Первая волна листовок, посвященных сокращению вреда экстази, дополненная статьей Мэнди Джеймс, снова разбудила тревогу общественности и вдохновила желтую прессу на целый поток страшных историй, поношений и оскорблений в равной степени как в адрес людей, принимающих экстази, так и в адрес тех, кто заботился об их здоровье. Газеты кричали на все голоса о том, что молодежь нации оказалась, как было сказано в одном заголовке, «в лапах экстази». Были откопаны отчеты коронеров и выставлены напоказ галереи портретов жертв экстази, агентства по борьбе с наркотиками подверглись резкой критике за то, что «сказали детям, что это ничего, если они будут принимать смертельный наркотик» (Тле Star, январь 1992). В конце концов мучающие общественность вопросы попали на обсуждение в парламент. Депутат от консервативной партии Джеральд Говарт потребовал, чтобы министерство внутренних дел лишило финансирования агентство Release, опубликовавшее листовку о сокращении вреда экстази, «до тех пор, пока молодые люди не услышат от него четкого и ясного совета, а именно: "нет, нет и еще раз нет"» (Hansard, февраль 1992).
Летом 1992 года общественная тревога усилилась, когда доктор Джон Генри из Национального совета по отравляющим веществам опубликовал в медицинских журналах две своих работы, одна из которых носила шокирующее название «Экстази и Танец Смерти». На подобное исследование Генри и его коллег вдохновил «небывалый рост» числа запросов об экстази, поданных в Совет в течение 1991 года. Генри проанализировал семь связанных с приемом МДМА смертей и вооружил желтые газеты настоящим рогом изобилия описаний токсических реакций организма на экстази: повышение температуры, конвульсии, нарушение свертываемости крови, нарушения мышечной деятельности, разрушение почек, проблемы с печенью, желтуха. «Экстази повсеместно ошибочно представляется безопасным наркотиком», — писал Генри и предупреждал, что эти смертельные случаи, какими бы редкими они ни были, могут означать приближение настоящей катастрофы. «То, что умерли эти несколько человек, само по себе трагедия, но куда большей трагедией является возможность того, что с каждым годом ситуация будет становиться все хуже. То, что мы видим перед собой сейчас, — массовый эксперимент, окончательные результаты которого станут известны только через несколько лет» (The Lancet, август 1992).
Теория Генри, немедленно получившая поддержку большинства, заключалась в том, что люди, танцующие ночи напролет в жарких, битком набитых помещениях, обильно потеющие и никак не восполняющие потерю жидкости, подвергают свой организм опасности обезвоживания и смерти — с ними происходит то же самое, что с людьми, получившими тепловой удар. Строгий дядя в сером костюме, Генри произнес крылатую фразу, которую будет повторять снова и снова в течение нескольких лет подряд: «Принимать экстази — все равно, что играть в русскую рулетку» (The Star, январь 1992). Однако, хотя танцевальный журнал Mixmag и проявил интерес к теории Генри, задавшись в одном из своих номеров вопросом «Кошмар все-таки начался? », клабберы не желали слышать ничего о том, что «экстази = смерть». От этой мысли отмахивались как от антинаркотической пропаганды, она представлялась нереальной, невозможной, очередным жульничеством со стороны истеблишмента, который не видел разницы между героином и МДМА (но зато с распростертыми объятьями приветствовал алкоголь и никотин) и чья аргументация сводилась к одному только «просто скажи нет», не говоря уже о желтой прессе, которая существовала за счет дезинформации и лжи. На экстази вырастет поколение дегенератов — разве не то же самое они говорили про ЛСД в 60-х? Пускай лучше попробуют сами, это их слегка остудит, говорили клабберы. Пускай попробуют, и тогда они поймут, о чем вообще идет речь.
