углубляется на запад, попадаются первые железнодорожные переезды, городки, поля с грязным январским снегом, шпили костелов, серые добротные дома, дороги, «полонезы», «фиаты», малюхи, немецкие «трабанты» и советские «лады».

Контролер в униформе проверяет билеты и просит убрать багаж из узкого прохода, на его просьбы никто не обращает внимания — или не понимают, или притворяются, — и этот утренний поезд, пропахший самогоном и луком, несется со свистом по Польше, которую помалу завоевывает клеенчатая орда.

Через несколько часов — Краков.

Часа эдак в четыре утра ты выходишь из ночного бара, который закрывается в пять, с болтушкой нескольких литров пива в желудке и вдыхаешь апрельский краковский воздух после многочасового сидения в прокуренных и непроветриваемых пивных.

Чтобы попасть в свое жилище возле аллеи Мицкевича, тебе еще нужно перейти несколько улиц, а также площадь Рынок. Воскресенье, почти темно. На одной из улиц стоят несколько проституток, невдалеке — западногерманский «фольксваген» с полуопущенным стеклом, из-за которого валит сигаретный дым. Твой не слишком трезвый вид вызывает интерес проститутки, молодой девки в короткой юбке и черных колготках с орнаментом. Она пытается остановить тебя, попросив зажигалку.

— Przepraszam, ale mam tylko zapaki, — отвечаешь ей.

Ты уже научился распознавать своих, эта лахудра явно не полька, а встреча с бригадами рэкетиров и сутенерами, которые заполонили Польшу и трясут «земляков» на рынках, на трассах, в поездах, на улицах и вокзалах, ничего доброго не предвещает.

Она еще несколько секунд внимательно смотрит, оценивая тебя как потенциального клиента или жертву, затем, повернув голову в сторону «фольксвагена», бросает:

— Подвыпивший поляк. Лажа.

— Dobranoc, — говорю ей в ответ.

Мытарства на границе и перевезенный товар не гарантируют безопасности. Следом за бизнесменами с сумками (а может, и наперегонки с ними) тащатся разнообразные бригады украинских и российских уголовников, которые решили не оставлять бывших сограждан без надзора и не отдавать их на растерзание польским бандитам. Бригады установили контроль над рынками, потрошили автобусы, догоняли и останавливали перегонщиков старых машин, облагали данью даже уличных музыкантов, веселивших польский уличный люд советскими хитами или фольклором.

Польская пресса и телевидение давали яркие репортажи о людях с Востока и их криминалитете, который уже вольготно расположился в Речи Посполитой. Какой-то полковник полиции с бегающими глазами уверял сограждан, что полиция все знает, всех разоблачит и арестует, а заместитель министра внутренних дел объяснял все хозяйственными неурядицами в России, Украине и Белоруссии, — мол, «ничего, господа, не поделаешь, но восточная граница на замке».

Тем временем криминалитет с востока налаживал свою деятельность, переправляя проституток, цистерны со спиртом, наркоту, цветные металлы и легко открывая подкупом тот замок, о котором говорил заместитель министра. Эти люди чувствовали себя хозяевами на вокзалах, встречая поезда из Украины и России, а также из Перемышля, набитые бизнесменами с товаром, и сразу требуя от них оплату за возможность продвинуться к рынку, хотя там их поджидает другая братва, что возьмет их под свою крышу. Они крутились на авторынках, куда приезжали лохи с несколькими тысячами долларов в карманах, чтобы купить подержанный автомобиль, который пригнали поляки из Германии или Голландии. Лохов вычисляли безошибочно и заставляли делиться деньгами тут же, на месте, или пеленговали купленный автомобиль и догоняли за городом. Платить или не платить — этот гамлетовский вопрос братва решала однозначно в свою пользу.

Даже ты, подойдя на Флориянской к двум уличным музыкантам, преподавателям музучилища, которые подрабатывали пением, согнал их с насиженного доходного места, потому что они приняли тебя за кого-то из братвы — может, в первую очередь из-за одежды: прикид ты уже себе завел польский и не был похож на человека рынка. Ты хотел с ними поговорить как с земляками, но они торопливо убрались прочь.

На Плантах — алкоголики и бездомные, на площади Рынок — туристы, брички с лошадьми, кофейни, памятник Мицкевичу, костел Марьяцкий, «Пивница под бараном», книжные магазины. Первым местом, которое ты посетил в Кракове, была кофейня «Vis-à-vis». Ты выбрал ее случайно. За стойкой бара торчал продавец пива, а ему ассистировала немолодая, без нескольких зубов и с обязательной сигаретой официантка.