Словом, такой вот пролог.
Теперь сама история.
Перед главной площадью Города Полковников для парада, колоннами, строились войска. В каждом городе, даже таком «неправильном», как Город Полковников, должна быть площадь.
Она и была. С простым названием: Московская.
Вдоль одной длинной стороны — парадное здание штаба (никаких реальных оперативно-технических функций, чисто представительское сооружение), вдоль другой — длиннейшая галерея Центрального универмага. На южном торце — собор Архистратига Михаила с памятником Героям, на северном — музей Воинской Славы.
Ничего не напоминает? Правильно. Тень Красной площади на другой стороне обитаемого космоса.
И как бывало в грозную пору, площадь принимала парад, с которого людям суждено отправиться в огонь.
Клоны не торопились. Адмирал Пентад Шахрави тщательно собирал Группу Флотов «Гайомарт» на дальних рубежах системы С-801. И прямо в эти секунды причесывала те рубежи дозорная гребенка флуггеров.
Самое время для последнего парада.
Десятки камер нацелились на площадь. Голограмма транслировалась на все без исключения боевые посты. Так что те, кого не оказалось в парадных коробках, смогли поучаствовать через электронное посредство.
Я не попал в число дежурных истребителей, которые выгуливали разведфлуггеры «Асмодей». Первой выпало отдуваться эскадрилье И-02. Я стоял в строю на ангарной палубе — самом большом помещении авианосца. Вся капитальная переборка превратилась в огромный трехмерный экран, перед которым замерло знамя, контр-адмирал Канатчиков и руководитель полетов Шубин. А за ними — мы. Пилоты, техники, канониры, ходовики, связисты, химики, медицина и так далее по боевой номенклатуре.
Сокрушительные киловатты раскатили в воздухе громокипящие слова:
— Парад, смирно!
Сводная дивизия щелкнула тысячами каблуков.
— Побатальонно! На одного линейного дистанции! Первый батальон пр-р-рямо! Остальные на-право! На плечо!
Автоматы с лязгом взлетели вверх…
— Равнение направо! Шагом марш!
Осназ, крепостная пехота, мобильная пехота, все в боевых скафандрах, никакой праздничной мишуры. Забрала подняты, но дыхательные маски надеты. Бронированные ботинки грохочут по площади, вздымая снежную пыль. Следом — танки и самоходное ПКО. Вот они выстроились лицом к штабу, а над площадью на бреющем полете пронеслись флуггеры крепостного авиакрыла.
— Равнение на знамя!
Над площадью плывут полотнища.
Свидетели боевой славы минувших веков: черный орел на золоте, что видел Бородинское поле, изорванный пушечными ядрами под Севастополем Андреевский стяг, Красное Знамя с золотой звездой, серпом и молотом — то самое, священное, реявшее над осажденной Москвой в сорок первом…
Настоящие, никаких новоделов… А потом наши родные: армия, флот и трепещущий на ветру русский орленый триколор.
И гремело над площадью «Славься»!
И объезжал войска главком. И «ур-р-ра» из тысяч глоток, усиленное динамиками, раскололо небо. И звучала речь Председателя Совета Обороны.
А потом войска развернулись, сделав круг по площади, и ушли на войну. И провожал их золоченой бронзой и звонкой медью Государственный Гимн Российской Директории.
Когда трансляция прервалась и трехмерную глубину заменила унылая броня переборки, Канатчиков повернулся кру-у-угом, скрежетнув по палубе ножнами меча.
— С Богом, — коротко сказал он. — Боевые расчеты, занять места согласно расписанию. Пилоты, по машинам!
Десантный авианосец «Ганавад»,
военно-космический флот Великой Конкордии
Район планеты С-801-7, система С-801
Спецназ «Скорпион» по команде занял места в планерах. Это было давно, целых двадцать минут назад. Двадцать минут перед броском — это очень много.
Взвод лейтенанта Шираза в образцовом порядке разместился в герметичном отсеке малого планера. Спецназ — слишком ценная фигура на шахматной доске, чтобы рисковать целой ротой, сажая ее на один большой борт. Взводные планеры — привилегия элиты. Вслед за ними устремятся на обреченную планету танкодесантные корабли, флуггеры и катера. Они повезут на расчищенные площадки пехоту, танки и вертолеты.
Но чистить дорогу — им, «скорпионам». И флуггерам, разумеется. Иногда Шираз жалел, что не стал пилотом, как его старший брат Сиявуш.
