- Ну, точно об этом знают только искусствоведы, они строчат трактаты и выдумывают то, чего нет на самом деле. Но мое мнение такое. Если ты смотришь на картину и тебе хочется на нее смотреть и смотреть, всегда, глядя на нее у тебя возникают чувства, эмоции, возможно рождаются какие-то мысли, если ты хочешь ее повесить у себя дома и любоваться ею, если ты готов за нее отдать все, что имеешь, вот тогда она для тебя становится произведением искусства! В конечном итоге не может быть произведений искусства, одинаково нравящихся всем без исключения! Есть такие шедевры, которые являются шедеврами только для тебя.

- Наверное, вот та картина, которую я хотел бы иметь у себя дома и смотреть на нее всю жизнь… Правда, у меня нет пока своего дома и картину повесить некуда.

* * *

- Адрес у тебя где? – спрашивает меня Строгин.

- Вот, - я лезу в карман джинсов и достаю свернутый листочек, положенный когда-то мне в карман рубашки мой любимой девушкой, как же это было давно.

- Так… - наш старший читает адрес. - Ну, и как добираться она не сказала?

- Нет, - вздыхаю я.

- Блин! И куда мы с этими сумарями и банками?! – тихонько кипит Бобер.

- Подождите! – Женька оставляет возле меня свою ношу, сетку с тремя литровыми банками варенья, и отходит от нас в поисках вышедшего на работу в такую рань местного жителя.

Мимо него проходит мужчина и Строгин показывает ему листок с адресом, спрашивая при этом, как туда добраться. Мужчина отрицательно качает головой. Тогда Строгин идет навстречу к девушке и спрашивает у нее. Та, слава богу, что-то ему говорит, и Женька понимающе кивает. Потом он благодарит девушку и возвращается к нам.

- Нам нужно на трамвай!

- Где остановка?

- Вон! В ста метрах от нас, - он протягивает руку и указывает на противоположную сторону улицы.

Мы навьючиваемся и идем к остановке. Вскоре к нам подходит нужный транспорт, и мы отправляемся на нем, болтаясь на поворотах и слушая стук железных колес, к Наташе. Она живет в педагогическом общежитии. Как нам сказала местная девушка, на трамвае до нужной нам остановки всего двадцать минут езды. Время раннее и мы надеемся ее застать. Строгин собирается сегодня же на электричке выехать в Москву. Мы с Бобром против такой спешки и предлагаем застрять в Калинине на пару дней. Вопрос с местом ночлега нас почему-то не очень волнует. Выскребову все равно, он может сегодня уехать, а может и подождать, но только если не надо будет ночевать на вокзале. Обсудив возникшие разногласия, мы пришли к компромиссу. Если Наташа поможет нам с ночевкой, то, пожалуй, Строгин тоже не будет возражать, против того, чтобы задержаться в Калинине на денек.

Ранее утро в этом городе, довольно большом, по сравнению с Андреевым полем, можно определить по количеству прохожих на его улицах. Их очень мало. Мы трясемся в трамвае совершенно пустом. Почти нет машин, только изредка проезжает какая-нибудь грузовая машина или автобус. Частные собственники в зеленых, синих, желтых жигулях еще спят, их достояние спрятано в гаражах или в редких случаях стоят одиноко во дворах многоэтажек.

- Выходим! – объявляет командир. Он заметил ориентир, о котором ему сказала девушка.

Мы спускаем со ступенек свою поклажу и тащим ее ко входу невзрачного пятиэтажного здания из белого кирпича.

- Я сейчас! – теперь уже я оставляю своих друзей на пороге и, с трудом открыв упругую дверь, проникаю внутрь женского общежития педагогического института.

У входа за столом сидит охранник в юбке, это женщина неопределенного возраста со злым и проницательным взглядом. По этажам уже ходят проснувшиеся будущие педагоги, учителя истории, физики, русского языка и литературы. Они, заметив меня, стараются изобразить из себя нечто, что может меня обратить на них внимание.

- Куда? – строго спрашивает меня вахтерша.

- Я в триста пятую…

- К кому? – продолжает цербер меня допрашивать.

- К Садовичевой…

- Рано еще! Нет приемных часов!

- Да я же не к доктору! Мне передать вещи от ее матери!

