Хорват кивнул и не спеша пошел по обочине дороги — до моста оставалось метра три. Кавьель ждал, сложив руки за спиной.
Лейтенант уже знал, что в этой реке едва ли не каждый день вылавливают трупы каких-нибудь солдат или беженцев — этому обстоятельству в городе никто не удивлялся.
Дождавшись, когда переводчик дойдет до середины моста, лейтенант прицелился из револьвера.
Несколько выстрелов — и хорват, который теперь слишком много знал, нелепо взмахнув руками, свалился в воду.
Француз, довольно улыбнувшись, подошел к тому самому месту, где только что стоял хорват, перегнулся через деревянные перила и взглянул в черную непроницаемую воду — круги от падения унесло быстрое течение.
Емельянов шел легко, словно и не было у него на плечах тяжелого рюкзака — тетка Златы побеспокоилась и надавала им, кроме денег, еды и одежды.
«Все-таки хорошо было пару деньков передохнуть», — подумал Дима.
По совету тетки они лесной тропинкой срезали пару километров и вышли на шоссе, ведущее на юг уже за чертой города Зелена-Яма. На обочине, освещенные луной, стояли три человека и разговаривали.
— Не надо лишним людям попадаться на глаза, — прошептал Дмитрий.
Девушка испуганно вцепилась ему в плечо.
— Мне страшно.
— Не бойся, нас с дороги никто не увидит, мы же в темноте…
До тех троих было метров десять, не больше. Говорили по-сербскохорватски и по-французски. Кажется, один из них был переводчиком.
Голос высокого показался Емельянову знакомым. Очень знакомым. Слишком знакомым. Тот человек поднес зажигалку к сигарете, осветив на секунду пламенем свое лицо. Он! Бородку отрастил, сука…
Дима бесшумно скинул на землю рюкзак, нащупал за пазухой короткий автомат. Злата со страхом смотрела на своего возлюбленного.
Люди на дороге пожали друг другу руки и разошлись: двое в сторону города, Чернышев — на юг.
— Подожди меня здесь, — шепнул Емельянов Злате. — Я скоро вернусь.
— Что случилось?
— У меня, кажется, появилось одно дело…
— Куда ты?.. — испуганно спросила девушка. — Не ходи, я боюсь одна.
— Подожди меня здесь! — холодно повторил Емельянов. И крадучись, словно кошка, пошел за одиноким человеком.
Чернышев в отличном настроении мурлыкал себе под нос какой-то мотивчик. Потом остановился и, поставив сумку с деньгами и автоматом на дорогу, нагнулся, чтобы завязать на ботинке шнурок. Приблизившуюся к нему тень он заметил слишком поздно. Схватился за сумку…
— Ну вот и встретились… — сказал Емельянов, когда приставил к затылку Чернышева ствол автомата.
Вадим вздрогнул.
— Теперь ты медленно, плавно отпустишь сумку. Там, конечно, оружие? — продолжал Емельянов. — Так, молодец! Теперь можешь повернуться… Ага, дрожишь? Правильно делаешь! Потому что такой ублюдок, как ты, никогда не сможет умереть, сохраняя достоинство…
— Н-н-не уб-б-бивай м-меня! — взмолился Чернышев, падая на колени.
— Не убивать? Это почему же?
Вадим молчал — настолько страх перед расправой за предательство парализовал его.
— Ты бы сказал что-нибудь, Вадик. Может, полегчает, — с издевкой Дима повторил те же самые слова, которые, брызгая слюной, кидал ему Чернышев во время последней встречи. Только на этот раз роли поменялись. Теперь в роли смертника выступал сам рижанин. — А ты будешь гнить здесь в земле. Да и то если похоронят, — вновь процитировал он Чернышева. — Твои слова? — Емельянов ткнул стволом в лоб предателя.
— Не убивай меня! — наконец нашел в себе силы заговорить Чернышев. — Не убивай, я тебе заплачу… Я тебе очень много заплачу… У меня много денег… — Вадим стал доставать из карманов пачки долларов и совать их Емельянову. — Бери, это все тебе… Это очень большие деньги, на всю жизнь хватит…
— И сколько человек ты убил и предал для того, чтобы получить эти бумажки?
