Мужик мгновенно переменился. Он засуетился и стал подобострастно улыбаться и мне, и Расулу.
- Ну, ладно вам мужики! Вот, нужно помочь машину разгрузить! Вон там склад. Я щас подгоню прицеп к воротам склада, как можно ближе, чтоб таскать было недалеко. Наша задача разгрузить эти мешки. Сделаем и свободны!
- Ага! Всего лишь! – присвистнул я, заглядывая в прицеп. Он был почти полностью загружен мешками. – Сколько мешок весит?
- Да не ссыте, мешки легкие, всего двадцать килограмм! Быстро перетаскаем!
- Ну, вы тоже будете таскать? Тогда вдвоем вы это закончите быстрее.
- Вообще-то мне нельзя, у меня грыжа.
- А я не могу в соответствии с уставами, - пожал я плечами, - что ж, моему арестованному предстоит все это разгрузить одному? Эдак мы и до утра не справимся.
- Ладно, я по мере сил буду помогать. Вот, буду подавать мешки. И ему, - мужичок кивает на Расула, - остается только таскать их в ангар и там бросать.
Он куда-то ушел и через несколько минут возле прицепа остановился «Камаз». Наш знакомый мужичок, вылез из кабины и стал подцеплять прицеп. Вскоре все было готово и, рванув с места, «Камаз» оттащил прицеп с прежнего места поближе к воротам большого ангара, которые виднелись метрах в ста справа от нашей лавочки.
Пройдясь по узенькой дорожке между кустов полураспустившейся сирени, мы с Расулом подошли к воротам, которые пытался открыть водитель «Камаза». Навесной замок не хотел поддаваться, и мужичок пыхтел и тихонько ругался себе под нос. Борт прицепа он уже успел опустить и, чтобы не терять время мой арестант взял сначала один мешок, а потом поняв, что они на самом деле не очень тяжелые, взял и второй. Положив ношу на разные плечи и, придерживая мешки соответствующими руками, азербайджанский Геракл спокойно направился к воротам в тот самый момент, когда мужичок, наконец, справился с замком и со скрипом отворял одну из створок.
- Во, блин! – удивленно ругнулся наш прораб, увидев ношу Расула. – Щас буду подавать мешки.
Он быстро проскочил мимо нас и моментально, несмотря на свою грыжу, взмахнул на прицеп. Мой арестант сбросил ношу внутри ангара и направился за следующей, которую уже подготовил водитель «Камаза». Работа закипела. Мне разгружать прицеп не полагалось и даже запрещалось, поэтому я пристроился на бордюре в нескольких метрах от ангара. Поставив между ног свой карабин, я курил, наблюдая, как маленький человечек подтаскивал огромному мужчине непрозрачные мешки из какой-то синтетической ткани, а тот легко взваливал их на оба плеча и не спеша относил в ангар. Посторонних людей, прохожих или работников организации, на территории которой располагался склад, не было. Мы оказались одни в этой части мегаполиса и казалось, что эта территория находится где-то за городом, но мы работали чуть ли ни в центре, просто в промышленной зоне. Тепло и тишина, расслабили меня и я, докурив очередную сигарету, стал клевать носом.
Из состояния тяжелой дремоты меня вывел Расул, который, быстро закончив работу, тяжело дыша, опустился рядом со мной на бордюр.
- Все, - выдохнул он.
- Что? – не понял я, о чем он говорит.
- Все, разгрузил…
Я посмотрел на часы и удивился. За два часа этот мужчина один смог разгрузить целый прицеп мешков. На такой результат никто не рассчитывал и за нами должны были приехать только часам к пяти. Что нам делать? Отдыхать? Ждать машину? Или самим пойти на губу?
- А можем мы посидеть тут и дождаться машины? – спросил меня азербайджанец после того, как я ему предложил несколько вариантов. – Ведь никто не узнает, когда мы закончили… . А здесь хорошо, тепло и солнечно, не так, как в подвале… Может посидим?
- Ладно! – согласился я, пожалев своего подопечного, впрочем, и самого себя, ведь если мы вернемся в комендатуру раньше, то тогда и мне придется стоять на часах в подвале, а так, оставаясь здесь до пяти вечера у нас образовывался своего рода кратковременный отдых.