- Потом приходи, во второй половине дня, вечером, но до десяти!

- И что мне с вещами по Калинину бродить? – не соглашаюсь я.

- Много вещей-то? – неожиданно смягчается подобие женщины.

- Да! Две сумки и сетки с банками!

- А где ж они? – вновь напрягается ответственный работник.

- Так там, - я киваю в сторону двери, - на улице остались…

- Ладно! Подожди! - вахтерша оглядывается в сторону коридора и лестницы по которой снуют молодые девушки. – Петрова! Лена! Подойди, пожалуйста!

Симпатичная девушка в халате, такие обычно носят в больнице, подходит к столу и с каким-то прямо голодным интересом смотрит на меня, а обращается к женщине.

- Да, Ольга Ивановна? Что?

- Ты знаешь Садовичеву из триста пятой?

- Наташку-то? Так мы с одной группы с ней! А что, это к ней? – девушка кивает в мою сторону и соблазнительно улыбается. Впрочем, она миловидна и если бы не халат, то я смог бы рассмотреть и ее, видимо, стройную фигурку.

- Говорит, что к ней. Она еще не ушла?

- По-моему нет, я ее видела в умывальнике.

- Позови, пожалуйста ее, пусть спуститься.

- Ладно, - и девушка убегает вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки.

- Я на улице подожду, - сообщаю я и покидаю границу поста.

На выходе я сообщаю своим товарищам, что сейчас девушку найдут и она выйдет к нам. Мы достаем сигареты и закуриваем в ожидании момента, волнительного для меня и радостного для всех остальных, так как они избавятся от лишних вещей, которые им вручила тётя Лена. На улице появляются первые прохожие и буквально за несколько минут она оживает. Вот уже по ней спешат люди на свои рабочие места, в конторы, поликлиники, предприятия легкой промышленности и другие советские учреждения. В стране нет и не может быть бездельников и тунеядцев. Хотя на самом деле их хватает и меньше не становится.

Дверь медленно открывается и перед нами возникает Наташа, еще заспанная, но уже подкрашенная и одетая не в халат, хотя и не знаю в чем она ходит по общежитие, возможно и не в халате, как ее однокурсница Петрова Лена.

- Привет, мальчики! Заходите! Мама сказала, что вы заедите… - Она открывает перед нами дверь и держит ее пока мы не заходим.

- Наташка! Это все к тебе?! – удивляется вахтерша. – А разведчик был один!

- Тёть Оль! Они помогут мне поднять на этаж все это? Я не дотащу!

- Ладно! Только туда и сразу обратно!

- Да? Может я их еще чаем напою? – просит женщину моя девушка. Я замечаю, что она ничем не выделила меня из всей нашей группы, будто и нет, и не было между нами ничего.

- Ну, хорошо…напои…, но только чаем, - соглашается все-таки на лицо ужасная, добрая внутри женщина, но ненадолго, сразу строго добавляет, - а потом пусть уходят! А то и мне еще влетит, за то, что пускаю посторонних не в установленное время!

Мы тащим передачку Елены Кузьминичны на третий этаж, а свои сумки оставляем у стола вахтерши, она с удовольствием согласилась присмотреть за ними. Комната Наташи рассчитана на четверых жильцов, но три койки сейчас свободны, хотя видно, что ее соседи уехали ненадолго. Они аккуратно заправлены, на одной из них лежит толстая книга, будто забытая второпях. На спинке другой висит домашний пестрый халат, похожий на тот, что был на Петровой Лене. Наташа руководит нами, и мы распределяем сумки и сетки по сусекам комнаты. Потом она уходит с чайником, оставляя нас одних. Мы размещаемся на стульях, ожидая ее прихода.

Через пятнадцать минут чайник стоит на столе и немного парит. Кружки у Наташи большие и все из разных сервизов. Это не ее, она помыла чашки соседок и налила нам чай в них. Варенье у тёти Лены вкусное, очень сладкое, сахара она не жалеет. Мы разговариваем. Наташа интересуется нашими планами.

- Мы бы остались на денек, но не знаем где переночевать, - отвечаю я за всех.

- Ну, у нас в общаге это невозможно! Вы же видели этого цербера, только цепи не хватает! Пропускает только женский пол. Мужчин ни-ни! Как вас-то, пустила! Я поражена такой доброте!