Дима не хотел, чтобы за противником оставалось последнее слово и, уже находясь возле двери, спросил:

— А попрощаться с вашей женой Златой мне будет позволено?

Новак схватил со стола пистолет и с перекошенным гневом лицом крикнул:

— Лучше заткнись! Иначе я… Увести его!

Еще сидя на диване под прицелом и держа руки за спиной, Емельянов почувствовал, что наручники с браком. Одно из звеньев цепочки, очевидно, имело трещину. Он начал расширять трещину еще сидя. Когда его повели, он незаметно, напрягаясь, продолжил усилия.

Один из усташей, тот, что назвался палачом, шел впереди, двое — за Дмитрием. Они не переставали честить русского последними словами, и несколько раз он получил прикладом по спине.

То, что Злата не приехала утром, как было условлено, скорее всего значило, что ее тоже где-то заперли. «Значит, придется сначала отыскать ее», — твердо решил рейнджер.

Издеваясь, ставя пленному подножки и покатываясь от этого со смеху, усташи вели Емельянова по коридору.

— Пиф-паф! — сказал один из них, снова ткнув Диму прикладом. Именно это и спровоцировало наемника к новой попытке освободиться. Он резко дернул руками в стороны — и наручники разорвались.

Развернувшись, он врезал ближайшему охраннику ногой в пах, выхватил у него автомат и спрятался за согнувшимся телом.

Хорваты не решались стрелять, боясь попасть в своего товарища, а Дима в это время снял с пояса все еще корчившегося хорвата фанату, сорвал чеку и бросил ее в сторону оторопевших охранников, прикрывшись чужим телом.

От взрыва сотряслось все здание; во всяком случае, так показалось самому пленнику.

Не глядя на поверженных противников, Емельянов помчался по коридору, потом выскочил в двери, сразив короткой очередью часового, дежурившего у входа в здание.

Сняв с него автомат, повесив его за спину и сунув в карманы несколько гранат хорвата, он оглянулся — что же теперь делать.

Метрах в тридцати отсюда стояло несколько автомобилей. И тут он услышал крик:

— Дима!

— Злата!

Наемник увидел девушку, машущую ему из окна. Дима подбежал к ней.

Злата стояла в комнате на первом этаже, держась руками за чугунную решетку.

В суматохе хорваты потеряли его из виду, и Дима попытался вырвать решетку руками. Но это было бесполезно, тем более со сломанной ключицей.

Со стороны выхода из здания раздалось несколько выстрелов.

— Черт! — выругался Дима и упал на землю, выстрелив в ответ. — Злата! Спрячься!

Снова длинная очередь — и фонтанчики земли, поднимаемые пулями хорватов, заплясали вокруг. Емельянов перекатился за бордюрчик газона и пустил очередь в противника. Двое хорватов как подкошенные рухнули на землю.

Поняв, что просто так решетку не одолеть, Дима приказал Злате отойти в глубь комнаты и лечь на пол. Злата догадалась, что он хочет сделать, и подчинилась.

Емельянов снял с пояса гранату, пристроил ее в углу решетки, чтобы взрывная волна была направлена вбок, а не внутрь здания, и, выдернув чеку, откатился в сторону.

Прогремевший. взрыв начисто разворотил решетку — теперь путь был свободен.

Как только немного улеглась пыль, Злата появилась в проеме окна и выползла на улицу. Дима в это время, прикрывая ее, поливал выход из здания огнем. Удивительно, но больше ниоткуда стрельба в него не велась — если у кого-то еще и были сомнения в сумасшествии безумного русского, то теперь они начисто испарились. Вместо того, чтобы бежать сломя голову, он засел в самом логове врага и ведет бой совершенно один.

— Теперь в обход того дома к автомобилям, — сказал Дмитрий.

— Поняла, — кивнула Злата, прижимаясь к нему.

— Только бегом как можно быстрее и пригибаясь.

Когда они достигли стоянки, Злата указала на открытый джип, стоявший вторым с краю.

— Этот! — крикнула она. — Это машина Мирослава.

Бензин в этой черт знает сколько лет воюющей стране был страшно дорог, однако в баке автомобиля, которым пользовался капитан контрразведки, он был наверняка.