У меня в кармане лежали три рубля. Обеда ждать было напрасным занятием, и я попросил водилу, выросшего перед нами со словами благодарности, купить на эти деньги булочек, кефира и прочего магазинного провианта. Тот безоговорочно согласился и через минут двадцать мы с Расулом баловались булочками с маком, коржиками и кексами, запивая все это кефиром из полулитровых бутылок. Кроме того, мои три рубля снова оказались у меня в кармане, так как наш прораб ни в какую не соглашался брать деньги. Он нас угощал и премировал за отличную работу.
В завершение пиршества мы сидели и курили подаренные сигареты. Пачку, полученную в подарок, я отдал Расулу, пообещав ему, что ее не отнимут при возвращении в камеру.
То ли от скуки, то ли в знак особой симпатии азербайджанец предложил мне погадать. Вернее, он просто сказал. Что хочет рассказать мне мою судьбу.
- Я не гадаю, я вижу человека и вижу его жизнь. Хочешь скажу тебе, что тебе предстоит?
- Да не люблю я знать, что там впереди, - попытался я отказаться от такого предложения.
- Э, не бойся! У тебя все будет хорошо! Я знаю это! Просто хочу сказать тебе немного конкретики…
* * *
Наша рота бежит плановый марш-бросок на шесть километров. Как обычно это мероприятие проходит вокруг Комсомольского пруда. Будний день, четверг, но народу возле водоема полным-полно. Откуда все эти люди здесь взялись? – задаемся мы вопросом. Почему они не на работе и не на учебе в учебных заведениях. Ну, да, тепло, светит весеннее солнце, щебечут птички, уже начали летать мухи, пчелы и другие насекомые. Но почему так много людей отлынивают от общественно-полезного труда? Почему они с интересом смотрят, как мы мучаемся, преодолевая километр за километром, а сами наслаждаются покоем, погодой и природой?
На мне летнее «хб», естественно, сапоги с портянками, - я так и не полюбил носить носки в сапоги. Они быстро протираются и уже через день подлежат ремонту – то там, то тут зияют дырки, в которые вылезают пальцы, в основном большие, кроме того, грубые сапоги мгновенно натирают мозоли. В портянках же, если их правильно намотать, не натираются мозоли и не протираются дырки. Очень полезное и удобное изобретение, между прочим. На кожаном ремне висит сумка с двумя обоймами для карабина, по десять патронов в каждой. Через правое плечо одета скрученная шинель – скатка. Через левое висит сам карабин и сумка с противогазом. На голове у меня пилотка, вся мокрая от пота, она слезла на затылок, позволяя его крупным каплям свободно стекать по лбу прямо в глаза. Как хорошо, что мы в авиации. Говорят, что в пехотных училищах у курсанта еще саперная лопатка, котелок и у некоторых либо пулемет, либо его части. Воротники наши расстегнуты на две, а то и три пуговицы, но офицеры, мимо которых мы пробегаем не обращают на это нарушение никакого внимания. Тяжело, жарко и совсем не любимый мной вид спорта. Тем не менее, это лучше, чем бежать на километр или три. Я вынослив, как осел, но не быстр и не стремителен. Каждый раз я сдаю марш-бросок на пятерку.
- Переходим на шаг? – задыхаясь спрашивает меня Тупик, бегущий рядом и старающийся придерживаться моего темпа. Вот он как раз спринтер, Он сдает стометровку на хорошо и отлично, а вот шесть километров для него смерть.
- Да, - выдыхаю я и мы уже не бежим, а идем широким шагом, глубоко вдыхая теплый воздух, стараясь восстановить сбившееся дыхание.
Нас догоняет Сусик, он мокрый и его свистящие звуки, вырывающиеся изнутри огромного тела слышны за десяток метров. Он не может разговаривать, но поравнявшись с нами тоже переходит на шаг.
- Сколько… еще… кругов… - вырываются слова из его горла отрывисто и даже болезненно, так мне кажется.
- Два, - экономя силы говорит Тупик.
- Укладываемся? – выдыхает наш товарищ уже несколько легче.
- Пока да… вон от того дерева бежим, - говорю я, показывая на березу в ста метрах от нас, растущую у асфальтовой дорожки, по которой мы бежим.
Вскоре я с сожалением равняюсь с указанным ориентиром, и вновь перехожу на бег, мои друзья бегут за мной. Остается еще один круг. Пока идем на пятерку. Легкие горят от сжигаемого кислорода, которого не хватает. Люди смотрят на нас с любопытством, но без жалости, - Советская армия должна быть боеготовой и наши мучения на учении только укрепляют их в этом мнении. Черт, но мы же не пехота! – возмущаюсь про себя я и думаю, что такого же мнения и мои товарищи.
