— Чтобы ничто не угрожало нам, — возразила она. — Гас стал законченным параноиком.
— Если хотите, я с удовольствием побеседую с Анной Лэнгли, — предложил я.
Снова звякнул таймер, извещая о готовности второй порции печенья. Клодия достала его из духовки. И минуту спустя возвратилась к столу, неся блюдо с горкой печенья из первой партии.
Я взял одно, раскусил. Печенье было еще теплым, шоколадная крошка на нем наполовину растаяла.
— О Боже, — прошептал я.
— Что, вкусно? — улыбнулась она.
— Вы лучше уберите это блюдо подальше от меня.
— Если вам удастся поговорить с мисс Лэнгли, — сказала Клодия, — прошу вас, извинитесь перед ней от моего имени за то, что я была с ней груба. Насколько мне известно, Гасу она всегда нравилась, он доверял ей. Скажите, что я буду только рада, если она станет и дальше заниматься его делами.
Клодия замялась, потом прибавила:
— И что вы будете присматривать за соблюдением моих законных прав. Хорошо?
— Договорились, — ответил я.
Она улыбнулась:
— Знаете, у меня словно гора с плеч свалилась. Теперь я понимаю, что нашла в вас Алекс.
— Значит, нас уже трое, — сказал я.
В понедельник я все утро просовещался с клиентами, потом у меня состоялся ланч с одним адвокатом, так что возможность позвонить Филиппу Трапело представилась мне только в два часа дня.
Услышав его записанный телефоном голос, предложивший мне оставить сообщение, я назвался адвокатом Гаса и Клодии Шоу и сказал, что мне необходимо поговорить с ним по неотложному делу. Продиктовал номер своего телефона и попросил перезвонить мне как можно скорее.
Номер Анны Лэнгли, который дала мне Клодия, имел код бостонской зоны, 617, и тоже позволил мне пообщаться лишь с голосовой почтой. Я сказал, что являюсь адвокатом супруги Огастина Шоу и хочу обсудить кое-какие вопросы, связанные с его фотографиями.
Примерно час спустя, когда я возился с документами, в дверь моего кабинета постучали, и вошла Джули. Войдя в кабинет, она плотно затворила дверь за собой.
— Пришли мистер и миссис Эппинг. Я сказала им, что ты занят. Они ответили, что готовы ждать, когда ты освободишься, ждать сколько придется. По-моему, они кипят от злости.
— Я понимаю, что впускать ко мне тех, кто приходит без предварительной записи, это для тебя нож острый, — сказал я. — И все же давай не будем заставлять Эппингов ждать. Веди их сюда.
— Ладно, — сказала Джули и вышла.
Через минуту она вернулась, ведя за собой Эппингов.
Я встал, обошел вокруг стола, пожал Дугу и Мэри руки.
— Присядем, — указал я на предназначенный для посетителей диван.
— Я не хочу сидеть, — заявил Дуг.
Мэри тем не менее села, потянула его за рукав, и Дуг уселся рядом с ней.
Я опустился в кресло.
— По-моему, вы чем-то сильно взволнованы, — сказал я.
— Это он взволнован, — ответила Мэри. — Вот уже неделю, Брейди, с той самой минуты, как я пересказала ему наш с вами разговор. Насчет роспуска корпорации. Я-то не взволнована, я спокойна.
— Мне необходима уверенность в том, что я понял все правильно, — заявил Дуг. — Вы сказали, что мы не сможем прижать этого сукина сына. И Делани сойдет с рук то, что он сотворил с нашими вещами?
— Это, конечно, неправильно, но таков закон, — ответил я. — Закон ведь рассчитан не на все случаи жизни, Дуг.
Он вдруг улыбнулся:
— Это точно. Мне просто хотелось услышать, как вы это скажете.
— Да? Что именно?
— Вы сказали, что закон рассчитан не на все случаи жизни, — ответил он. — Сказали, что иногда людям приходится брать дело в свои руки.
— Это не совсем то, что я сказал. Вы что-то задумали?
— Вообще-то я предпочел бы воспользоваться пистолетом сорок пятого калибра — и воспользоваться с близкого расстояния, — сообщил Дуг. — Но мы с Мэри решили начать пикетировать мерзкого ублюдка. Расхаживать взад-вперед по улице перед его офисом, пока мистер Делани не признает, что попортил наше имущество, и не выпишет нам чек.