Емельянов быстро впрыгнул в машину, сел за руль и лихорадочно стал нащупывать провода под рулевой колодкой.

Злата села рядом, тронула его за плечо, протягивая связку ключей, которую только что достала из бардачка.

Дима схватил ключи, завел автомобиль и рванул на полной скорости, пригибаясь от пуль опомнившихся хорватов. Злата указывала ему, куда поворачивать. Городок скоро кончился. Дима свернул с шоссе и помчался по проселку в сторону далекого леса.

Когда до спасительных деревьев оставалось не более полукилометра, машина начала дергаться, а потом и совсем заглохла.

Дима вытащил за руку Злату из машины, и они побежали. На проселочную дорогу уже сворачивали машины преследователей.

Все произошло самым нелепым образом — пробежав несколько шагов, Злата с криком упала на землю, подвернув ногу.

Проклиная все на свете, Дима попробовал поднять девушку на руки, но сломанная ключица отозвалась такой болью, что он сразу был вынужден отказаться от этой попытки.

Сзади послышалась стрельба.

— Беги! — умоляюще закричала Злата. — Быстрей, быстрей!..

Дима решительно замотал головой и приготовил автомат к бою. Он вернулся к автомобилю и пристроился возле переднего бампера, намереваясь подороже продать свою жизнь.

Умирать всегда страшно, но он теперь этого не боялся. Присутствие девушки возвышало его в собственных глазах.

— Дима! — в голосе Златы звучал гнев.

Емельянов обернулся.

— Беги! Я жена капитана контрразведки, меня не убьют. Но если ты не уйдешь, то я сама застрелю тебя!

Глаза ее были полны решимости. А в руках оказался неизвестно где добытый пистолет.

— Хорошо. Я вернусь, — сказал Дима, забрасывая автомат на спину. — Я обязательно вернусь.

— Беги! Доберешься до своих. Там линии фронта нет, сейчас все перемешано — наши, четники, «голубые каски», натовские войска… Беги же!..

Спорить бесполезно.

Если бы он смог ее тащить, это все равно было бы бесполезно. В лагере сербов Злату, хорватку, жену капитана контрразведки, ничего хорошего ждать не могло. Уходить сейчас с нею за границу было бы слишком трудно. Ему надо было еще поправиться, набраться сил. Иного пути, как к боснийским сербам, для Емельянова сейчас не существовало.

Все эти мысли вихрем пролетели в голове, и Дима, до неприличия быстро, согласился.

Он словно в последний раз посмотрел на Злату и, не оборачиваясь, побежал в сторону леса.

Злата лежала на земле, сжимая рукоять пистолета, и смотрела вслед русскому наемнику…

Емельянов почти не помнил, как и когда оторвался от преследования: хорваты вели плотный огонь, пули то и дело пролетали над головой.

Первые метров триста были, конечно, самыми тяжелыми — открытая местность прекрасно простреливалась, но преследователи, видимо, были слишком уверены в себе и хотели только ранить наглого беглеца, чтобы взять живым.

Емельянов добежал до небольшого перелеска — за ним начиналась ложбина, поросшая орешником.

Вскоре выстрелы стихли — так же неожиданно, как и начались: значит, Диме удалось достаточно далеко уйти от погони.

Пробежав еще несколько сот метров, недавний пленник усташей в полном изнеможении опустился на сырую землю. Кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось в груди. Емельянов механически пошарил по карманам, вытащил поломанную сигарету и подаренную Златой зажигалку, закурил, выпустив через нос сизоватую струйку дыма.

За время своего наемничества на земле Боснии Емельянов научился интуитивно чувствовать любую опасность: ситуация чуть ли не каждый день была критическая, и инстинкт самосохранения обострился. Поэтому теперь Емельянов знал наверняка — самое страшное позади.

Докурив сигарету до фильтра, он щелчком отбросил окурок и с удовольствием растянулся на земле, стараясь еще и еще раз воскресить в памяти перипетии бегства. Так или иначе все его мысли возвращались к Злате — ведь именно благодаря ей Емельянов был сейчас свободен.