Баннер взглянул на Оливера.

– Значит, в десять тридцать, – сказал Джеф.

Они с Паттерсоном направились по тропинке к гостинице – рослый, крупный, медлительный человек и подвижный загорелый юноша в испачканных зеленью парусиновых тапочках. Люси и Оливер посмотрели им вслед.

«Этот парень слишком уверен в себе, – подумала Люси, глядя на стройную удаляющуюся фигуру. – Пришел наниматься на работу в бумажном спортивном свитере». В какое-то мгновение она решила поделиться с Оливером своими сомнениями насчет Баннера. «По крайней мере он мог поговорить с ним в моем присутствии». Но потом она решила промолчать. Дело сделано, и Люси слишком хорошо знала мужа, чтобы пытаться переубедить его. Ей придется самой заняться этим молодым человеком.

Она поежилась и провела рукой по обнаженным бедрам.

– Я замерзла, – сказала Люси. – Ты все собрал, Оливер?

– Почти все, – ответил он. – Осталось прихватить пару вещей. Я зайду с тобой в коттедж.

– Тони, – сказала Люси, – ты бы надел брюки и ботинки.

– Да ну, мама…

– Тони, – строго повторила она, подумав: «А Оливера он слушается».

– Ладно, – сказал Тони и, с наслаждением ступая босыми ногами по прохладной густой траве, направился к дому.

Оставшись в комнате наедине с Люси, Оливер завершал сборы. Он все делал спокойно, методично и быстро, но чемодан всегда закрывался у него легко. Люси же вечно перекладывала вещи, затрачивая массу лишних усилий, и ей казалось, что Оливер от природы наделен чувством порядка. Пока Оливер собирался, Люси скинула блузу и купальный костюм и стала разглядывать свое обнаженное тело в большом зеркале. «Старею, – подумала она, глядя на свое отражение. – На бедрах появились отметины времени. Надо больше двигаться. Больше спать. И не думать об этом. Тридцать пять».

Она начала причесываться. Люси отпустила волосы чуть ниже плеч, потому что так нравилось Оливеру. Сама она предпочла бы стричь их короче, особенно летом.

– Оливер, – сказала Люси, расчесывая волосы и наблюдая в зеркале, как муж быстрыми и точными движениями укладывал в чемодан, лежащий на кровати, пакет с документами, шлепанцы, свитер.

– Да?

Оливер решительно затянул ремень на чемодане, словно подпругу на боку коня.

– Ужасно не хочется отпускать тебя домой.

Оливер подошел сзади к Люси и обнял ее. Она почувствовала прикосновение рук мужа, жесткую ткань его костюма и с трудом преодолела внезапное раздражение. «Он относится ко мне как к собственности, – подумала Люси, – как он смеет!»

Оливер поцеловал ее в шею, ниже уха.

– У тебя восхитительный живот, – сказал он, лаская ее.

Она повернулась в его объятиях и вцепилась пальцами в пиджак.

– Останься еще на неделю, – попросила она.

– Ты слышала, что сказал Сэм насчет своих гонораров, – ответил Оливер, нежно поглаживая ее плечи, – он ведь не шутил.

– Но все эти рабочие…

– Все эти рабочие начинают без меня бить баклуши с двух часов дня, – добродушно заметил Оливер. – Ты чудесно загорела.

– Не хочу оставаться одна, – сказала Люси. – Меня нельзя бросать одну. Я слишком глупа, чтобы легко переносить одиночество.

Оливер засмеялся и прижал ее к себе еще крепче.

– Ты вовсе не глупа.

– Нет, глупа, – возразила Люси. – Ты меня не знаешь. Когда я одна, мои мозги размягчаются. Ненавижу лето, – сказала она. – Летом я чувствую себя изгнанницей.

– Обожаю оттенок, который приобретает летом твоя кожа, – сказал Оливер.

Легкомысленное отношение мужа задело Люси.

– Изгнанница, – упрямо повторила она. – Лето – моя Эльба.

Оливер снова засмеялся.

– Видишь, – сказал он, – ты совсем не глупая. Глупой женщине такое сравнение в голову бы не пришло.

– Я начитанная, – возразила Люси, – но глупая. Мне будет одиноко.

– Послушай, Люси…

Оливер отпустил жену и начал ходить по комнате, выдвигая ящики, чтобы убедиться, что ничего не забыл.

