Литмир - Электронная Библиотека

Когда они остались позади, я заметил, что палубы покачиваются в воздушных потоках. В последний раз, когда я сумел их разглядеть, они напоминали редко мигающие звезды. Надо рассказать об этом Завотлу – может, он решит переделать оснастку, чтобы палубы летели ребром вниз. Конечно, удар о землю будет сильнее, но двигательные узлы сверхпрочны.

Иногда я вспоминал людей, которых мы оставили в зоне невесомости, и чувствовал легкую зависть. Ведь им в отличие от меня есть чем заняться. На них лежит бремя первоочередных задач. Необходимо загерметизировать крепости. Необходимо ежечасно сжигать дымовую шашку – отмечать дрейф. Необходимо устанавливать мехи для повышения воздушного давления на борту… готовить первый завтрак… проверять двигатели и вооружение… продумывать вахтенное расписание…

Меня покачивает, и воздушные струи настойчиво шепчут о чем-то.

Уснуть? Что может быть проще?..»

Глава 7

– Золото?! У тебя хватает наглости золото мне предлагать?! – Возмущенный до глубины души, Рэгг Артунл мозолистой ладонью смахнул на землю кожаный кошелек. От удара он приоткрылся, и несколько штампованных квадратиков желтого металла высыпались на сырую траву.

– Правду говорят: совсем ты свихнулся. – Лю Кло упал на колени и бережно собрал монеты. – Хочешь ты продать участок или нет, а?

– Да! Хочу! Но – за настоящие деньги. За старые добрые стекляшки. Вот чего я хочу. – Артунл потер большим пальцем левой руки правую ладонь; старинный этот жест в Колкорроне означал плату общепринятой валютой – витым стеклом. – Усек? Стекляшки гони!

– Но тут же на всех – королевский лик! – запротестовал Кло.

– Я желаю башли тратить, а не стенку ими украшать! – Артунл обвел колючим взглядом фермеров. – У кого настоящие деньги?

– У меня. – Вперед бочком вышел Нарбэйн Эллдер и порылся в кармане. – У меня при себе две тысячи роялов.

– Давай их сюда! Участок – твой! Может, тебе больше повезет, чем мне. – Артунл протянул руку за деньгами, и тут между ними вклинился Бартан Драмме. Он легко раздвинул их, чего не сумел бы сделать в первые дни своей крестьянской жизни.

– Да что с тобой, Рэгг? – спросил он. – Нельзя же отдавать землю за бесценок?

– Пускай делает, как ему нравится, – буркнул Эллдер, помахивая кошельком с разноцветными квадратиками.

– Удивляешь ты меня. – Бартан ткнул его указательным пальцем в грудь. – И не стыдно наживаться на соседе, когда у него с головой нелады? Что скажет Джоп, если узнает? – Бартан с вызовом оглядел мужчин, собравшихся на живописной поляне, под деревьями, которые едва защищали от дождя. Над поселением плыли тяжелые серые облака, и фермеры в мокрых до нитки балахонах-мешках с нахлобученными капюшонами выглядели непривычно, даже жутковато.

– С башкой у меня полный порядок. – Артунл неприязненно глянул на Бартана и еще больше помрачнел. Было видно, что у него родилась новая мысль. – Это все ты виноват. Ты нас сюда завел, в эту проклятущую дыру.

– Я тебе очень сочувствую, и сестру твою жалко, – сказал Бартан, – но ты зря торопишься. Надо хорошенько подумать. Ты уже столько сделал – что же теперь, все бросать?

– Да кто ты такой, чтоб меня поучать? – На побагровевшем лице Артунла появилось недоверие пополам с враждебностью. Точно такое же выражение Бартан встречал на каждом шагу, когда только вступил в общину. – Да что ты вообще про землю знаешь, господин нанизывальщик бус, господин починяльщик брошей?

– Я знаю, что Лю не должен выторговывать участок, если не может дать настоящую цену. Получается, что на твоей беде он нагреет руки.

– Прикусил бы ты язык. – Выпятив подбородок, Эллдер подступил к Бартану. – Что-то ты меня притомил, господин… – он тщетно поискал свежее оскорбление и был вынужден позаимствовать его у Артунла, – нанизывальщик бус!

