Паршуков показал пологий спуск, где удобнее съехать вниз.
Поставив машину, как потребовали, шофер подошел к Моисеенко.
— Вот это все надо забрать,— объяснил тот, кивнув на кучу тряпья и кости.— Брезент
привез?
— Привез,— ответил шофер, но, взглянув туда, куда показывал оперуполномоченный,
присвистнул и полез в кабину.— Повезти повезу. А от этой работы избавьте, братцы!
И решительно хлопнул дверкой.
3
Совещание в городском отделе длилось недолго и прошло по-деловому. Может, оттого, что
всякая поспешность, а ее часто смешивают с понятием оперативности, в данном случае теряла
смысл. Давность преступления, предстоящие трудности с установлением личности убитого, не
говоря уже о поисках свидетелей и виновных, были настолько очевидными, что никто не
решился на скоропалительное предположение. Поэтому, когда зашел разговор о плане
первичных мероприятий, сразу же вмешался Дмитрий Николаевич Суетин:
— Сейчас пока нет необходимости составлять обширный план следственных
мероприятий. Кто убит? Когда? Каковы хотя бы самые основные приметы его внешности: рост,
возраст? Что расскажут нам квитанция и удостоверение?.. Мы ничего не знаем! Какой же смысл
толочь воду в ступе? Давайте определим самые первые свои шаги.
— Надо запросить область о всех пропавших без вести,— предложил кто-то.
— Еще что? — язвительно обернулся на голос Моисеенко.— Подождем лучше мнения
медицинских экспертов и результатов исследования документов. Если врачи скажут, что труп
пролежал год, проверим потерявшихся за полтора года, если два, то работы, сами понимаете,
прибавится. Узнав примерный возраст, мы определенно сократим поиск втрое. Даже
представление о росте убитого исключит массу ненужных усилий. А документ?.. Горячкой
только мозги закоптим.
— Без установления личности убитого дело не двинется. Это ясно как день,— закончил
его мысль Суетин.— Но я полагаю все-таки, что нужно, не ожидая установления личности, уже
теперь определить предполагаемую картину совершения преступления и думать о выявлении
свидетелей. Кто думает иначе?
Следователю не ответили.
Порешив ждать заключения экспертов, разошлись.
Суетин и Моисеенко задержались.
— И что же думает про себя старший оперуполномоченный? — спросил Суетин.
— Он думает,— отозвался в тон Моисеенко,— что надолго и всерьез увязнет в этой
истории.— И заговорил с горечью:—Ты ведь знаешь, как бывает у нас с убийствами. Неделю-
две наше начальство будет одобрительно взирать со стороны на розыскную возню и ждать от нас
чуда. Потом дней на десять замолчит. Затем начнется самое «приятное»: удивление от имени
общественности, что преступление все еще не раскрыто, хотя преступник и не на луне. Наконец,
кому-то из того же нашего начальства укажут на это официально. И тогда сверху примутся
изводить нас теребиловкой...
— Ну зачем так мрачно? — с прокурорским спокойствием остановил его Суетин.— Если
хорошего не дождемся, так шишки-то по крайней мере пополам разделим. Все-таки легче...
4
Заключение судебно-медицинской экспертизы дало больше, чем надеялись. Врачи
утверждали, что убитому мужчине было пятьдесят-шестьдесят лет, смерть его наступила
мгновенно от глубокой травмы головы и одновременного перелома основания черепа. Сильный
удар нанесен тяжелым предметом, скорее всего ломом, В бывшей торфяной выработке труп
должен был разлагаться быстрее, так как затоплялся паводками и дождями. Это позволяло
предполагать, что убийство произошло около полутора-двух лет назад.
В конце заключения эксперты особо указывали на хромоту убитого, перенесшего в
молодости туберкулез коленного сустава правой ноги.
После такой определенной и броской приметы Суетин и Моисеенко воспрянули духом. В
областное управление увезли запрос о всех хромых, пропавших без вести в городах и районах
Свердловской области. Не прошло и двух дней, как оттуда сообщили, что среди пропавших без
вести хромых не значится.
