-- Ты знаешь, что Сенмут достраивает плотину на пороге Суины, которая позволит избежать вреда крупных разливов, подавать воду во время слабых, да ещё и питать землю в сезон засух. Строится канал, выше Тина к западному оазису. С водоподъёмниками, двумя рукотворными озёрами, он позволит получить новой плодородной земли, как в целой четверти Долины! Это будет нескоро, да. Но осваиваются новые земли. Мы сможем сманивать туда крестьян целыми общинами. Надо осваивать Та-Нетер, поистине, это благословенная земля. Скоро появится много дешёвого железа, интересная порода коней, вязанных с ишаками -- у эллинов заимствовали. Они очень выносливы. Плодородные земли расширятся. Временно снизим подати... Конечно, надо бы созвать Священный или даже Великий Совет с привлечением чиновников и тех, высокородных, кто занимается сим.

-- И надо что-то делать с поклонением Итану, -- добавил Маатеманх.

-- Думаешь, гроза по-прежнему неминуема?

-- Я не Видящий, -- покачал головой Маатеманх.

Ипи некоторое время молчал.

-- Ладно. Отвлеклись. Насчёт "своего мерзавца" -- дело не в его шаловливых ручках. Не забывай -- Нубнефер ещё и отличный корабел, и удачливый купец с хорошим флотом, что весьма полезно Двойной Короне, Нетеру свидетели!

-- Ходят слухи, он ещё и пират, -- кивнул Маатеманх.

-- Ты так говоришь, как будто это что-то плохое, -- усмехнулся Ипи, -- он же не корабли ремту потрошит, а грабит чужаков.

-- Ого! -- воскликнул "первый мудрец", -- слышал бы сейчас тебя наш благородный Величайший!

-- Думаешь, он воспылал бы праведным негодованием? Зря. Тутимосе прекрасно знает, что живя с детства в змеином клубке, который представлял собой двор Самозванки, я совершенно утратил почтение к лицемерной нравственности. Не зря же фенех всюду кричат, что "Горсиантеф не имеет ни стыда, ни совести, ни жалости".

-- Ты лукавишь, Ипи. Я знаю, что ты не таков. Потому что не такова Мерит.

-- Если и не таков, то лишь потому, что у обречённых властвовать, вместо нравственности -- целесообразность и неподъёмный груз ответственности. Мы с Мерит-Ра сумели поднять эту тяжесть. И потому, выбирая -- погубить в честном бою тысячу воинов Та-Кем, или одной отравленной стрелой добиться победы, всегда избирали второй путь. Все, что во благо Священной Земли -- нам нравственно. Ростовщичество, обман, убийства, отравления, развязывание войн промеж нашими врагами и множество иного, что для обычного человека -- подло. Мы привыкли хлебать золотой ложкой из серебряной чаши яство из крови и нечистот, приправленное мёдом и благовониями. Ты едва касаешься этого варева...

Маатеманх медленно кивнул.

-- Да, я понимаю тебя.

-- Хорошо, если так... А то мне иногда кажется, что меня даже Величайший не совсем понимает, хотя все что мы пережили, почти равной долей выпало на обоих.

-- Величайший всегда предпочитал честный бой, грудь на грудь, -- подтвердил Маатеманх.

-- Да, -- кивнул Ипи, -- он считает, что силы Та-Кем достаточно, чтобы сокрушить любого врага. Я так не считаю. Особенно после появления Александра. Что же касается нравственности... Знаешь, меня весьма заинтересовал рассказ Птолемея об эллинах, которые видят высшую добродетель в презрении условностей и предельном упрощении жизни.

-- О киниках?

-- Да.

-- Они же, по его словам, отрицают государство, а ты -- один из столпов, на которых оно держится. Противоречие.

-- Может быть. Но меня особенно впечатлили переданные Птолемеем слова Александра, который якобы некогда заявил, что хотел бы жить в бочке и поплёвывать на всех, если бы не царский венец.

-- Ты тоже хочешь в бочку?

-- В такую, чтобы нечестивые царьки меня и там боялись! -- хохотнул Ипи и добавил, -- и велика ли разница промеж Домом Маат, крылом дворца внутри Ипет-Сут и оной бочкой... Да и благородство Величайшего, кстати -- тоже своего рода щит против интриг мачехи. Все мы, кому даны скипетры и троны, прячем лица под масками...

Маатеманх некоторое время молчал. Потом спросил:

-- Так как ты собираешься поступить с Нубнефером?

