последнее письмо. Не заметила, как пожелтели травы. С притихшим сердцем прошла по старым
тропкам, поднялась на утес к молчаливому лосю, крикнула протяжно от боли и, опустившись к
его ногам, выплакала над Сергой все слезы, какие накопила за свою счастливую жизнь...
И не стало больше в Нижних Сергах Маруси Банниковой.
Теперь в магазинчике возле курорта торговала Маруська! Не магазин, а лавочка: любая
шутка к месту, любой покупатель-мужик — первый гость, а коли с веселым вином придет — так
и стакан найдется! Только смеялась красавица продавщица громче, словно старалась, чтобы
слышали ее всюду. И теперь, дав себе свободу, роняла одного. за другим мужиков, из которых
одни сгоряча рвали семейные постромки, другие впадали в безудержное пьянство от холодного
равнодушия Маруськи. Она же с лихим хохотом глядела в сторону ненавистных бабьих
взглядов, знала — никому не извести ее!
Не даст Маруська промашки!
Дома по утрам, подкрашиваясь перед зеркалом, не замечала горестного материнского
взгляда. За шутками да смешками проглядела, когда сама зазвала к себе кавалера, впервые
истратившись на него. Надеялась: придет случай — расплатится за себя.
А случая не было.
И вот — тюрьма!.. Вернулась через три года.
И диву дались люди! Смеется Маруська веселее прежнего. Только работать поступать не
спешит. И, как бывало, вертит налево и направо молодыми и старыми мужиками...
—...В душу к ней лезть не будем, Василий Васильевич,— говорил Чернов,— а спросить о
госте должны. Если он человек порядочный и далек от вещей противозаконных, так ей с нами
говорить просто. Думаю, поймет.
— Пойду к ней снова. Может быть, вернулась домой,— поднялся Алферов.
— Василий Васильевич, ты в семь-то часов сюда не приходи,— предупредил его Чернов.
— Но Марусю мне достань сегодня обязательно. Я тут до ночи буду. .— И проговорил
озабоченно: — Что Штокин принесет, интересно...
— А с Мартьяновым-то как быть, Олег Владимирович? — уже от двери спросил Алферов.
— Наведывался к нему: в стельку пьяный лежит. Караулить его, что ли, когда протрезвеет?
— Не надеешься, так привези в вытрезвитель,— посоветовал Чернов.— А потом
поговорим. Алферов посветлел от улыбки:
— Прямой резон, пожалуй! Хоть помоется. Сейчас прямо и слетаю на машине!
И бодро шагнул из кабинета. Но через минуту заглянул обратно:
— Платки газовые, Олег Владимирович, привезли в магазин в субботу. В тот же день и
начали ими торговать после перерыва. Так что Маруськина-то обнова беспокойная...
До семи часов оставалось еще полтора часа, и Чернов решил пройтись по ближайшим
магазинам. По пути от одного магазина до другого не забыл заглянуть и в продуктовый киоск.
Даже в столовую зашел и спросил в буфете:
— Папирос «Дели» случайно нет?
И всюду один ответ:
— Нет.
На окраины решил не ходить. Сразу направился в горторготдел. Заведующий встретил его
озабоченно:
— Как думаете, найдем?..
Олег Владимирович ответил пободрее:
— Пытаемся...— Прошелся по кабинету раз, другой и спросил очень серьезно: — Хотите
нам помочь?
— Зачем об этом спрашивать, Олег Владимирович! — прямо-таки трагическим голосом
воскликнул заведующий.
— Узнайте, пожалуйста, когда в Нижние Серги завозились папиросы «Дели»,— попросил
Чернов.
Заведующий на мгновение замер в недоумении, но, поняв, что Чернов не шутит, сразу
схватился за телефонную трубку и нажал на звонок к секретарше. Когда та вошла, приказал, как
будто отдал боевое задание:
— Караулкина ко мне! — И закричал в трубку:— Председателя райпотребсоюза!..
Выбрав паузу между очередным звонком, Олег Владимирович приложил руку к шляпе:
— Если результат удастся получить сегодня, позвоните мне. Я буду у себя до ночи. Пока!..
И вышел из кабинета.
