2) Почетным председателем нужно избрать Илью Ефимовича Репина, который будет очень
обрадован таким приветом из-за рубежа.
3) Нужно отказаться от всяких торжеств и приступить к черной работе. Я предлагаю
устроить в Доме искусств и Доме литераторов два семинара по изучению Некрасова,
пригласив: а) А.Ф. Кони, б) ЕвгеньеваМаксимова, в) Фомина. Придать работе строго-
научный характер, начиная тихо, скромно и чинно.
Ваш Чуковский».
Обеспокоенный делами рождающегося Общества, Анатолий Федорович мне пишет:
«18 декабря 1921 года.
Дорогая моя Евгения Алексеевна. Очень бы хотелось потолковать с Вами о делах
Некрасовского общества, которое, как мне кажется, может пойти по неправильному пути.
В пятницу в 4 часа совет соберется у меня, но, может быть, Вы найдете возможным
придти пораньше, например, в 3 /, захватив с собой устав и список членов совета и
кандидатов к ним. Очень меня обяжете. ... Но какое пассивное было вчера собрание! Ни
одного заявления от присутствующих, кроме будущих членов совета! Какая Вы были
очаровательная, лучезарная, как всегда, изящная, бодрая...».
Почетным председателем Некрасовского общества был избран Анатолий Федорович Кони, председателем – МаксимовЕвгеньев, и я его заместителем.
В письме от 26 декабря 1921 года Анатолий Федорович, приглашая меня зайти, пишет:
«Я постучался бы к Вам сам, но до того переутомлен, что не могу "взять одр свой и идти"
даже к такому огоньку, светящему и греющему, как Вы. Хочется поговорить с Вами о
Некрасовском обществе, наш милый, несравненный и незаменимый товарищ
председателя...».
Несмотря на все тяготы 1921 года, наше общество жило и, насколько возможно,
процветало. Мы с секретарем общества, Л.Е. Яковлевой, прилагали все усилия, чтобы, несмотря на холод, голод, плохую работу транспорта, поддерживать посещаемость
собраний и интерес к нашему детищу. Достаточно сказать, что повестки печатались и
рассылались за наш личный счет. Приглашения на собрания общества заканчивались так:
«Для членов общества вход по повесткам. Входная плата – 5000. Число билетов
ограничено».
Вспоминаются блестящие доклады таких корифеев литературоведения, как Анатолий
Федорович Кони, Нестор Котляревский, Чуковский, Эйхенбаум, Тетрищев, Фомин, собиравшие большую аудиторию. Выступал у нас и Е.М. Гаршин с докладом о своем
брате.
В конце 1922 года, когда отмечалась годовщина существования Общества, в письме от
18 октября Анатолий Федорович мне пишет:
«Дорогая Евгения Алексеевна, Вы меня совсем забыли, не соберетесь ли в воскресенье
вечером? Как работает Некрасовское общество? Корней Иванович Чуковский предлагает
доклад "Н.А. Некрасов и деньги" – вероятно, очень интересный. Целую Ваши руки.
Хвораю, устал... Ваш А. Кони».
В это же время я получила такое письмо от Чуковского:
«Многоуважаемая Евгения Алексеевна. Я согласен прочитать доклад "Деньги в
произведениях Некрасова", но немного позже. Дело в том, что Первая студия
Художественного театра спешно вызвала меня по телеграфу в Москву для руководства
одной постановкой из ирландского быта. Поеду я или нет – я не знаю, но, если поеду, то
буду свободен лишь к 1 декабря. Мне очень не хотелось бы связывать мой доклад с
Некрасовскими днями, так как, увы, этот доклад очень скуден и вял, в нем нет ничего
помпезного. Он годится для будней, а не для праздников.
Ваш Чуковский».
57
Годовое собрание Общества вызывает беспокойство и у нашего председателя. Вот что
пишет Евгеньев 1 декабря 1922 года:
«Глубокоуважаемая Евгения Алексеевна, я получил повестку на заседание Некрасовского
общества 3 декабря, которая вызывает ряд вопросов: 1) чем мы займем собравшихся, т.е.
