Никлин крепко ухватился за поручень и потихоньку привыкал к мысли, что он — Джим Никлин! — стал космическим путешественником. В эту минуту Джим не мог получить информацию о том, что происходит снаружи, но разум подсказывал ему — «Тара», неуклюже протиснувшись через силовую диафрагму Первого Портала, по инерции удаляется от оболочки Орбитсвиля. Корабль медленно кувыркается, создавая пилоту немалые проблемы в управлении и оттягивая момент включения двигателей.

Единственным источником информации были навигационные экраны. Как только Никлин вспомнил о них, у него возникло неодолимое желание немедленно попасть в рубку управления. Происходит событие, на которое стоит взглянуть, а он торчит в шлюзовой камере. Джим оглянулся, выбирая траекторию полета к внутреннему люку, и столкнулся с возмущенным взглядом Скотта Хепворта.

— Этот кусок дерьма остановил механизм, — хрипло сказал Хепворт. — Он почти остановил нас, Джим. Если бы корабль был развернут, мы бы остались там навсегда.

— Он выполнил свой долг и не покинул пост.

— Это ты должен был позаботиться о том, чтобы он не покинул свой пост. Ты должен был расплавить этого ублюдка, Джим!

— Все позади, Скотт. Ты не хочешь пойти взглянуть, что происходит?

Не дожидаясь ответа, Никлин повесил бластер на плечо и оттолкнулся в направлении внутреннего люка шлюзовой камеры. Он напоминал теперь пловца, доверившего свое тело невидимым водам. Джим ухватился за поручень у люка и, очень довольный естественностью этого движения, нырнул в отверстие. Перед ним была широкая лестница, тянувшаяся вдоль всего пассажирского цилиндра.

И лишь тогда Никлин понял, какая кутерьма царит на многочисленных палубах корабля. В момент, когда «Тара» совершила свое неловкое погружение в открытый космос, лестница и трапы, идущие вдоль нее, были забиты людьми. Теперь же, лишенные веса и ориентации в пространстве, они пытались выбраться в более удобное место. Некоторые вцепились в поручни, другие, громко вопя и бессмысленно размахивая руками и ногами, старались ухватиться за что-нибудь. Повсюду плавал багаж незадачливых пассажиров, увеличивая беспорядок. Куда ни кинь взгляд, везде творилось одно и то же.

Никлин устремился в носовую часть корабля. Он знал здесь каждую планку, каждое соединение, каждый зажим столь хорошо, что мог определить свое местонахождение по неровностям сварных швов. Никлин преодолел шесть палуб, когда почувствовал слабую гравитацию — включились ионные двигатели «Тары».

На верхних палубах было гораздо спокойнее — они предназначались для членов общины, многие из которых остались в Бичхеде. Приблизившись к третьей палубе, расположенной на два уровня ниже рубки управления, Никлин прямо над своей головой услышал голос Монтейна и остановился. Рядом находился люк, ведущий в шлюзовую камеру отделяемой капсулы. Этот уровень в основном был загроможден оборудованием для капсулы, поэтому здесь имелось лишь два жилых помещения — самого Кори Монтейна и его помощника Воорсангера.

Монтейн и Нибз Аффлек стояли в дверях каюты Воорсангера, крепко ухватившись за дверные скобы, чтобы не улететь при неловком движении. Из каюты доносились лающие звуки. Никлин в первый момент решил, что Воорсангер заболел, но через несколько мгновений понял, что тот плачет. Мысль о том, что этот упрямый сухарь дал волю слезам, показалась Никлину столь же странной, как и все события последнего часа.

— Что случилось? — спросил он Монтейна.

Монтейн повернулся к нему. Лицо его было искажено яростью.

— Это ваших рук дело?

— У меня не было выбора.

— Выбор! Кто вы такой, чтобы говорить здесь о выборе? — Губы Монтейна затряслись от бессильного гнева. — Вы осознаете, что наделали? Десятки семей остались там! Жена Роппа осталась там!

— Это очень печально, — сказал Никлин, — но я абсолютно ничего не…

— Мы не можем лететь, — оборвал его Монтейн. — Мы возвращаемся назад.

— Назад?! Мы не можем вернуться, Кори, ведь нам едва удалось вырваться.

— Джим прав, — поддержал его Хепворт, поднявшись следом за Никлином.

— Вы! — проповедник нацелил на профессора дрожащий перст. — Вы два сапога пара, и вы оба в равной степени ответственны за этот запуск.