Какую бы цель ни преследовал Джон Генри, он стал первым человеком, давшим четкое объяснение летальным исходам приема экстази. Наконец-то был найден соответствующий медицинский синдром — тепловой удар — и клабберы могли унять свои страхи, поскольку их заверяли, что смертельной опасности можно избежать. Объединив усилия с Советом по отравляющим веществам, агентства по борьбе с наркотиками начали распространять инструкции по снижению риска обезвоживания, содержащие среди прочего совет выпивать «по пинте воды каждый час». Не перегревайся, не перенапрягайся, и все будет отлично — такова была основная идея новых листовок.
Вооружившись первыми точными медицинскими данными относительно использования экстази в Великобритании, агентства активно взялись за сами клубы. Городской совет Лидса ввел новые требования для клубов, в которые входило предоставление посетителям бесплатной воды из-под крана, а в январе 1993 года, при поддержке городского совета Манчестера, агентство Lifeline начало свою кампанию за безопасные танцы. В задачи кампании входила проверка температуры и качества воздуха в клубах, наличие мест для отдыха и кранов с холодной водой, а также предоставление информации об опасности приема наркотиков. Для клаббе-ров, привыкших к помещениям, напоминавшим перенаселенные парники, в которых для утоления жажды не было другой воды, кроме дорогих бутылок в баре, такие требования к клубам представлялись запоздалым триумфом здравого смысла. Теперь, когда клабберы и пришедшие к согласию агентства действовали сообща, им наконец-то удалось добиться обеспечения безопасных условий для приема экстази. А когда эта проблема была решена, внимание переключилось на сам наркотик.
В октябре 1993-го Time Out опубликовал статью, посвященную главному беспокойству года: наркотики, продаваемые под видом экстази, на самом деле редко являлись МДМА. «Жизни тысяч людей под угрозой, город наводнен поддельными таблетками экстази», — предупреждал журнал. К этому времени на рынке было столько же МДА и МДЭА, сколько и МДМА. Велись бурные обсуждения того, действительно ли одни из них более опасны, чем другие, но все-таки главным поводом для беспокойства оставался вопрос «подставы». «Агентства по борьбе с наркотиками считают, что разбавление героином, ЛСД и даже битым стеклом и крысиным ядом в конце концов заставит клабберов начать остерегаться наркотика из-за ужасных побочных эффектов», — писал в ноябре журнал Time Out. Страшная история о битом стекле оказалась основанной на непонятно кем рассказанной байке, а информация о разбавлении героином была верной только наполовину: в таблетках с МДМА ни разу не было обнаружено героина, зато его находили в таблетках, которые выдавали за экстази и в которых помимо героина были другие вещества, такие как, например, эфедрин. Статья упоминала и клубную паранойю того времени, связанную со всеобщей уверенностью в том, что на самом деле опасность заключается не в самом порошке экстази, а в зараженных капсулах.
Чтобы во всем этом начали сомневаться, понадобилось три смертельных случая в клубе Hangar 13 шотландского города Эйр. Все три смерти пришлись на 1994 год и стали первыми в Шотландии смертельными случаями, связанными с экстази. Они до глубины души потрясли клабберов и агентства и заставили и тех и других задуматься. Партии подставного экстази, разбавленного кетами-ном и другими веществами, употребление ГГБ [169], предположение о том, что МДА — это «экстази-убийца», — как только не пытались объяснить смерти в Шотландии. Некоторые сенсационные материалы в прессе возлагали вину на брутальный шотландский рейв, описывая клуб Hangar 13 как диско-лагерь смертников, в котором голые по пояс тинэйджеры горстями заглатывают экстази, предварительно наевшись бумажек «спида» и желатиновых таблеток темазепама, заливая все это бутылками дешевого и крепкого тонизирующего бакфастского вина и впадая в полнейшее беспамятство под брутальный техно-грохот. Никто не хотел поверить в то, что экстази, чудо-наркотик, безобидный эмпатоген [170] из калифорнийской мечты и «лета любви» эйсид-хауса, может быть причиной смерти. Однако дальнейшее расследование смертей в клубе Hangar 13 показало, что все трое молодых людей накануне случившегося принимали МДМА.
