— Мы все в одном положении, Дмитрий. Разборки будете устраивать, если удастся выбраться отсюда.

— Ладно, — неожиданно легко согласился Емельянов, и уже обращаясь к Новаку, спросил: — За что ты сюда загремел?

— Ни за что, — буркнул тот.

— Не хочешь — не отвечай. Потом ответишь — времени у. нас много.

Новак отрицательно покачал головой.

— Времени нет совсем. Разве что завещание написать.

— Это откуда же такие сведения? — поинтересовался Емельянов.

— От верблюда. Завтра или послезавтра расстрел.

— Расстрел кого — меня или тебя?

— И тебя, и меня. И если тебя это интересует — расстреливать будет твой друг Чернышев.

— Что?!

— Ничего. Я сам предлагал его кандидатуру Янтоличу. Так что готовься.

Стало быть, Вадим приведет приговор в исполнение. Ясно — надо доказать свою лояльность по отношению к новым хозяевам…

— Сука-а-а… — прошипел Дима.

Емельянов не стал дальше продолжать беседу и вернулся в свой угол камеры.

Полученная информация как-то не укладываясь в голове — Чернышев будет в него стрелять? Вот это сука!

Ну ладно, бросил во время боя. Там действительно трудно разобраться что к чему. Ну ладно, приволок сюда, чтобы авторитет заработать. С определенной точки зрения это даже можно понять.

Понять, но не простить.

Но расстрелять! Завтра?!.

— Вот подонки, — морщась, сказал Андрей Горожанко, делая сложные манипуляции бритвой возле осколка зеркала, прикрепленного к обрубку телефонного столба рядом с колодцем. Его лицо никак не могло целиком отразиться в маленьком осколке, поэтому он часто промахивался и на щеках уже виднелось несколько порезов.

Месяц назад Андрей был обменян хорватами на польского наемника, попавшего в плен к сербам.

— Ты о ком? — вяло спросил Бирюк, чистя свой автомат.

— Да все о Емельянове с Чернышевым. Я все понимаю — и грабеж, и мародерство, но сбежать к хорватам — этого не понимаю. Я бы просто не смог потом воевать, зная, что стреляю в своих же.

Бирюк поморщился.

— Говорят, там больше платят.

— Ну и что? Все равно как-то не по себе. Ведь теперь они будут стрелять в нас, — сказал Андрей, сложив опасную бритву. — Бляди какие-то, а не мужики.

— Ну и хрен с ними, — спокойно сказал Бирюк, уже собирая автомат. — Кстати, а где сейчас все эти новенькие из России?

— Ивица их куда-то отправил. Говорят, что хорваты недавно напали на французский конвой с гуманитарной помощью, кажется — со жратвой и медикаментами, но все унести не смогли и много чего осталось. По-моему, они туда и пошли. Проверить, насколько чисто сработано. А вон, смотри, Ивица идет. Можно у него узнать подробности.

Андрей Горожанко направился к своему командиру.

— Говорят, хорваты на «голубых касок» напали, на французов. Это правда?

Сербский офицер, остановившись, недовольно посмотрел на наемников — видимо, ему не хотелось распространяться на этот счет.

— Да, на конвой с гуманитарной помощью.

— Это как-то на нас отразится?

— Возможно. Командование надеется, что натовцы не оставят это без внимания и обязательно устроят разборку с командованием усташей. Тогда от нас, может быть, окончательно отцепятся с этим чертовым самолетом. Только я вам ничего не говорил. Не надо лишних слухов.

Стойкович пошел дальше, а Горожанко вернулся заканчивать бритье.

— Действительно напали — ты смотри. Я думал, что просто байка очередная… У нас тоже жрать нечего, патроны на исходе, выпивки нет — почему наши не нападают?

Бирюк поднял вверх узловатый палец и задумчиво изрек:

— Политика, понимаешь ли… Высокая политика. Сейчас ко всем несчастьям сербов — еще и на конвой напасть. Тогда вообще бомбами в порошок сотрут.

Зденко Янтолич, такой уверенный и демонстративно высокомерный в обращении со своими подчиненными, стоял по стойке «смирно» и ловил каждое слово, произносимое довольно невзрачным человеком в гражданской одежде.