Бартан снова обвел глазами толпу в балахонах и, оценив общее настроение, удивился и огорчился: судя по всему, они не остановятся перед насилием. Наличествовал и другой признак, вдребезги разбивавший любые его аргументы: с тех пор как фермеры осели в Логове, они здорово опустились. Всего-навсего за год. Этот год Бартан с Сондевирой прожили вместе, и он видел, как слабеет былой дух товарищества, и его вытесняет заурядное соперничество. Причем удачливые не стеснялись отказывать в помощи невезучим соседям. От авторитета Джопа Тринчила не осталось и следа – что не могло не сказаться на его физическом и психическом здоровье. Он съежился, зачах и, ясное дело, уже не мог объединять свою паству. Джопа редко видели за пределами его участка. Бартан никак не ожидал, что старика Тринчила – задиру и грубияна – постигнет такая участь. Казалось, с его уходом в анахореты община потеряла цель жизни.

– Я давно не нанизываю бусы, – резким тоном сообщил Бартан промокшему под дождем сборищу. – О чем весьма сожалею, потому что с помощью любимой иголки и нитки я мог бы сделать ожерелье из ваших мозгов. Тонюсенькое такое ожерельице.

Эти слова потонули в реве двух десятков глоток, глухом и злобном, как рык буйных волн на узкой косе. Но селективные рефлексы позволили мозгу выделить одну-единственную фразу: «Зря ты, придурок, не разжился поясом целомудрия».

– Кто это сказал? – выкрикнул Бартан и чуть не потянулся за мечом, которого отродясь не носил.

Сумрачные арки нескольких капюшонов повернулись друг к другу, затем снова – к Бартану.

– А что такого? – прозвучал чей-то радостно-озабоченный голос.

– Скажи-ка, парень, молодой Глэйв Тринчил еще не надорвался тебе пособлять? – осведомился другой. – Коли он силенки подрастерял, зови меня. Уж я-то вспашу так вспашу, это всякий знает.

Бартан едва не бросился на злоязычного пахаря с кулаками, но здравомыслие и осторожность удержали его на месте. Крестьяне, как всегда, одержали над ним верх, ибо известно: дюжина дубин всегда одолеет короткий меч. Община берегла убогие словесные штампы как фамильные драгоценности, а невежество служило им надежнейшим доспехом.

– Господа, надеюсь, вы не слишком расстроитесь, если я вас покину. – Бартан помолчал, надеясь, что домыслы на сексуальную тему слегка разрядили обстановку, однако внешне это ничем не подтверждалось. – У меня дела на рынке.

– Я с тобой, если ты не против, – перешел на его сторону Орайс Шоум, бродячий батрак, прижившийся в общине. Он был молод, с диковатым взглядом и где-то почти целиком потерял ухо, но дурных отзывов Бартан о нем не слышал, а потому не стал возражать против его общества.

– О чем разговор. Но разве Элрахен тебя не ждет?

Шоум поднял маленькую котомку.

– Я теперь снова вольная птица. Не хочу тут засиживаться.

– Понятно. – Бартан запахнул на шее клеенчатый капюшон и взобрался на козлы. Теплый дождь все еще лил как из ведра, но на западе с каждой минутой ширилась желтоватая полоска. Значит, скоро распогодится.

Шоум сел рядом. Бартан дернул вожжи, и фургон тронулся в путь. Прилизанные дождем лопатки синерога мерно поднимались и опускались. Бартана одолевали мысли о жене; поймав себя на этом, он решил отвлечься беседой с попутчиком.

– Недолго ты у Элрахена проработал, – сказал он. – Что, плохой хозяин?

– Видывал и похуже. Мне само это место не по нутру. Что-то здесь не так, вот и ухожу.

– Еще один паникер! – Бартан с упреком взглянул на Шоума. – А с виду ты не из тех, у кого буйное воображение.

– Воображение, брат, штука тонкая, такое может выкинуть, чего наяву вовек не увидишь. Ты думаешь, почему Артунлова сестра руки на себя наложила? Слыхал я, будто мальчонка ее не просто исчез. Будто зарезала она его и в землю закопала.

Бартан рассердился.

– Что-то много ты слыхал для одноухого.

– Чего ты злишься? – Шоум потрогал пальцем огрызок уха.

– Прости, – вздохнул Бартан. – Допекла меня вся эта болтовня. Ну и куда ты теперь?

– Не знаю… Правду скажу: надоело гнуть спину на кого попало, – уставясь вперед, ответил Шоум. – Подамся в Прад, может, доберусь. Работы, слыхал, там навалом. Чистой, легкой. Из-за войны. Одно худо: далеко до Прада. Вот если бы… – В глазах Шоума проснулся интерес. – Это не у тебя ли собственный воздушный корабль?

28
{"b":"26962","o":1}