– На озере сотни людей.

– Сотни несчастных женщин, – поправила Люси, – которых ненавидят собственные мужья. Посмотри на них, когда они сидят все вместе на гостиничной веранде, и ты увидишь призраки их мужей, обезумевших в городе от радости.

– Я обещаю, – сказал Оливер, – не потерять в городе голову от радости.

– Или ты хочешь, чтобы я любезничала с миссис Уэлс, – продолжала Люси, – просвещаясь при этом и собирая информацию, которой можно позабавить гостей, когда Паттерсоны следующей зимой придут к нам играть в бридж?

Оливер смутился.

– А, – беспечно произнес он, – на твоем месте я бы не принимал это близко к сердцу. Просто Сэм…

– Я хотела дать тебе понять, что мне кое-что известно, – сказала Люси, подсознательно стремясь поставить мужа в неловкое положение. – И мне это не нравится. Можешь передать мои слова Сэму по дороге в город, раз уж сегодня день откровенности.

– Хорошо, – обещал Оливер. – Я скажу. Если ты хочешь.

Люси начала одеваться.

– Поехать бы сейчас в город вместе с тобой, – сказала она. – Прямо сейчас.

Оливер открыл дверь ванной и заглянул туда.

– А как же Тони?

– Возьмем его с собой.

– Но ему здесь так хорошо.

Оливер вернулся в комнату, удовлетворенный тем, что ничего не забыл. Он никогда ничего не оставлял, но все равно совершал этот заключительный осмотр.

– Озеро. Солнце.

– Я уже слышала про озеро и солнце, – сказала Люси. Она наклонилась и надела мокасины, приятно холодившие босые ступни. – И все же, по-моему, общение с обоими родителями ему нужнее.

– Дорогая, – мягко попросил Оливер, – сделай мне одолжение.

– Какое?

– Не настаивай.

Люси накинула кофточку с пуговицами на спине и подошла к Оливеру, чтобы он застегнул их. Начав с нижней, он сделал это автоматически, быстро и ловко.

– Мне грустно представлять, как ты расхаживаешь один по пустому дому. Без меня ты вечно перерабатываешь.

– Я обещаю не переутомляться, – сказал Оливер. – И вот что… Потерпи неделю. Погляди, как ты будешь себя чувствовать. Как пойдут дела с Тони. Если твое желание вернуться домой сохранится…

– Что тогда?

– Там посмотрим.

Он расправился с пуговицами и ласково похлопал жену ниже талии.

– Посмотрим, – повторила Люси. – Каждый раз, когда ты так говоришь, это означает отказ. Я тебя знаю.

Оливер рассмеялся и поцеловал ее в макушку.

– На этот раз действительно посмотрим.

Люси отстранилась от мужа и подошла к зеркалу, чтобы накрасить губы.

– Почему, – сухо спросила она, – мы всегда делаем то, что хочешь ты?

– Потому что я старомодный муж и отец, – сказал Оливер, удивляясь собственным словам.

Люси ярко накрасила губы – она знала, что Оливеру это не нравится, и хотела наказать мужа, пусть даже таким невинным способом, за пренебрежение к ней.

– Что, если в один прекрасный день я захочу стать современной женой?

– Ты не захочешь, – ответил Оливер. Он зажег сигарету и, заметив накрашенный рот, слегка наморщил лоб так, как он делал, когда его что-то раздражало. – Не захочешь, – повторил он шутливым тоном. – Не зря же я женился на тебе так рано. Пока твой характер еще не затвердел.

– Не делай из меня ручного зверька. Это оскорбительно, – сказала Люси.

– Я клянусь, – с иронической серьезностью произнес Оливер, – что считаю тебя крайне своевольной женщиной. Это тебе приятнее?

– Нет, – сказала Люси.

Она размазала мизинцем помаду на губах, придав им кричащий вид. Оливер никогда не делал жене замечаний в такие моменты, но Люси знала, что ему неприятно видеть ее стоящей перед зеркалом с самодовольно выпяченными губами и пальцем, испачканным помадой, поэтому она преднамеренно не спешила.

– Мы знаем многие современные семьи, – сказал Оливер и отвернулся, якобы в поисках пепельницы, чтобы не видеть Люси, – где решения принимаются совместно. Стоит мне увидеть женщину с недовольным выражением лица, я тотчас понимаю – ее муж позволяет ей самой принимать решения.