каков порядок дня? 2) Будет ли доклад К.И. Чуковского? 3) Если нет, какое сообщение
сделает АНАТОЛИЙ ФЕДОРОВИЧ Кони? 4) Какое сообщение Вы ждете от меня? Я
сейчас безумно занят литературной работой, которую должен представить к 7 декабря.
Нового писать и готовить абсолютно не могу. У меня есть большой доклад "Некрасов и
Тургенев", но он слишком велик для отчетного собрания. Затем я мог бы огласить
некоторые неизданные документы, относящиеся к 1) закрытию "Современника", 2) счетам
Некрасова с Белинским. Будет ли это интересно? Во всяком случае класть в основу
программы заседания этого нельзя. Не обратиться ли к Кудринскому или Гриневской?
Годовое собрание должно быть интересным. ... Не зайдет ли передать Ваш ответ
Лидия Евгеньевна... Если ей зайти завтра не удастся, будьте добры, черкните пару слов.
Бесконечная Вам благодарность за хлопоты о дровах.
Душевно преданный В. Максимов».
К концу 1923 года никакими силами нельзя было вдохнуть жизнь в дело, которое угасало.
У меня сохранилась повестка Петрогубполитпросвета, от 4 ноября 1923 года,
приглашающая на заседание бывших членов Некрасовского общества и Тургеневского
общества, посвященное памяти Тургенева. Папка со всеми делами Некрасовского
общества, согласно соответствующей статьи устава, передана в Пушкинский музей.
Зимой 1923 года Николай Арнольдович, работавший в военном ведомстве, желая сделать
мне сюрприз, выписал мою мачеху по казенной литере в Ленинград. В день ее приезда я
была больна гриппом и лежала в постели. Передо мной явилась, предварительно взяв
ванну, маленькая, сухенькая, сгорбленная старушка. Трудно было в ней узнать мою всегда
такую моложавую, красивую, кокетливую мачеху. Главное меня поразило совершенно
изменившееся выражение лица. Было в ней что-то приниженное, жалкое. В жизни мне не
раз приходилось наблюдать, как потеря привилегированного положения сопровождается у
людей потерей чувства собственного достоинства. Так случилось и с бедной Еленой
Георгиевной. Прекращение выплаты пенсии поставило ее в самое тяжелое положение.
Она голодала и только последние два-три месяца немножко подкормилась, работая
нянькой у двух ребят.
Елена Георгиевна прожила с нами три года. Уже с первых дней совместной жизни мы
обнаружили ее новые качества. Нужно сказать, что в это время мы, благодаря добавочной
ночной работе Николая Арнольдовича в игорном доме на Владимирской, жили в хорошем
достатке. Мне в это время приходилось застревать на службе до позднего вечера, поэтому
дома обедали без меня. Мои хозяйственные функции постепенно отпадали. Мне всегда
нравилась широта нашей няни. Обед она, например, готовила так, что все были сыты –
если случится гость к обеду, и его всегда можно было накормить. Сытехонька была и
Елена Георгиевна. Через два-три месяца она вернулась в свои прежние обширные телеса.
С момента своего приезда мачеха заявила о своем желании помогать няне по хозяйству. Из
своего сильно обедневшего багажа она, в первую очередь, вынула передник с большими, глубокими карманами, и с первого же дня, неся, например, блюдо с жарким из столовой в
кухню, умудрялась положить котлету или картофелину в карман. Скоро карманы отпали, и
она стала тихонько уносить пакетик домашних вкусных изделий своей приятельнице.
Затем стал пустеть ящик под зеркальным шкафом, где у меня были сложены вещи, не
нужные для данного момента. Особенную пустоту ящика я ощутила мосле месячной
поездки в Железноводск. Вещичками она, очевидно, торговала на рынке. Никогда в жизни
я не упрекнула ее в некрасивых поступках, но сделала все, чтобы расстаться с ней. Я
устроила ее в очень хорошее общежитие для престарелых на Сергиевской ул., почти
напротив нашего дома. Тут она прожила два-три года в прекрасных условиях, деля
комнату с милой, интеллигентной старушкой. По воскресеньям она приходила к нам