Одновременно с этим ответом прибыл пакет из научно-технического отдела.
Документы убитого настолько пострадали от времени, что восстановить их содержание
полностью не удалось. И все-таки многое стало определеннее.
Книжечка оказалась членским билетом ДОСААФ Мельника П... Афанасьевича, 1925 года
рождения, выданная какой-то МТС, из названия которой установили только шесть начальных
букв: «БАТУРИ...».
Из горсправки Свердловска узнали адрес, которым интересовался убитый: «ул.
Челюскинцев, 17». Этот номер принадлежал товарному двору станции Свердловск.
Ни даты выдачи документа, ни времени получения справки эксперты назвать не смогли.
Заключения технической и медицинской экспертизы серьезно противоречили друг другу.
Врачи настаивали на своем определении возраста убитого, с десятками научных выкладок и
плохо скрываемым раздражением отвергая бесстрастное свидетельство официального
документа, уличающего их в ошибке по меньшей мере на пятнадцать-двадцать лет.
Суетин и Моисеенко, не дожидаясь, чем кончится препирательство ученых-
криминалистов, и учтя новые данные, снова перебрали пропавших без вести по области. К их
безрезультатным поискам на этот раз прибавился официальный документ адресного бюро с
сообщением, что в Свердловской области Мельник П... Афанасьевич, 1925 года рождения,
никогда не проживал.
— Издевательство!..— подвел итог всему Моисеенко.
И тогда, объявив всесоюзный розыск, занялись установлением МТС, выдавшей найденный
билет ДОСААФ.
Ответ на запрос в Министерство сельского хозяйства о дислокации названной МТС
пришел быстро. Добросовестные сотрудники обширного ведомства уведомили, что, судя по
известным шести буквам, речь может идти о Батуринских МТС. Их в Союзе пять. Все адреса
прилагались.
Дмитрий Николаевич и Анатолий Моисеенко сели за письма. Подробно описывая
трагическую находку на старом торфянике, ссылаясь на билет ДОСААФ, просили местные
сельскохозяйственные органы помочь установить личность убитого.
Отправив письма, поняли, что ответы придут нескоро,
— Не знаю, куда и ткнуться еще,— устало сказал не умевший ждать Моисеенко,— Хоть к
археологам с палеонтологами иди!..
— К людям пойдем,— как всегда, спокойно решил Суетин.
— Думаешь, узнаем чего?
— Посмотрим.
5
В крохотном поселке Соколовских торфяников, приютившемся в низинке и прижатом
речкой к большому сосняковому угору, вечер наступал рано: солнце едва успевало присесть на
вершины сосен, а прохладный ветер с воды уж гнал прочь дневной зной.
На семь вечера работники милиции назначили в соколовском клубе встречу с жителями. В
объявлении, написанном на обратной стороне обойной бумаги плакатным пером, местный
художник слово «убийство» вывел самым жирным шрифтом.
Суетин и Моисеенко сидели на скамейке возле маленького клубика.
— Любят у нас на психику давнуть,— кивнул Моисеенко на объявление.— Убийство!.. И
страшно, и интересно. А думаешь почему? — Он усмехнулся.— Да потому, что толком таких
дел никто не представляет, А узнать все подробности страсть как охота, нервы пощекотать себе.
За этим и придут сюда. Да еще вопросами нас засыплют...
— У кого же им спрашивать, как не у нас?
— Верно. Но ведь нам-то нужнее их сейчас послушать.
— Вот так и надо сделать.
— Бывал я на таких встречах...— ворчал Моисеенко.— Расскажут людям суть, к примеру,
о том же убийстве. И повалят записки: «А правда ли, что убийца обязательно возвращается на
место своего преступления?», «А правда ли, что у мертвого в зрачках, как на портрете, видно
убийцу?» —и пошло! На весь вечер хватит разговоров. Не отпустят, пока все сказки не проверят.