...Участковые уполномоченные выкладывали ворохи всевозможных новостей, но Олег
Владимирович не услышал ни одной, которая бы представляла оперативный интерес. Гостей за
воскресенье в Нижних Сергах побывало много, но к вечеру они дошли до такого состояния, что
большинство из них при всем желании не могли взобраться даже на кровать, не говоря о крыше.
Васюков, закончивший в паспортном отделении выборку лиц, вернувшихся из заключения,
назвал и преступления, за которые они отбывали наказания. Таких, что крали из квартир,
магазинов и складов по всему району, оказалось всего двадцать девять человек.
— За полгода,— уточнил Васюков.— Но и среди них я лично не вижу ни одного, который
бы мог совершить сегодняшнее преступление.
— А вдруг они в тюрьме свои курсы повышения квалификации прошли? — пошутил кто-
то.
Необычно громким показался телефонный звонок, длинный, с неравномерными короткими
перерывами. Чернов схватил трубку и вытянул свободную руку, призывая молчать. Бросил
только торопливо:
— Щипахин!..— И в трубку: — Слушаю тебя!.. Так...— Взглянул на всех, вытянувших
шеи в его сторону, улыбнулся:— Хорошо!.. Эх! А мы, деревенщина, недоперли... Чего же ты
так?.. Ну, возвращайся.— И, положив трубку, коротко доложил: — Научно-технический отдел
дал заключение, что следы на бумаге и в огороде за складом принадлежат одному и тому же
человеку. Установили это с трудом, так как Щипахин по дороге умудрился расколоть слепок на
три части. Ехал-то на грузовой!.. И еще: мы тут гадали насчет продольных штрихов на следе,
обнаруженном в огороде, помните? Так вот: в научно-техническом отделе предполагают, что
преступник поверх ботинок натянул носки, чтобы след был неясным. Понятно?
— Значит, точно не наш, не нижнесергинский, залезал в магазин! — откликнулся сразу
кто-то.— Наш бы ни за что не стал носки портить. Даю голову на отсечение!..
И враз зашевелились все: кто захохотал, кто заговорил с соседом, а заядлые курильщики
дружно защелкали портсигарами.
Уже когда расходились с совещания, часов около девяти, в горотдел пришел Штокин.
— Докладывай, как прожил эти дни твой Угораев,— сразу призвал его к себе Чернов.
— Нормально,— ответил Штокин. Он полез в свой планшет, порылся в нем и достал
листок бумаги, приготовившись рассказывать по порядку.— Начнем с воскресенья... Угораев
одинокий и живет на частной квартире в доме пенсионера Петунина, здешнего уроженца.
Петунин этот всю жизнь проработал на хлебозаводе, дом у них справный — на двоих со
старухой. Угораев за десятку живет в отдельной комнатушке. Значит, так... Жалоб на Угораева
никаких нет. Старуха Петунина говорит, что он почти никуда не ходит, даже — в кино. С бабами
тоже вроде бы не водится, хотя и одинокий. Выпивает только после получки, и то дома. Сказала,
что иногда сам выпрашивает что-нибудь поделать по хозяйству из тяжелой работы: дрова
поколоть, навоз от конюшни отбросать и всякое разное...
— Ты с воскресенья давай,— попросил Олег Владимирович.
— Воскресенье...—Штокин глядел в свою бумагу.— В пятницу вечером, значит, Угораев
на заводской машине уехал в Свердловск в командировку за какими-то запчастями, вернулся
только к утру воскресенья...
— Проверил на заводе?
— Да не сбивайте вы меня, Олег Владимирович, я сам еще собьюсь!.. Все проверил,
конечно. Так... Воскресенье проспал дома с дороги, потому что вечером должен был выходить
на работу в ночную смену. К пяти, значит ушел, а домой вернулся около двух ночи. Все
нормально...
— По дороге никуда не заходил? — опять не удержался Чернов.
— Нет,— ответил Штокин.— Возвращался с моим соседом Гришкой Нецветаевым и еще
каким-то мужиком из нашего края. Это я у Гришки узнал, когда на завод заходил.
— Ты на заводе-то тоже был, что ли?
— Сейчас оттуда... Дальше. В понедельник Угораев тоже работал в ночную. И Гришка