-- Я его не только не сошлю, -- ответил Ипи, -- но и увеличу жалование и дам немного земли и ссуду на пять сезонов, сто двадцать хека, без роста. Дам, конечно, только сорок, но должен он мне будет именно сто двадцать. Расписки подготовлю. И не только долговые -- пусть то золото, что взято нечестно за эти годы у меня, у шепсера Шедита, а так же подати, что утаены от Серебряного дома Величайшего, он отпишет мне, составив при свидетелях. И пусть ими будут наиболее опытные воины отряда "Нейти".

-- О! -- Маатеманх рассмеялся, -- ты ещё вино с ним распей при сих достойных Исполнителях Приговоров Величайшей. Если не захлебнётся насмерть, да сердце не остановится от страха, будет верен тебе как никто иной!

"Мудрец" унял свой смех, стараясь более не представлять, как вороватый чиновник и торговец Нубнефер будет подписывать папирусы дарения в присутствии воинов, отправлявших к Апопу властителей Калху, Яхмада и Фенех. Кто-то из них будет покручивать в пальцах наконечник, с травленым кислотой желобком для яда, кто-то -- склянку синего стекла.

-- Боюсь, что эту сцену придётся разыгрывать тебе.

-- Почему? -- удивился Маатеманх.

-- Увы, я не в силах тебе объяснить. Но, боюсь, что не смогу надолго задержаться в древнем священном городе. Апоп готовит мне новое коварство, но это не предзнание, иначе бы я не стал таиться от тебя, выложив все и испросив совета. Смутная и тяжкая тень предчувствия. Того, что скоро мне опять выходить в море, и на этот раз -- уже на битву. Думаешь, почему я так тороплю Аменсенеба с ремонтом ударных и осадных ладей?

-- Боюсь, мои "мудрецы" ничем не помогут тебе, достойнейший, -- Маатеманх вздохнул, -- Нимаатра с Ранебом и Энилом обошли южный берег Зелёных Вод, основали два небольших городка Тинемша и Аанехени, там где вы с Величайшим указали -- в месте, недалеко от Та-Кем, где земли Та-Неху вдаются в море, в конце громадного залива, напротив одного из островов Шарден, прозванного Собачим. Установили с несколькими вождями Шарден мир, обустроили поселение ещё и на оном острове. Даровали много золота, взяли высокородных заложников. И ещё наёмников, особенно из пиратов, почти три тысячи. По пути, сова прилетела совсем недавно, заглянули в столицу царя Дома Секиры, Аримина. У него хватило самонадеянности и глупости бросить две сотни ладей на Нимаатра, но там же случились и Энил с Ранебом... Наши потеряли одну "убийцу" из пяти, но владыка Секиры лишился всего флота. Вышедших в море сожгли или передавили, как А-абу[50] гиен. Знаменосец Тауи Уинут[51] пишет, что для последнего весьма пригодились не только "убийцы", измышленные самим Величайшим, но и ладьи Энила. Взяли значительную добычу.

Ипи слушал Маатеманха очень внимательно, каждое слово могло объяснить странное предчувствие. Но пока Ка Ранефера не отзывался... Нет то...

-- А знаешь, кто сражался на стороне царя Секиры? -- спросил "первый мудрец".

-- Кто?

-- Наши спалили в том бою несколько "гиммелей"!

Ипи прищурился. "Гиммель" -- третий значок в письме фенех, которое переняли эллины. Именно этим словом теперь в Гебале и Тидиане называли новые ладьи с тремя рядами весел, идею которых подсмотрели у пришельцев. Не только ремту способны примечать все новое и интересное.

-- "Гиммели" на службе у царя Секиры? -- спросил Верховный Хранитель.

-- Фенех и Ка свой, и детей своих продадут, если золото сверкнёт, -- ответил Маатеманх, -- что за народ...

-- А вот теперь, подробней, достойнейший! -- сказал Ипи полушёпотом.

-- Куда уж подробней... -- "первый мудрец" снова вздохнул, -- умён Шинбаал, но молод и неопытен. Помнишь же, после ухода нечестивцев из Тисури, наши занимались снятием с мели брошенных ладей эллинов и фенех.

-- Причём тут неопытность Шинбаала?

-- Не был ты в Ушу после македонян. А я сразу прибыл, -- Маатеманх помрачнел и голос его стал звучать глуше, -- не видел раздутых трупов женщин, которым после насилия перерезали горло. Не видел детей, брошенных на копья. Некоторым просто головы о камни разбивали...