— Вам следует успокоиться, Кори, — ровным голосом сказал Никлин. — Если мы вернемся и причалим, то потеряем корабль. Толпа…

— Господь оградит меня от врагов.

Монтейн бросился к лестнице и с поразительной прытью побежал вверх к рубке управления.

Аффлек, взявший, судя по всему, на себя роль охранника, укоряюще взглянул на приятелей и последовал за Монтейном.

— Нам лучше поспешить за ними, — повернулся Никлин к Хепворту.

— Ты не сможешь применить бластер — он пробьет корпус.

— Я и не собираюсь. — Никлину надоели разговоры Хепворта об оружии. — В конце концов, это предприятие задумал Кори Монтейн. Если он решит вернуть корабль назад, никто не вправе его останавливать.

Хепворт фыркнул.

— Именно поэтому его надо образумить.

Никлин начал быстро подниматься вверх. Когда он добрался до палубы управления, Монтейн был уже там и стоял рядом с Меган Флейшер. Женщина-пилот сидела в центральном кресле лицом к основному экрану, на который поступало изображение с кормы корабля. Картина на экране так захватила Никлина, что он забыл обо всем.

Внизу изображения поблескивали медью двигательные цилиндры. Но Никлин не стал задерживаться на этой детали. Большую часть экрана занимал огромный небесно-голубой круг, в центре которого сияло солнце Орбитсвиля. Это был Бичхедский Портал. Остальную часть экрана заполняла кромешная тьма Орбитсвиля.

«Это произошло, это действительно произошло, — Никлин не мог оторвать глаз от экрана, — я в космическом корабле, а мир остался там…» До его сознания начали доходить слова пилота.

— …надеюсь, вы понимаете, что никакой корабль не сможет сам оторваться от причальных опор, — говорила Меган Флейшер. — Если мы вернемся, то улететь еще раз без разрешения руководства порта не сможем.

Пилоту было около пятидесяти лет. Как многие из выдвиженцев Монтейна, она была глубоко религиозна. На ее тонком, с правильными чертами лице нельзя было заметить и следа косметических ухищрений. Хотя никто этого и не требовал, Флейшер предпочитала носить форменный темно-серый костюм почти военного покроя.

— Кори, вы не видели, что творилось на территории порта, когда мы взлетали, — сказал Никлин. — Весь порт…

— Я не спрашиваю вашего мнения, Никлин.

Голос Монтейна стал жестким, взгляд выражал неприкрытую враждебность.

— И все-таки я выскажу его, — твердо ответил Джим, отметив, что Монтейн впервые обратился к нему по фамилии. — Возвращение — это безумие.

— В конце концов, что вы здесь делаете? Что случилось с великим неверующим? Почему вы не остались в Бичхеде насмехаться и зубоскалить, рассказывая каждому, кто захочет слушать, что Орбитсвиль незыблем и вечен?

— Я… — Никлин растерялся под напором и логичностью упреков проповедника.

— Джим прав, — вмешался Хепворт. — Если мы вернемся, то потеряем корабль.

Монтейн повелительным жестом остановил его и повернулся к пилоту:

— Выполняйте мой приказ. Возвращайтесь к Порталу и причаливайте.

Какое-то мгновение казалось, что Флейшер собирается возразить. Но она лишь молча кивнула, повернулась к панели управления и быстро начала нажимать кнопки. Хепворт шагнул к ней, но Аффлек преградил ему путь.

Переполненный самыми противоречивыми чувствами, Никлин вгляделся в сияющий голубизной диск Портала. По его оценкам звездолет находился примерно в пяти километрах от Орбитсвиля. С такого расстояния причальные опоры, надежно закрепленные на границе окна, выглядели как крошечные заусеницы, нарушающие идеальность круга. Никлин попытался представить, что будет твориться рядом с Порталом, когда толпа обнаружит, что «Тара» возвращается, но воображение отказало ему. Человеческое поведение непредсказуемо и в самые лучшие времена, а когда тысячи людей охвачены первобытным ужасом… «Но что бы ни случилось, стрелять я не буду». Рука сама собой скользнула к бластеру и извлекла батарею. Никлин, не отрывая взгляда от экрана, опустил тяжелый цилиндр в карман. Внезапно он осознал, что изображение на экране меняется удивительным и непостижимым образом. Перемена была столь заметна и столь противоречила его мыслям, что он вынужден был несколько секунд вглядываться в экран, прежде чем смог снова поверить своим глазам.