больших остановках кипяток и заранее для нас заготовленную горячую пищу в виде супа

или каши. Очень нас выручал и взятый в дорогу симоновский громадный самовар.

Проводник ставил его несколько раз в день, и мы были обеспечены кипятком. Николай

Константинович Симонов в трезвом состоянии отличается редкой добротой и

благородством, также как его супруга, но раз как-то случилось ему «выпить», и вид

кипящего самовара, из которого, как обычно, все временные обитатели нашего вагона

брали кипяток, вызвал в нем сильное раздражение. Он стал скандалить, кричал на весь

вагон, что никому не позволит пользоваться кипятком из своего самовара, пусть каждый, кто хочет пить чай, обзаведется собственным самоваром и т.д. Все молча разошлись по

своим купе, зная, что в таком состоянии он не способен разговаривать. Накричавшись

вдоволь, он лег спать. Купе было открыто, когда я, проходя мимо, увидела трогательную

картину: Николай Константинович спал рядом со своей дочкой Катюшей, в ногах у него

лежал опрокинутый самовар. На другой день все, разумеется, отказались от услуг

самовара. Несколько дней сконфуженный Николай Константинович на каждой длительной

стоянке уходил с ведром и обслуживал кипятком весь вагон. Конечно, все скоро простили

ему обиду и вернулись к прежнему порядку. Мария Константиновна как-то сказала мне по

секрету: «Хоть бы самовар-то был его, а то ведь мой!»

Я не помню, в каком произведении Толстой отмечает свои наблюдения над течением

дорожных мыслей. В первую половину пути мы, по его мнению, всем существом

продолжаем быть связанными с только что покинутым местом и людьми. Во второй

половине, отрываясь от прошлого, мы переносимся мыслями в будущее. Правильность

этих наблюдений можно было проверить, следя за сменой настроений нашего поезда.

Первое время среди нас царила подавленность от разлуки с Ленинградом и панический

страх перед возможными налетами. После Тихвина, когда эта опасность миновала,

наступил период некоторого успокоения. В нашем клубе-коридоре вагона стали слышаться

оживленные разговоры – шутки, остроты. Тетя Катя стала проявлять признаки

свойственной ей жизнерадостности. Дочь ее, узнав, что я преподаю английский язык, заявила о своем давнишнем желании изучить его и предложила мне заниматься с ней по

приезде в Новосиирск. Л.С. Вивьен захотел побриться и, вспомнив, что забыл запастись

порошком для бритья, пришел к Нине просить, не выручит ли она его. Он ушел

довольный, когда Нина дала ему какой-то свой крем, сказал: «Вы будете пахнуть, как фея».

77

На одной из остановок наш поезд находился на высокой насыпи. Актер Меркурьев, проходя внизу нашего вагона, крикнул мне в момент, когда я выглянула в открытое окно:

«Опустите в окно руку», что я послушно выполнила. Ловким скачком он подпрыгнул до

высоты руки и на лету поцеловал ее. Мы были очень мало знакомы, и эту шалость я могу

объяснить только проявлением молодечества и желанием выкинуть какое-нибудь антраша.

Такое оживление продолжалось несколько дней, пока наши мысли не перенеслись вперед

к будущей жизни в Новосибирске. Начались гадания, где мы будем жить, как разместить

такое количество приехавших, где будет работать Пушкинский театр? В разговорах все

чаще слышалось страшное слово «палатка». Придется жить в палатках. Пугали и

сибирские морозы с неизвестно какой крышей над головой.

Таковы были пессимистические настроения работников Пушкинского театра, когда

2 сентября 1941 г. в 10 часов вечера по ленинградскому времени и в 2 часа ночи по

местному времени наш поезд прибыл в Новосибирск, и мы сразу перешли из

действительности в сказку из «Тысячи и одной ночи».

Первое, что нас поразило, ярко освещенный вокзал и большая толпа встречающих. Среди

них сотрудники местного театра «Красный факел» и актеры-посланцы Пушкинского

театра, которые немедленно взяли распорядительную часть в свои руки. Около вокзала

стояло наготове большое количество автомобилей и грузовиков, к нашему приезду были

освобождены гостиницы города. Мы все сразу были посажены в машины и привезены в

назначенные нам помещения, распределены по комнатам в строго определенном порядке.

Все происходило как по мановению волшебного жезла. Несмотря на поздний час (вернее, наступило уже раннее утро), во всех гостиницах для прибывших был приготовлен горячий

ужин. Какие там палатки! Электричество, паровое отопление, комфортабельные чистые

кровати с сетками и хорошими матрасами. Во всем сказалось удивительное

гостеприимство сибиряков. Актеры местного драматического театра «Красный факел»

активно участвовали в нашей встрече. Они уступили пушкинцам свой театр и свои

квартиры, сами перебрались временно в заводский городок Сталинск, где и пробыли все

три года нашего пребывания в Новосибирске.

В гостинице нам пришлось пробыть около месяца, пока для семьи каждого актера не было

найдено в городе соответствующее помещение. Рядом с нашей гостиницей была баня. Я

бы хотела, чтобы и в Ленинграде поблизости от моего дома была такая баня с отдельными

номерами, снабженными ваннами. Черкасовы получили прекрасную квартиру в самом

лучшем доме Новосибирска на Октябрьской площади. Этот стоквартирный громадный

дом со многими подъездами был построен по одному плану с ленинградским домом для

научных сотрудников на Выборгской стороне. В доме был лифт (правда, почти

бездействующий), паровое отопление, даже механический мусорный ящик.

Для нас этот ящик играл большую роль, посколько наша квартира была в седьмом этаже.

В квартире была отдельная комната с асфальтовым полом – душевая. К сожалению,

горячая вода давалась только раза два в неделю и чаще по ночам. Приходилось иногда

ночью вставать, помыться и опять лечь в постель. Но все-таки горячая вода была для нас

большим подспорьем, так как стирать белье приходилось самим.

Мне с моей внучкой Наташей досталась прекрасная большая комната с видом на реку Обь.

Рядом с нами поместилась Оленька с мужем. Черкасовы взяли себе комнату с балконом, соседняя с ними, самая теплая и веселая, была детская.

Через площадку от нас поселился Малютин с семьей. Этажем ниже такую же квартиру,

как наша, получила Рашевская с семьей и супруги Гайдаровы- Гзовские. В нашем же доме, с другого подъезда жили Симоновы. В другом доме, очень близко от нас жили

Скоробогатовы, Корчагина-Александровская и Вивьен. Очень порадовало всех

ленинградцев прибытие а Новосибирск Филармонии в полном составе. Евгений

Александрович Мравинский, друг детства Николая Константиновича с женой и матерью

получил квартиру в третьем подъезде нашего обширного дома. В той же квартире

поселился директор Филармонии Пономарев с женой и тещей. Таким образом, все эти

семьи оказались в близком соседстве друг с другом. Это дало мне возможность

познакомиться с ними покороче, особенно, когда я начала свою преподавательскую

деятельность, и очень многие члены этих семейств сделались моими учениками.

Мы застали Новосибирск в хорошем продовольственном состоянии. Все знатные люди

театра, Черкасовы в том числе, были обеспечены прекрасным питанием. Каждый день,

помимо вкусно приготовленного обеда в три кушанья, они получали сливки, закуски,

домашние булки и печенья. Но все это было в первый год приезда, во второй – несколько

хуже, а в третий – ничего не осталось от

Н.К.Черкасов и Е.А. Мравинский.

прежнего великолепия. В первый год няня, моя посуду после обеда, с трудом отмывала

слой жира от раковины, а на третий год грязная вода стекала из раковины, не оставляя

никаких следов.