Мы взяли по кружке и встали в тенечке раскидистого дерева. А жизнь-то не такая и скверная штука! Надо только уметь находить в ней положительные стороны и следовать с ними рядом, по пути, поближе к ним. Еще совсем недавно мы были огорчены опозданием на автобус и соответственно вынужденной ночевкой на вокзале, и день нам рисовался в серых красках. А сейчас жизнь приобретала радужные оттенки, нам предстояло весело провести время до утра и короткие ночные часы на вокзале нас уже совсем не пугали.
Побаловавшись холодным пивом без закуски, мы последовали за Лехой, который привез всех нас на центральную набережную Калинина. Здесь был центр города. Набережная, ухоженная, выложенная плиткой и огороженная перилами с пузатыми балясинами, радовала глаз. Совсем рядом с рекой возвышался кинотеатр в стиле советского классицизма, с толстыми и высокими колонами. Солнце ярко светило, согревая всех вокруг. Именно согревая, а не жаря, как это происходило в нашем городке – все-таки средняя полоса России.
- Привет, Лешка! – к нашему проводнику подбежали две симпатичные подружки. - Ты в отпуск? Надолго? – защебетали они.
Леха им объяснил, что проездом, но рассчитывает в течение этого месяца не раз приезжать, так как будет совсем рядом. Они от восторга захлопали в ладоши, потом все вместе пошли в кассы кинотеатра.
Я, отделившись от компании стал расхаживать по набережной и незаметно для себя столкнулся с подружками Лехи. Его с ними не было. Девушки шли в другую сторону от кинотеатра и обсуждали что-то. Поравнявшись со мной они будто бы не узнали меня, впрочем, они и не могли меня узнать, так как Леха нас не знакомил.
- Слушай! Лешка так изменился! Совсем не узнать…
- Ага! А гаварит как странна! Савсем, как не русский какой-то!
- Да, смешно слышать…
Девушки прошли мимо и исчезли за поворотом. Мне стало тоже смешно. Ведь для меня их говор был не менее непривычен и смешон. Московское аканье резало мой слух, в то время, как их слух раздражал южный говор Лехи, быстро впитавшего характерные признаки казачьего общения. О том, что Леха изменился, он, конечно, даже и не догадывался, как не догадываемся мы о своем внешнем виде пока не посмотримся в зеркало.
* * *
Я сижу в жестком деревянном кресле автовокзала города Калинин. Зал довольно большой, но в нем сейчас малолюдно. В основном это такие же пассажиры, как и мы, которым нужно уезжать в свои городки рано утром и им не хочется платить за гостиницу, тратить деньги не за что, впрочем, и гостиниц в городе раз два и обчелся. Кто-то ходит в дальнем углу помещения. Привокзальный буфет закрыт, киоск с газетами и журналами тоже закрыт, но он освещен изнутри. Прохладно. Хоть и лето, но ночи здесь довольно холодные. Четыре часа утра. Мои товарищи спят, несмотря на все неудобства. Которые испытывают их молодые организмы.
На дискотеку мы не попали. Оказалось, что организуется она только по выходным, а вчера был четверг. В кино мы сходили. Потусовавшись с двумя подружками, мы распрощались с ними и Лехой, предоставив последнему вспомнить былое.
Тишина. Автобусы спят также, как и мои товарищи. Рассвет, давно забрезживший, быстро превращается в утро, с солнцем, щебетанием птиц, звонкими криками скорых поездов, проносящихся мимо станции и спешащих в столицу, либо из нее в Ленинград. Проехала «поливалка», окатив сильной струей спящие автобусы, бордюры и стволы вековых деревьев, прибив пыль к асфальту и озонировав воздух тем ароматам свежего воздуха, который я обожаю с детства.
Мне совсем не спится, спина затекла, нога отсиженная колит миллионами иголочек. Как только начинаю чувствовать, что нога полностью одеревенела, я встаю и выхожу на воздух. Поёживаясь от утреннего холодного, но очень свежего воздуха, я закуриваю первую сигарету, в голове легкое кружение, во рту неприятный вкус. Курение натощак, говорят врачи, самое вредное, что можно придумать. Но еды у нас нет, последние остатки мы уничтожили еще вечером, когда вернулись из центра города, а буфет пока не работает.
- Что так рано поднялся?
Я оборачиваюсь. Рядом со мной стоит Строгин. Он тоже закуривает. Мы стоим и молча смотрим на медленно просыпающийся город.