Боевая задача поставлена. Их цель — космодром «А». Упасть на голову, выжечь всё жаром посадочных двигателей и ввязаться в ближний бой, в котором «Скорпиону» нет равных.
И что же?
Ничего. Полное бездействие. Полчаса. Сорок минут. Нельзя ждать на войне, когда войскам отдан приказ «готовность ноль». Солдаты перегорают, даже элита.
Шираз оглянулся.
Элита нынче — так себе.
Вроде бы всё хорошо: скафандры матово сияют. Оружие в стойках по правую руку от каждого кресла. Двадцать кресел с одной стороны, двадцать — с другой. Позади — десантная аппарель, спереди возле командирского пульта — его место.
Ах, как красивы скафандры! Шираз любил их. Легкие и удобные «Вананд» — полководец Юга, который обеспечивает движение Солнца и Луны, служит для освещения мира и способствует рождению и росту всего в авестийской традиции. Обязывающее название.
Вот только содержимое тех скафандров подкачало. Лучшие кадры погибли на Грозном! Сперва штурм Новогеоргиевска, а потом бесконечная беготня по джунглям! Хитрые русские дэвы успели сбежать в леса… Там был ад. Жаркий и мокрый ад. Минные поля, автономные снайперские точки, управляемые фугасные огнеметы и — убийственно точные снаряды, направляемые из-под прикрытия уральской танковой брони.
От взвода, с которым он начинал войну, остались пятеро. Пулеметчик Фируни, Савант, Вариз, Сраош и Гомен — здоровяк и добряк. Последние четверо теперь командиры отделений. Потому что кто еще?
Вот оно, пополнение… Потомственные пехлеваны, бойцы отменной выучки. И ни одного боя, проклятие! Уже балагурят. Перегорели.
— Видели мой плазмомет?! А?! Огненный шторм! Спорим, я первый подобью русский танк?
— Давай я подобью твою сестру, Мани, ха-ха-ха!
— Заткнись!
— А я, парни, обещал своей настоящий русский меч. Убью полковника и отберу!
— Скажи, ашвант Мирое, за каким дэвом твоей девушке русский меч? Не самый полезный подарок!
— Просто у пехлевана Мирое собственный меч подкачал — нужен запасной, ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха!
— Не, ребята, серьезно. Схватимся с их осназом, я слышал, на планете его много. Достойные бойцы. Я убью полковника, получу орден и заберу меч. Говорят, их полковники ходят в бой с мечами. Только бы дошло до рукопашной…
Шираз отвернулся. Почесал надгубье. Усы, которые он отрастил на спор с командиром второго взвода, с непривычки здорово мешали. Никогда не любил волосы на лице — и тут на тебе.
«Болтают… и болтают, и болтают… одернуть, что ли? — подумал он. — А, пусть их. Молодые, кровь кипит».
Поверх всеобщего безудержного хвастовства лег голос Фируза. Пулеметчик отличался некрупным сложением, и голос был под стать. Но как в бою он умел накрыть огнём все поле, так и сейчас его слова покрыли легковесную трепотню.
— Слышишь, салага! Да-да, ты! — Вожделевший полковничьего меча боец обернулся. — Во-первых, не трещи, голова пухнет. Во-вторых, слушай больше всяких дебилов на гражданке. Сам подумай: за каким дэвом на поле боя меч?! В-третьих, ты хоть раз встречался с русским осназом?
— И что такого?! — распетушился молодой. — Я уже все придумал! Всажу штурмовой бур вот сюда.
Он поднял руку.
— Под мышку, где бронепластины расходятся. Чисто. Как учили.
— Друг, мой тебе совет: забудь свои смешные приемчики. Целее будешь. — Фируз похлопал по цевью пулемета. — Вот твое оружие. Если «скорпион» бодается с противником на кулачках — это плохой «скорпион».
— Почему?!
— Потому. — Фируз усмехнулся и погладил шрам поперек носа. — Это значит, что «скорпион» потерял автомат и пистолет. Плохой «скорпион» — мертвый «скорпион». Пойми, парень, если тебе не повезет схватиться с полковником осназ врукопашную, он располосует тебя из «Тульского Шандыбина»! Ты не успеешь даже замахнуться своей ковырялкой! Стреляй, стреляй до последнего, на любой дистанции…