Из архива Вождаева

Интерес к генетике непрерывно растет. В последние годы в стране организован ряд новых институтов генетики и селекции. Так, в Москве созданы институты общей генетики, биологии развития, медицинской генетики, генетики и селекции промышленных микроорганизмов. Созданы также институты в Новосибирске, Минске, Баку, под Ереваном.

4

Правительство вынуждено было открыть публичный диспут. Газетные полосы отдали на растерзание ученым. А те, в свою очередь, дорвавшись до них, предали гласности многое из того, что по разумным причинам наука скрывает от человечества.

Канадский психиатр Винек заявил, что наблюдаемый у команды «Дюгоня» психоз мог возникнуть лишь после химического или биологического вмешательства, на что шведский биолог Гаррес категорически ответил, что подобных столь долго действующих Средств пока еще не изобрело человечество.

«А если изобрело?» Так называлась статья польского биолога Заленского. Ведь имелись же в начале двадцатого века случаи, когда нигде не зарегистрированные врачи делали блестящие операции трансплантации внутренних органов! Официальная медицина раскачивалась и подбадривала себя вскриками: «Вот-вот научимся», а в это время операции давно уже успешно проводились, миллионеры платили за пересадку почек и печени. Известны случаи, когда в ряде стран стали пропадать подростки, используемые этими врачами-изуверами именно как набор запасных частей к тем, кто платил им невероятные суммы.

Так газетчики пугали своих читателей. И в конце концов ряд стран предложили свои услуги по части расследования инцидента на побережье.

От Советского Союза на побережье выехал я. То есть, конечно, для всех — профессор Вождаев. О том, что его нет на свете и за него доклад будет делать милиционер, никто пока не знал. Но не самоцелью был этот доклад. Важнее было установить, кто и почему охотился за архивом ученого.

Одним из американских представителей был некий Альварес. «Был» — потому что его самолет взорвался над Атлантическим океаном по не установленным пока причинам. Альварес погиб. Моя привычка все уточнять в данном случае вызвала раздражение у устроителей нашего визита на побережье, хотя я и не спросил ничего недозволенного, лишь: «Сколько народу погибло в самолете?»

Вместо ответа получил поразительный по безразличию и равнодушию (все-таки погиб человек, коллега), но очаровательный и хорошо отработанный взгляд мисс Лорри, ассистента шефа группы экспертов. Но все же мисс Лорри немного переиграла. Я в силу своих профессиональных данных знаком как-никак с разными оттенками выражения чувств. Ее чувства выражали досаду, хотя вряд ли она знала, кто такой Альварес. Но она дословно перевела мой вопрос американцам. Кроме того, не укрылось от нее, что почему-то я скупил все названия газет на побережье за это число.

Я до сих пор уверен, что газетная шумиха вокруг гибели самолета началась с моего вопроса. В первой же газете, собрав все свое знание английского, я прочитал о том, что самолет, летевший над Атлантическим океаном и столь бесславно погибший, был почти пуст и перевозил лишь крошечную группу осужденных в закрытом салоне, ну а в первом классе летел Альварес. В другой газете высказывалась версия, что эти самые каторжники были приговорены к электрическому стулу, иначе правительству пришлось бы платить большие проценты их семьям, а это до сих пор не сделано. «Быть может, — констатировала газета, — судьи, купленные авиакомпанией, вынесли смертный приговор задним числом. Но в этом случае — а это уже дополнил про себя я — не могло ли быть так, что смертный приговор заранее, а не задним числом, вынесли Альваресу».

Много позже я вернулся к этому вопросу и перерыл газетные хранилища, но такой фамилии не нашел. Быть может, действительно произошла случайность, но в век, когда самой модной стала профессия шпиона, стоило порыться еще. И представьте себе, я кое-что обнаружил.

В 1970 году, и об этом была большая статья в одной из центральных советских газет, как раз у тех берегов, возле которых мы собрались что-то расследовать, потерпел аварию танкер американских ВВС, перевозивший кофры с нервно-паралитическим газом. Скандал, конечно, был на всю планету. Так вот, мне удалось узнать, что в числе виновных в аварии, а потому уволенных из ВВС был офицер по имени Ольварец. В латинской транскрипции его имя походило на имя погибшего.

Наученный с юности правилу подвергать все сомнению, я обязан был связать эти два факта и предположить, что обиженный, потерявший заработок офицер мог повести расследование нашего дела несколько в сторону и даже мог, чем черт не шутит, приблизить его к истине. Поэтому — скорее всего, так и было — его отправили за истиной на морское дно.

Но это впрямую не имело отношения к тому, что нам предстояло. А предстояло нам поселиться на побережье, в отеле «Бонтон», и по своему усмотрению тратить время на обзор удивительно четкой и роскошной линии горизонта, наблюдать полусемейные отношения руководителя группы господина Лурье — он здесь хозяин — и мисс Лорри.

Лорри в переводе с английского означает «грузовик», с чем я внутренне от души поздравил француза. Только этого ему на старости лет и не хватало. Впрочем, он сам был похож на небольшой автобус. Полный, маленький, с чрезвычайно подвижной физиономией, он едва доставал мисс Лорри до плеча, но это не мешало ей деланно таять, когда она видела толстяка, а тому, в его возрасте после пятидесяти пяти, казалось, что он на вершине блаженства и что мисс Лорри увлечена действительно им, а не собственной карьерой в чине минимум лейтенанта тех самых сил, которым служил и которыми был погублен бедный Альварес.

Из архива Вождаева

Министерство обороны США остановило операцию «Эйджент орандж». Причины ее прекращения были утаены от общественности: просочились сведения о «странных» явлениях среди южновьетнамского населения — массовых рождениях уродов.

5

Мы все, участники группы расследования происшествия в океане, взялись за дело чрезвычайно активно и, конечно, в первую очередь задали кучу вопросов команде шхуны «Дюгонь». Но никто нам никаких вразумительных ответов ни на один вопрос не дал. Матросы не помнили момента, с которого все началось, как будто у них была поражена та часть мозга, которая ведала памятью того часа, когда произошло нечто, в чем мы теперь силимся разобраться.

Хорошо было бы еще задать вопросы боцману, однако это было невозможно: его увезли в клинику. Правда, появился шанс, что он придет в себя и расскажет нам хотя бы что-нибудь.

По принятому соглашению все участники нашей группы были вправе задавать вопросы кому угодно и по какому угодно поводу, если это хотя бы мало-мальски касалось нашей работы. Поэтому естественно, что я пожелал встретиться с боцманом еще до его выздоровления. Однако это сделать было не очень-то просто. Прежде всего из-за невозможности установить, в какую именно клинику забрали Гауштмана. Этого не знала даже его жена.

— А как же, разве вы не навещаете его? — спросил я, на секунду забыв, что я не в России, где часто жена не отходит от постели больного мужа.

— Нет, — просто сказала она, — его навещает господин Федерик.

— А кто он, этот Федерик? — спросил я.

— Не знаю, — сказала она, — но, видно, очень добрый человек, он не оставляет никого из команды мужа, навещает, дает, если надо, деньги.

— Вот как, действительно добрый человек. Скажите, а ваш муж был застрахован на случай несчастья или болезни?

— Видимо, был, даже наверное был, — сказала жена, — но я жду решения правительства. Говорят, если установят, что он неизлечим, я получу большие деньги… И ведь лечат они его бесплатно.

Можно не сомневаться, Федерик мягко и ласково запугал ее, пригрозив, что, если она будет о нем распространяться, мужа не будут лечить и не отдадут ей страховку.

Неплохо, а? Жене и правительству одинаково выгодно считать Гауштмана неизлечимым.