— Нет-нет, я никого не убивал… Это случайные деньги… Бери, не бойся… Это все тебе…
— За деньги спасибо, они мне пригодятся, а вот тебе все равно придется умереть…
Прозвучавшая в ночной тишине короткая автоматная очередь заставила Злату испуганно вздрогнуть.
А Емельянов не спеша нагнулся и стал подбирать разбросанные по земле деньги.
«Откуда у него столько долларов? — подумал он, заглянул в сумку и увидел там, помимо оружия, еще деньги. — Да здесь, поди, несколько сотен тысяч… Деньги большие, хорваты не могли ему столько заплатить…»
Он распрямился, закинул сумку на плечо. Глубоко вздохнул. Посмотрел на труп бывшего армейского дружка и плюнул на него.
Емельянов испытывал большое облегчение. Не потому, что разбогател и теперь проблемы с дубровническими контрабандистами решались сами собой. И даже не потому, что исполнил свою месть и наказал предателя.
Облегчение от того, что руки снова делали привычное дело — держали автомат.
Он быстрым шагом направился к Злате.
— Ну где ты так долго был! — набросилась она на него. — Я так боялась, а тут еще эти выстрелы… Кто это стрелял?
— Я. Свел старые счеты…
— С кем?
Емельянов, который все еще был в возбуждении, скупо ответил:
— Какая разница? Пошли, путь предстоит долгий. — Дима включил фонарик и под его светом стал складывать вещи в один мешок.
— Откуда у тебя еще один автомат? Деньги? Что произошло? — не отставала от него Злата.
— Я же говорю, свел старые счеты, — повторил Емельянов.
— С кем?
— Неважно, — вздохнул Дима и обнял ее за плечи. — Возможно, теперь все наши с тобой неприятности останутся позади…
Эпилог
…Кое-где дымились развалины жилых домов, в воздухе нестерпимо пахло гарью. Только что Тузла, сербско-боснийский город, пережил налет авиации. К небу жирными хлопьями поднимался удушливый дым. Однако высокого человека со спортивной фигурой, идущего в сопровождении девушки между развалин, это ничуть не смущало — по всему было видно, что к подобному ему не привыкать.
— Ну, сейчас поговорю с этим долбаным журналистом — и все, — произнес он, поправив камуфляжную форму.
— Долго? — девушка испуганно посмотрела на него.
— Как получится. Надо передать привет родине, мать ее…
Человеком, столь безбоязненно идущим по разгромленным сербским позициям, был Дмитрий Емельянов, его спутницей — Злата Новак.
Давно были забыты планы перебраться в Италию. Дубровник оказался под сербским обстрелом. Как-то совершенно естественно Дмитрий примкнул к сербскому отряду, совершившему дерзкий рейд к морю. И вот теперь, в конце лета, оказался на севере Боснии в разгромленной Тузле.
После августовского взрыва на центральном рынке Сараево войска быстрого реагирования и авиация стран Североатлантического блока перешли к массированному наступлению на сербов; многие наблюдатели с тревогой говорили, что это — возможный шаг к Третьей и последней мировой войне…
Злата покорно плелась следом, потом тихо спросила:
— Ну, где твой журналист?
— А вот он!
Неподалеку от разбитого дома стоял небольшой оранжевый микроавтобус.
Журналист, приехавший в Тузлу собирать материал о балканской войне, уже был готов: оператор приготовил камеру, достал из автобуса шнуры, подключил микрофон…
— Сколько же человек вы убили? — задал он очередной вопрос.
Емельянов пожал плечами.
— Что значит убил? Это можно было бы говорить в том случае, если бы я работал палачом. А я солдат.
— Но ведь и вам приходилось стрелять в мирное население!
— Мало ли в кого мне приходилось стрелять, — сказал Дима и посмотрел на репортера с такой неприязнью, словно бы хотел дать понять: если надо, и тебя с твоей чертовой камерой убью.
— Вам платят за вашу работу?
— Разумеется, — ухмыльнулся Дима. — А то чего бы я тут торчал… Хотя, — он закурил, задумался, — хотя, если разобраться, я тут вовсе не поэтому… Точней — не только поэтому.
Журналист протянул микрофон поближе.
— А почему?
Емельянов нехорошо ощерился:
