«Дворянское гнездо», «Суворов», «В.И. Ленин», «Лес», «Лгун», «Платон Кречет» с
Корчагиной-Александровской в роли Христины Архиповны. Помню новые постановки
«Нашествие», «Кремлевские куранты» и др. Большая радость была для нас, ленинградцев, открытие Филармонии. Зал, в котором давались концерты, чуточку напоминал наш
чудесный зал Ленинградской Филармонии.
Большую часть второго года эвакуации Николай Константинович Черкасов провел в
АлмаАте, снимаясь в роли Иоанна Грозного. Всегда возвращался домой усталый, больной.
Съемки совершались в очень тяжелых условиях. Отдыхать в перерывах приходилось тут
же в съемочной на голом полу. Таким путем он получил радикулит, и эта болезнь его долго
мучила. Лето второго года Нина с Андрюшей и няней провели с ним в яблоневом саду в
Алма-Ате. Зимой 1943 г. Николай Константинович с Ниной совершили очень опасную
поездку в Ленинград. Ладожское озеро перелетели
Николай Константинович Черкасов с сыном Андреем, Алма-Ата, 1944 г.
на самолете под самым носом у немцев. Через две недели они вернулись обратно. Доклад
Николая Константиновича в Пушкинском театре о состоянии Ленинграда и обо всем, что
им там пришлось видеть и слышать, вызвал слезы у многих слушателей.
После смерти Николая Арнольдовича меня из ленинградцев беспокоила, главным образом, судьба моего верного друга, секретаря губграмчека Л.Г. Яковлевой. Мы вели с ней
постоянную переписку. Когда беспокойство очень одолевало меня, я телеграммой
спрашивала о ее здоровье. Нина и Николай Константинович во время пребывания в
Ленинграде передали ей от меня в подарок килограмм сахара и повидали ее. Очень
интересные, содержательные письма Лидии Григорьевны, рассказывающие обо всем, что
творится в Ленинграде, читались обыкновенно у нас всей семьей вслух.
Внук мой развивался нормально, отличался необычайной живостью и шаловливостью.
Любил, чтобы ему читали вслух, и был ненасытен в этом отношении. Я была его любимая
чтица. «Бабушка читает с выражением», – оценивал он мое чтение в более сознательном
возрасте. Еще крошкой он получил в подарок «Почемучку» Житкова, и долго-долго эта
книжка была его самая любимая. С детства обладая прекрасной памятью, он скоро знал
всю книгу наизусть и все-таки без конца просил читать ее, сам разыскивал главы, которые
пришлись ему больше по вкусу. Весь в локонах, с удивительно миловидным лицом, он
пользовался общими симпатиями. Особенно любила его Гзовская, его постоянная гостья
снизу, и Ольга Алексеевна Мравинская. Та и другая бездетные, с большим запасом
неистраченного материнства, они умели каждая по-своему так хорошо и весело занять его.
Домашние тетя Оля и Наташа тоже очень любили его и много возились с ним. Андрюша с
детства отличался плохим аппетитом. Для того, чтобы он ел, надо было придумывать для
него какие-нибудь особые развлечения – рассказывать сказки, засовывая ему ложку в рот, или читать вслух. Если это не помогало, и родители были дома, то они устраивали ему
представления: особенно изощрялся Ник. Конст, мы все иногда хохотали до упаду, но для
Андрюши это было плохо, он не мог глотать от смеха, давился. Надо было забавлять его, но в меру. Николай Константинович в каждый свой приезд из Алма-Аты привозил
Андрюше игрушки, художественно исполненные в мастерских киностудии – то азбука в
кубиках с картинками в прекрасном ящике, то танк, и везде красивые надписи «Андрюша
Черкасов».
Насколько можно было судить о наклонностях 4летнего ребенка, они у него определялись, главным образом, большим интересом ко всему техническому. Он очень рано стал
рисовать, довольно удачно изображая корабли, грузовики, танки. Прирожденная
артистичность проявлялась у него в красивых, выразительных жестах и умении и охоте
смешить.
