— Да, да, — согласился Питер Эззати, который, по-видимому, только приехал.

Эззати вырядился в строгий темный костюм, к которому добавил черную креповую повязку. Он подошел к Сильвии с другой стороны, чтобы помочь вывести ее из студии, однако она вцепилась в его нарукавную повязку. Толстяк отшатнулся.

— Снимите эту дрянь! — вдруг визгливо закричала она. — Не доходит? Вы так глупы, что не можете понять?

— Ну, ладно, будет, будет, — успокаивала ее Либби и, проявив неожиданную силу, подняла Сильвию на руки и унесла в жилую часть дома.

Даллену показалось, что Сильвия искала его взглядом, но две другие дамы, опомнившись, пришли Либби на помощь и загородили ее. Он, застыв, смотрел им вслед, когда большой кусок смальты запоздало отвалился от распотрошенного панно и с треском обрушился на пол. Звон и грохот вывел гостей из транса, все разом заговорили, торопясь поделиться своими впечатлениями.

— Как тебе комедия, а? — промурлыкал над ухом Даллена Ренард. — Сама Электра вряд ли устроила бы лучшее представление.

Даллен отметил про себя, что Ренард холоден и совершенно не огорчен. Вызванный каким-то умопомрачением акт варварского разрушения произведения искусства лишь позабавил его.

— Рик, ты делаешь честь человеческому роду.

— Что ты пытаешься сказать, старик?

— То, что ты мне не нравишься, и я борюсь с собой, чтобы предотвратить логически вытекающие из этого последствия.

Ренард довольно ухмыльнулся.

— А для кого из нас они, по-твоему, опасны?

— Счастливого путешествия на Орбитсвиль.

Даллен повернулся и чуть не врезался в запыхавшегося Питера Эззати, который поправлял свою повязку и выглядел взволнованным.

— Смерть Карала… эксперимент… Сильвия… Я опоздал… следил за новостями из Орбитсвиля… Эти зеленые полосы… Они должны что-то означать, Гарри. У меня дурные предчувствия.

— Какие зеленые полосы? — Даллен уже был переполнен информацией, но что-то в тоне Эззати побудило его все-таки задать вопрос.

— А вы не следили за последними новостями? Обнаружены какие-то зеленые светящиеся полосы, которые медленно дрейфуют по оболочке — и снаружи и внутри. Поначалу думали, что их число не меняется, но потом их стало все больше и больше, они уже сливаются.

— Может, это разновидность ионизационного эффекта? Вроде ауры?

Эззати отрицательно покачал головой.

— Научная комиссия объявила, что зеленые полосы не регистрируются ни одним прибором, за исключением фотооптических. Свечение видно, если смотреть непосредственно на оболочку, вот и все.

— Тогда оно не может стать слишком сильным.

— Отмахнуться проще всего, — хмуро сказал Эззати. — Не нравится мне это, Гарри. Ведь считалось, что материал оболочки абсолютно стабилен.

— Вы полагаете, он взорвется?

Как уроженец Орбитсвиля, пролетевший миллионы километров над зелеными равнинами, горами и морями Большого О, Даллен проникся незыблемостью гигантского шара. Однако на Земле он заметил, что люди, никогда не бывавшие там, не могут осознать его масштабы, поэтому думают о нем, как об огромном металлическом воздушном шаре. Они говорили: «в Орбитсвиль, из Орбитсвиля», а не «на Орбитсвиль, с Орбитсвиля», как коренные жители.

Ничто не могло заменить непосредственный взгляд на сферу с борта корабля. Большой О устрашал, но одновременно успокаивая, и никто из увидевших его впервые, уже не смог остаться прежним.

— Я не утверждаю, что он взорвется, но… — Эззати замолчал и склонил по-птичьи голову. — Я хотел сообщить вам еще кое-что. Последние дни вы не приходили в офис, и, думаю, не слышали о Джеральде Мэтью.

— Мэтью? — Даллен постарался, чтобы его голос не дрогнул. — А в чем дело?

— Сегодня утром он вылетел к западному побережью, но улетел не слишком далеко: самолет сейчас находится где-то около Монтгомери.

— Вынужденная посадка?

— Мягко сказано. Компьютер проанализировал данные, переданные бортовым радиомаяком. Похоже, самолет врезался в холм.