— Мэри? — спросил я. — Вы тоже собираетесь участвовать в этом?
— Еще как, — ответила она. — Собственно говоря, это моя идея. Нам только не хочется, чтобы нас арестовали. По крайней мере мне не хочется. Дугу, по-моему, уже все равно.
— И поэтому нам необходима уверенность в том, что мы не нарушим никаких законов, — сказал Дуг. — Уж попадать под арест, так за что-нибудь стоящее. За убийство, к примеру. Потому мы к вам и пришли. Мы хотим проделать все по закону.
Я откинулся на спинку кресла, улыбнулся.
— Это ваше священное право, и прибегнуть к нему — дело куда более умное, чем совершить убийство. Вы воспользуетесь свободой слова. Не вторгайтесь в пределы частной собственности. Не препятствуйте движению транспорта и пешеходов. Можете раздавать листовки, можете разговаривать с каждым, кто пожелает вас выслушать. Главное — ни к кому не приставать. Плакаты у вас будут?
— Разумеется, — ответил Дуг.
— На них не должно значиться имя Делани, — сказал я. — Это могут истолковать как оскорбление личности. Не используйте ругательных, да и просто грубых слов. Позаботьтесь о том, чтобы каждое слово было правдивым. Вот практически и все. И постарайтесь держать меня в курсе всех новостей.
Дуг и Мэри улыбались и кивали.
Я встал, они тоже. Мы вышли в приемную, Дуг пожал мне руку. Мэри же настояла на том, чтобы обнять меня.
— Ведите себя прилично, ребятки, — сказал я. — Оденьтесь потеплее — и насчет правильной обуви не забудьте.
Эппинги ушли, Джули вопросительно приподняла брови:
— Что?
— Они надумали пикетировать компанию перевозчиков.
Джули улыбнулась:
— Ну чисто школьники старших классов. — Она пошарила по столу и отыскала желтый клейкий листок. — Пока ты совещался с ними, тебе позвонили. Мистер Трапело, он сказал, что перезванивает по твоей просьбе.
Я возвратился в кабинет, набрал номер Филиппа Трапело. И после двух гудков услышал низкий мужской голос, произнесший:
— Трапело.
— Брейди Койн, — сказал я.
— Откуда у вас мой номер?
— Получил от Клодии Шоу, — сказал я. — Я хочу поговорить с вами о Гасе.
— Мы разговариваем только с теми, кто состоит в нашей группе, — сказал он.
— Я понимаю. Однако вы же знали Гаса лично. А я всего лишь помогаю его родным достичь какой-то ясности.
— Гас покончил с собой. Он предал нас, — сказал Трапело.
— И это понимаю, — согласился я. — Но мне все же хотелось бы угостить вас выпивкой, поговорить. Вне всякого протокола, и вы можете сказать мне лишь то, что сочтете нужным. Вы же понимаете, жене и сестре Гаса очень трудно смириться со случившимся. Да и мне тоже.
— Вы думаете, что это не было самоубийством?
— Полиция утверждает, что было, — ответил я. — А у меня еще остаются небольшие сомнения. Таково проклятие моей профессии.
Долгую минуту он молчал, потом произнес:
— Ладно, только не ждите, что я буду пересказывать вам что-либо из происходившего на наших собраниях. Гас был хорошим парнем. Да и родных его жалко. Вы сейчас в Бостоне?
— Да, — ответил я, — но могу встретиться с вами, где пожелаете.
— Дом ветеранов войны в Берлингтоне знаете?
— Нет.
— Это на Миддлсекском шоссе, проедете немного на запад от торгового центра и сразу его увидите. Как насчет восьми?
Я посмотрел на часы. Четыре с минутами.
— Буду, — сказал я. — Как я вас узнаю?
— Просто спросите Сержанта, — ответил Филипп Трапело.
Пока Генри шумно уплетал, сунув морду в миску, свой обед, я уложил поджаренное яйцо между двумя овсяными хлебцами и поставил тарелку с этим сэндвичем на кухонный стол.
Когда я доел его, было уже почти четверть восьмого. Я достал из шкафа куртку. Генри сидел передо мной, не спуская с меня глаз, говоривших: «Вот сейчас ты уедешь и никогда уже не вернешься».
— Тебе хочется прокатиться на машине? — спросил я у него.
«Прокатиться на машине» — это одна из фраз, входящих в состав обширного словаря моего пса.