- Жень, а почему ты решил ехать в Андреево поле? – спрашиваю я, выдыхая столб дыма вверх. В принципе мне все равно почему, спрашиваю просто так, чтоб не молчать.
- Там живет семья одного летчика с третьего курса. Он предложил ехать к ним. Обещал, что мы весело там проведем время.
- Ясно… А как там с командирами? – я имею ввиду не «сапоги» ли они.
- Нормально. Говорят, все наши выпускники и даже начальник штаба наш выпускник. Очень хорошее отношение, селят не в казарме.
- Ааа… А что за семья?
- Не знаю, он мне написал адрес и просил обязательно зайти…
- Зайдем…
Город медленно, но неизбежно просыпается. Автомобильные дворники метут проезжие части улиц. Дворники-пешеходы метут автовокзал большими метлами из потертых уже веток, готовя его к новому наплыву желающих переместиться в пространстве. Вот появляются и водители автобусов. Заводиться первый из них и долго тарахтит, выпуская в еще совсем недавно чистый и прозрачный воздух клубы гари и отработанной солярки. Заводится еще один, потом другой, третий. Округлый «пазик» чуть ли не влетает на автовокзал откуда-то и лихо подруливает к остановке, на которой уже стоят человек десять желающих воспользоваться купленными заранее билетами. Мы тоже взяли билеты вчера и сегодня совершенно спокойны. Время пять часов утра. Вокзал окончательно проснулся. Заработали кассы, прокашлявшись стал вещать диктор женского пола, объявляя время и место предстоящих посадок. Нашего автобуса пока нет. Хоть бы это был «икарус», очень не хочется ехать восемь часов на раздолбанном «пазике» или «лиазе». В них совсем не комфортно, сиденья жесткие и низкие, откинуться и положить голову не на что. Спинка кресел очень низкая с железной трубой.
- Пойду разбужу всех, - говорит старший группы. – Скоро должен подойти автобус.
- Я здесь постою…
- А вещи надо из камеры забрать! Не забыл?
- Нет. Вместе потом пойдем, когда всех поднимешь.
- Ладно, - он уходит.
Минут через пять, появляется Бобер, а за ним застывает в дверях зевающий Выскребов. Мы идем в камеру хранения на железнодорожный вокзал и забираем свою поклажу. Уже издалека я вижу, что на нашей стоянке тихонько мурлычет «икрарус». Слава Богу! Поедем с комфортом.
На стоянке в нашем направлении народу очень немного. Пара старушек с большими корзинами, которые те при помощи водителя прячут под брюхом автобуса в багажном отделении слева. Женщина лет сорока с мужчиной неопределенного возраста. Еще один мужчина в гражданской одежде, но по коротко остриженным волосам и по стилю его одежды мы предполагаем, что это прапорщик, возвращающийся то ли из отпуска, то ли из командировки. Молодая парочка лет двадцати пяти жмется уже в салоне. Она пристает к нему, а он довольно грубо отстраняет ее, молча, глазами и жестами говоря, что кругом люди и надо вести прилично.
Мы тоже ставим свою вещи в багажном отделении и проходим в автобус. Мест свободных много, и мы выбираем в середину, садясь по двое, я с Бобром, а Выскребов со Строгиным. За две минуты до отправления в салон поднимается запыхавшаяся женщина-кондуктор, она быстро проверяет у всех билеты и стремительно спускается по ступенькам обратно в автовокзал. Водитель жмет на акселератор, закрывает дверь и плавно выруливает с площадки на проезжую часть улицы. Движение свободное и мы ни разу не останавливаемся кроме как на светофорах. Город остается позади, и мы мчимся по шоссе. Я закрываю глаза и мягкое раскачивание мгновенно меня убаюкивает. Вскоре я сплю, сквозь сон ощущая, как болтается моя голова, но опустить спинку кресла у меня не хватает сил, я крепко связан сонной дремотой. Практически бессонная ночь сказывается в пути. Восемь часов пролетают быстро и незаметно. Я просыпаюсь только для того, чтобы на остановках сходить в туалет и выкурить сигарету. Возвращаюсь и вновь проваливаюсь в мир сновидений. Иногда сознание ненадолго проясняется, правда не окончательно, и я сквозь полуопущенные веки вижу густой лес, проносящийся в окне автобуса, унылую пустую дорогу, солнце, скачущее по верхушкам сосен, кусочки голубого неба и трепещущую занавеску, которой я пытался задернуть всю эту красоту.