— Это большая ответственность, — говорил ему пожилой мужчина в гражданском. — Вам все время придется быть предельно осторожным, так как французы наверняка захотят использовать этот инцидент в своих интересах. Ваша задача — как можно более дипломатично отклонять все их претензии. Вам понятно?

Полковник наклонил голову.

— Да.

— Вот и прекрасно, — прищурился человек в штатском. — Единственное, что можете им твердо пообещать, так это то, что все виновные будут обязательно наказаны. Вплоть до расстрела. Это должно произвести на них впечатление — они знают, что мы слов на ветер не бросаем. А американцы с французами нам теперь нужны — сами понимаете, скоро наступление… Пока войска НАТО бомбят сербские позиции, нам это на руку — вы ведь не маленький, таких элементарных вещей вам не надо объяснять. Нам нет никакого смысла с ними ссориться. Вам понятно?

— Так точно! — казалось, что Зденко вытянулся еще больше, хотя это было уже невозможно.

А объяснялось все очень просто. Человек, с которым он разговаривал, никогда не показывался ни на экранах телевизоров, ни на страницах газет, но был едва ли не самым влиятельным человеком среди хорватских военных. Его приказ был равносилен приказу президента Хорватской Герцеговины или даже самого президента Хорватии Туджмана с той лишь разницей, что он мог даже не подписывать никаких бумаг, а обойтись устным приказом. Имя этого невысокого лысоватого человечка было известно только в высших кругах офицеров.

Зденко, чуть ли не качаясь из стороны в сторону от напряжения, с тоской прикидывал последствия, если он, не дай Бог, не справится с возложенной на него задачей. Его просто сотрут с лица земли, а родственникам напишут, что пропал без вести. Даже не погиб, а просто пропал без вести.

— Вам все понятно? — строго спросил человек в гражданском.

В горле у Зденко пересохло, он не смог ответить, но не растерялся и браво щелкнул каблуками.

— Можете быть свободны.

Даже по коридору Зденко Янтолич шел, как на параде… И только выйдя на крыльцо, он вздохнул свободнее, лихорадочно закуривая сигарету.

Черт бы побрал этих придурков! Как только арестовали Новака, они все словно с цепи сорвались — сами себе задания назначают, сами их не выполняют и пьют целыми днями!

Зденко недовольно поморщился, вспомнив, в каком состоянии он оставил солдат в своем лагере. Напились буквально все, благо спиртного было предостаточно — гуманитарная помощь сплошь состояла из консервов, крабовых палочек, мидий и невообразимого количества медицинского спирта. Надо бы до отъезда привести все в порядок, но возможно ли это будет сделать, когда все, как свиньи, пьяны? Хорошо, что хоть командование приехало не к нему в часть, а сюда, к соседям. Хоть и недалеко, однако не видно.

Хорватская боевая часть в это время ударными темпами пропивала и проедала все, что удалось награбить во время нападения на конвой с гуманитарной помощью, предназначенной для сербских беженцев…

Чернышев, пошатываясь, вышел из своей комнаты, злой как черт. Эти хорваты поупивались все до единого, а оставшуюся гуманитарную помощь в это время разграбили сербы…

Чтобы не расстраиваться окончательно, Вадим зашел в одну из комнат, в которой вовсю гуляли, налил себе из графина полстакана чистого спирта и выпил, не разводя его водой. Хорваты, как завороженные, с восхищением проследили за этой процедурой, доступной лишь настоящим русским. Тут же нашлись охотники ее повторить. Правда, большинству это не удалось…

Утреннее солнце уже золотило крест на высоком шпиле собора святого Стефана, когда где-то совсем рядом, за высоким бетонным забором с колючей проволокой наверху, отделявшим территорию концлагеря от городка, окликнули уснувшего часового. Шла смена караула.

Емельянову не спалось.

Он не знал, который был час, но по расположению светила отметил, что еще совсем рано. Надо бы спать — тогда и время быстрее идет, и думать ни о чем не надо. Только бы кошмары не снились, и все…