Конечно, этот пример — крайний случай, но он тем не менее дает представление о том беспределе, который творился иногда на танцполе. Каждые выходные клабберы по 48 часов подряд экспериментировали с химическими веществами, и по мере того как увеличивалось количество наркотиков, менялся их лексикон. В нем больше не было слова «принять», зато было слово «сторчаться». Некоторые, правда, находили в себе силы остановиться или хотя бы слегка притормозить, но большинство были настоящими химическими экстремистами и усиливали ощущения, поглощая все большими количествами таблетки, «спид» или кокаин. Вскоре они обнаруживали, что вернуться с орбиты и перенести тяжелейшее падение без вспомогательных средств уже не получается. Одни «возвращались» с помощью спиртного и косяков, другие — с помощью выдаваемых по рецепту врача транквилизаторов типа те-мазепама, а некоторые и вовсе — с помощью героина. Люди умели мастерски управлять своим настроением, они знали точно, что именно нужно принять в каждой конкретной ситуации для достижения той или иной психофармацевтической реакции, и проводи- ли тщательный анализ соотношения «затраты — объем — прибыль» каждого вещества. Они превратились в настоящих наркоэкспертов.
А еще в 1991 году многие начали осознавать, что экстази — вовсе не та волшебная пилюля, которой ее считали раньше. После долгих ночей на танцполе люди нередко оказывались в больнице, и некоторые даже умирали, умирали мучительной смертью, истекая кровью. Правда, число смертей было незначительно, но зато благодаря им люди впервые всерьез задумались над тем, так уж ли безобиден и безопасен этот «наркотик для развлечений».
К единичным передозировкам экстази 1988 и 1989 годов клабберы относились как к нелепым случайностям и предпочитали о них не думать, считая, что уж их-то наркотик абсолютно безвреден. Но теперь, когда к прежним смертельным случаям добавились новые, это становилось уже похоже на систему. В клубах начали говорить о язвах во рту, провалах памяти, смятении, депрессии, неукротимой рвоте, скрипе в суставах, рези в животе и необычных шевелениях в кишечнике. Винили во всем этом дилеров и производителей, которые подмешивают в таблетки все, что угодно, начиная от героина и заканчивая крысиным ядом. И хотя позже стало известно, что экстази действительно разбавляли, но абсолютно безвредными веществами, в 1991 году на ночной рынок начал возвращаться МДА, который, по сравнению со своим химическим кузеном МДМА, был намного более тяжелым наркотиком (клабберы называли его «смэкки», ошибочно полагая, что его усиленное воздействие на сознание связано с тем, что в его состав входит героин) и мог парализовать все тело. Появление в клубах «Снежка» из МДА обычно заканчивалось тем, что клабберы один за другим валились с ног, в отчаянии пытаясь ухватиться за стену, в полной отключке. «Как же сильно испортился экстази», — жаловались они друг другу.
Первым журналистом, обратившим внимание на смену настроения на танцполе, стала Мэнди Джеймс, на глазах у которой в ее родном Манчестере происходил массовый передоз экстази: люди приходили в клубы на ночь, а ночь перетекала в психотропные бессонные выходные — и это уже трудно было назвать безобидным развлечением. В ноябрьском номере журнала The Face 1991 года Мэнди предприняла попытку собрать воедино всю информацию о вреде экстази для здоровья. Информации получилось не так уж много. «В клубы еще никогда не ходило так много народу, никогда так много народу не принимало наркотики, о которых мы почти ничего не знаем», — писала она. Впервые молодежный журнал осмелился произнести вслух то, что раньше в клубных кругах считалось ересью: что экстази может быть вреден для здоровья. Но помимо очевидных вещей вроде того, что нужно покупать наркотик только у надежных людей и не забывать восполнять количество жидкости, испаряющейся с потом в жарких помещениях клубов, Джеймс смогла сказать только одно: сбавьте ход.
За год до этого манчестерское агентство по борьбе с наркотиками Lifeline выпустило первый номер образовательного журнала комиксов Е by Gum![166], главным героем которых стал рисованный персонаж Пинат Пит, парень с выпученными глазами, вечно под кайфом, с косяком в зубах, раздающий направо и налево дельные советы. Lifeline, с одной стороны, заботилось о том, чтобы молодежь получала необходимую ей информацию о наркотиках, а с другой — подавала эту информацию «в чистом виде», не приукрашенной романтическими понятиями «контркультуры» или «расширения сознания». За несколько лет Lifeline стало такой же неотъемлемой частью клубной культуры, как и диджей, и распространяемые им через молодежную прессу советы о том, как уберечь себя от беды, несомненно спасли не одну жизнь.
Идея Е by Gum! была не новой: в 1987 году Lifeline уже выпускало подобный журнал комиксов, но тогда он назывался Smack in the Eye и был предназначен для героинистов [167] Smack in the Eye был оформлен в стиле андеграундных комиксов «Furry Freak Brothers" [168] и полон черного юмора и наркоманского жаргона: никто не собирался читать героинистам морали и проповеди, главное было донести до них необходимую информацию. В то время такая прямолинейность была довольно радикальным шагом. «Нас дважды вызывал к себе начальник прокуратуры, и несколько других агентств по борьбе с наркотиками писали в министерство здравоохранения, требуя прекратить наше финансирование, — вспоминает дизайнер агентства Майк Линнелл. — Мы ожидали нападения со стороны прессы, но вся критика досталась нам от коллег». Философия Lifeline выражалась словами «сокращение вреда»: они понимали, что люди все равно будут принимать наркотики, что бы им ни говорили, и единственным выходом из положения было помочь им сократить риск до минимума. Первое, чем занялись в Lifeline, — это обменом использованных игл на новые одноразовые и раздачей рецептов на метадон — препарат, помогающий справиться с героиновой ломкой, — поскольку их главной задачей в те дни было предотвратить распространение СПИДа среди сидящих на игле наркоманов.
Когда в агентства стали поступать первые сообщения об эйсид-хаусе, они не знали, как на это реагировать. В 80-х их главной заботой была героиновая зависимость и СПИД, а экстази был совершенно новым типом наркотика, с которым они не были знакомы, и принимали его такие люди, с которыми агентства никогда раньше не имели дела. Их первой реакцией было рассмотреть экстази с точки зрения риска заражения СПИДом: они раздавали презервативы и призывали молодежь к безопасному сексу, так как слышали, что экстази — это наркотик любви. Что же касалось самой наркотической зависимости, единственное, чем они могли помочь клабберам, — это предупредить их о том, что экстази является запрещенным веществом категории А и его хранение грозит тюремным заключением. Теперь же Lifeline и другие агентства начали распространять среди людей, употребляющих экстази, идеи о сокращении вреда, однако, несмотря на свою огромную популярность, журналу Е By Gum! было практически нечего сказать о самом наркотике. «Самое интересное в экстази то, — пожимали плечами авторы, — что мы почти ничего о нем не знаем».
В 1988 и 1989 годах, когда эйсид-хаус только набирал обороты, в обществе поднялась большая паника из-за МДМА, но с тех пор газеты, казалось, напрочь забыли и про экстази, и про экстази-культуру, а может быть, решили, что проблема решилась сама собой, когда после принятия закона об ужесточении наказаний в области развлекательных мероприятий нелегальные рейвы переселили в имеющие лицензию клубы. В июне 1991 года реакционный таблоид с многомиллионным тиражом The Sun заявил, что «рейв — это светлый праздник», и опубликовал в середине журнала четырехполосную вкладку с путеводителем по «жаркому танцевальному безумию». Этот путеводитель, опубликованный в самый разгар хардкоровой мании, советовал следующее: «Забудьте про страхи и ужасы эйсид-хауса. Рейвы — это доброе и безоблачное веселье. .. Принимать наркотики в любом виде здесь считается дурным тоном».