Новость оглушила Даллена, не оставив камня на камне от его намерений и планов на ближайшее будущее. Вместо удовлетворения мысль о гибели Мэтью вызвала чувство потери. Это было несправедливо: преступник, запросто уничтоживший двух человек, так легко, так быстро ускользнул, не успев даже испугаться приговора, не взглянув в глаза своему палачу.

— Вам точно известно?.. — Даллен проглотил комок в горле. — Что Мэтью умер?

— Смотрите, чтобы Сильвия не услышала. — Эззати улыбнулся и потрепал Даллена по руке. — Смерть отныне под запретом, употребляйте термин «дискарнация». Можете сказать, что глупый Мэтью опрометчиво дискарнировал в расцвете лет.

— Мне кажется… Трудно поверить, — произнес Даллен. Он, наконец, обрел способность обдумать свое положение в новых обстоятельствах. Смерть Мэтью сняла с него ужасную ответственность, ведь он скрыл имя преступника, освободила от других обязательств, о которых Даллен до сих пор старался не думать.

Эззати с беспокойством поглядел на него.

— Послушайте, Гарри. Я не хотел, чтобы это прозвучало непочтительно. Мэтью был вашим другом?

— Нет, нет, все в порядке. Мне пора домой.

Гарри вышел на улицу и направился к машине. Он понял, что до этой минуты не видел ничего вокруг, не слышал чистых звуков, не вдыхал настоящих запахов. Он осознал, что действительно собирается домой. Они с Коной и Мики слишком долго пробыли на Земле.

Вселенная представляла собой чашу из чистого голубого стекла.

В чашу кто-то бросил три предмета, которые лежали на выгнутом лазурном дне. Самым заметным был сияющий яркий объект, который вызывал мучительную боль в глазах. Он решил, что это солнце. Маленький бледный полумесяц почти терялся в яростных потоках света. Наверняка, неизлучающее тело — планета или луна.

Другой выглядел гораздо крупнее и не имел строгой геометрической формы. Туманный белый лоскут со следами перистой структуры. После некоторого размышления он узнал в нем облако.

Последовала быстрая ассоциация: атмосфера… влага… дождь… земля… растительность…

«Я жив!»

От этой удивительной мысли Мэтью вскочил, задыхаясь от потрясения, сделал несколько слабых попыток бежать сразу в нескольких направлениях, словно дичь, угодившая в ловушку. Потом он понял, что ужас, таившийся в его мозгу, уже настигавший его, теперь исчез. Заслонив глаза от солнца, Мэтью впервые почти спокойно посмотрел вокруг и увидел освещенный солнцем склон холма.

По всему склону были разбросаны багровые и золотистые обломки самолета. От энергетической установки поднимались султаны дыма, сочная трава вокруг пожухла, но не загорелась. Остроконечный нос, лишенный оболочки, остался самой крупной деталью фюзеляжа, пережившей столкновение. Недалеко от открытой кабины, похожей на жеванную сигару, валялись рваные лоскуты обугленной кожи, кучи металлического лома, битого стекла и обрывков кабеля. Снизу вверх по склону тянулся глубокий ровный шрам, словно какой-то великан вспахал плугом огромную прямую борозду.

Мэтью нервно рассмеялся. Звук мгновенно потонул в окружающем безмолвии. Он сам поразился, как безумно прозвучал его смех. Осмотрев себя, он обнаружил множество дыр в кожаной куртке, перемазанной землей и соком травы. Пульсирующая белье теле свидетельствовала о том, что дня два он едва ли сможет вести нормальный образ жизни, но главное — он сверхъестественным образом остался практически невредимым.

На него вдруг нашел благоговейный страх, ноги подогнулись, и он упал на колени.

«Я должен был умереть!»

Мэтью вспомнил, что пытался покончить жизнь самоубийством. Это изумило его почти так же сильно, как и чудесное спасение. Нельзя придумать ничего глупее и бессмысленнее, чем обрывать собственную жизнь, в особенности, если будущее столько всего обещает. Наверное, имелось единственное правдоподобное объяснение: в последнюю секунду безумие отпустило его, он успел передать управление автопилоту. Что же побудило Мэтью к самоубийству?