80
Такой важный для меня вопрос, как добывание книг, разрешился в Новосибирске в
высшей степени благоприятно. Город обслуживается двумя библиотеками, областной и
городской. Последняя, благодаря богатству своего книжного фонда, дала мне возможность
познакомиться со многими новейшими советскими изданиями, а также иностранными
классиками. Все это в условиях громадной потребности Ленинграда было для меня почти
недоступно. Так, например, большое наслаждение дала мне двухтомная переписка
Флобера, а также биография Жорж Санд, написанная В. Карениным. Недавно я узнала, что
это псевдоним племянницы В.В Стасова В.Д. Комаровой. Книгу она писала одновременно
на русском и на французском языках. В Париже она нашла доступ к еще
неиспользованным материалам по биографии писательницы. Французы, не имея такой
полной биографии Жорж Санд, пользуются книгой нашей соотечественницы. Недавно я
читала переписку Толстого и Стасова. В примечании по поводу присылки Комаровой
своей книги Л. Толстому комментируются его разноречивые мнения о Жорж Санд.
«Отвратительная женщина, – как-то отозвался о ней Л. Толстой, – я не понимаю ее успеха.
Все фальшиво, скучно, я никогда не мог читать». А в письме Фету по поводу ее романа
«Malgretout» (вопреки всему), Толстой восклицает: «Молодец старушка».
Всю мою сознательную жизнь меня поражало, как Толстой, величайший в мире художник
и человек могучего ума, не сумел отойти от давно себя переживших религиозных
предрассудков.
Вот что пишет по этому поводу В.В. Стасов в письме к брату:
«Я не раз говаривал и писал Л.Н. Толстому на разные лады и под разными соусами: как
это Вы, Лев Николаевич, перескочили и перешагнули через сто тысяч больших и малых
барьеров, только ноги ваши чистокровного скакуна не берут двух остальных, и перед ними
Вы стоите в почтении и фетишизме – «божество и христианство». Отчего такая
странность? Почему? Зачем? – Но он тогда недоволен, ворчит, а то и клыки показывает.
Значит лучше этого и не тронь...».
Возвращаюсь к новосибирской библиотеке. С превеликой радостью я обслуживала
библиотечными книгами всю нашу семью. С этой стороны я была гораздо полезнее, чем
по хозяйству. С каким уважением и благодарностью вспоминаю я преданных работников
этой замечательной библиотеки. Скоро по приезде я связалась с библиотекой более
тесными узами. В разговоре с работниками выяснилось, что они голодают, на днях у одной
из них был тяжелый обморок на почве недоедания. Через моего зятя и тетю Катю мне
удалось выхлопотать для них обеды улучшенного качества.
В конце сентября в библиотечной очереди я познакомилась с очень милой студенткой
Московского университета Маней Карас. Узнав, что я преподаю иностранные языки, она
попросила меня давать ей уроки английского языка. Это была первая ласточка из большой
стаи моих будущих учеников.
Взявшись за английские уроки, я, признаться сказать, порядочно струхнула. Мне
пришлось несколько раз в жизни иметь учеников по английскому языку, но в последние
15 лет я вся ушла в изучение, а затем преподавание романской языковой группы, а
поанглийски мне даже читать не приходилось. Но, не теряя мужества, я впряглась и
проделала гигантскую работу, идя впереди своей ученицы. По счастью драгоценные
материалы мисс Спенс я взяла с собой в Новосибирск. Все, что мне было нужно по линии
учебников, я раздобыла в библиотеке. Придя на первый урок, Маня предупредила меня, что она неспособна к языкам. Год или два она изучала английский язык в Университете и
не получила никаких знаний. Но уже через несколько часов занятий я убедилась в
хороших способностях моей ученицы и ее необычайной толковости. Я уж не говорю о
доброй воле и интересе к изучению языка. Через 23 месяца мы с ней во время урока
говорили только поанглийски, и она делала большие успехи. Скоро я поняла, что имею
