Когда он вернулся, ему объявили, что они оба арестованы, а их багаж и почта конфискованы. «На каком основании?» — спросил он по-французски, демонстративно обращаясь не к жандармам, а к «инспектору». — «За провоз контрабандных товаров, — невозмутимо ответил тот. — Изъяты бриллианты».

— В чем дело, Станислав Игнатьевич? — спросил Венделовский.

У Издетского был вид побитой дворняги.

— М’сьс — француз? — осведомился «инспектор».

— Я русский, — по-французски ответил Альберт Николаевич.

— У вашего коллеги изъяты два крупных бриллианта. Мы приняли решение задержать вас до выяснения обстоятельств и ваших личностей. Просим следовать, господа.

Их провели через привокзальную площадь в одноэтажное приземистое здание с решетками на окнах и заперли в комнате, обставленной убого, хотя и не без полицейской сообразительности: прибитый к полу струганый стол, две дубовые скамьи рядом, платяной шкаф, деревянные кровати, застланные домотканым рядном. Когда охранники ушли и сухо щелкнул замок запираемой двери, Венделовский, посмотрев на коллегу с презрением, сказал сухо:

— Рассказывайте! И без фантазий. Иначе вам одному расхлебывать это забавное происшествие. Одно слово лжи, и я умываю руки.

— Я думаю, это происки... э... большевиков, — выдавил Издетский.

— О большевиках потом. Начинайте с бриллиантов.

— Ничего особенного. Одна пожилая дама из Белграда дала мне... э... два камушка и просила продать в Константинополе. Она несколько раз помогала мне — долг платежом красен.

— Она делилась с вами?

— Как вы могли подумать?! — По тому, каким тоном были произнесены эти слова, Венделовский понял: врет, брал свою долю, и немалую.

— Очень мне все это не нравится, Станислав Игнатьевич, — с почти искренним сожалением сказал Альберт Николаевич. В душе он радовался: Издетский попадал в полную зависимость от него, хотя неизвестно было еще, чем могла обернуться для них эта непредусмотренная ситуация. — Мы — дипкурьеры главнокомандующего русской армией, а не... ловцы бриллиантов. Придется отдать их этому французу.

— Но это... э... э... невозможно! — вскрикнул Издетский. — Как я расплачусь?

— Вот это ваша забота. Я, к сожалению, ничем помочь не могу. Вы же не посвящали меня в свои финансовые аферы. Не доверяли, вероятно. Делиться не хотели.

— Да я впервые пошел на это! Слово офицера!

— Контрабандист из вас не получился. Что скажут Климович, фон Перлоф? А если дойдет до Врангеля?! Мой вам совет: скорее избавляйтесь от бриллиантов. Никаких протоколов! Вы ему — камни, он нам — вализу и свободу. Еще неизвестно, возьмет ли? Черт его разберет, кого он представляет!

— А я вам говорю... э... все подстроено большевиками!

— Вряд ли. А почему вам кажется?

— Они давно за мной охотились. Однажды в Берлине я заметил, какой-то тип фотографировал меня в окне вагона. А в Софии недавно во дворе посольства ко мне подошел человек в мундире без погон и... э... э... попросил зайти для переговоров в ближайшее кафе. Я, разумеется, отказался, потребовав, чтобы он изложил суть дела на месте. Без обиняков он заявил, что одна правая организация — какая... э... он пока сказать не может — очень интересуется перепиской Врангеля. Он предлагает передать ему всю почту на два-три часа и гарантирует, что... э... печати останутся в полной неприкосновенности. За большое вознаграждение, конечно. Я, разумеется, отказался и хотел схватить мерзавца, чтобы удостовериться в его личности, но он вырвался и исчез.

— Очень интересно! Но почему вы решили, что это — агент Советов, если он представился монархистом?

— Правые и так знают все, что исходит из штаба главнокомандующего.

— Ну, тут вы преувеличиваете.

— А я вас уверяю!

— Мне нужны не слова, а доказательства, Станислав Игнатьевич. Факты! Мы что же — возим открытые вализы?

— Именно, именно! Для определенного круга открытые.

— И для вас тоже?

— Да. Почти всегда — скажу, как другу.

— А Врангель? Шатилов? Миллер?

— Естественно, нет. Я имел в виду руководство монархической лиги. Открою вам секрет. После того как этот негодяй пытался меня купить, я доложил об инциденте генералу... э... э... — Издетский поперхнулся и, откашлявшись, продолжил: — Ну, не важно, одному из военных руководителей лиги. Дело в том, что тот человек назначил мне еще одно свидание.

«Не отсюда ли у тебя эти «дамские» бриллианты, голубчик? — подумал Венделовский. — Ротмистр оказался более прытким, чем я полагал. Похоже, он молится сразу трем богам...»

— Ну, и? — заинтересованно поддержал он разговор.

— Я предложил генералу обмануть их. Конечно, тип не имел никакого отношения к правой организации — проверка установила.

— Ну, и? — повторил Венделовский озабоченно, ибо разговор, начавшийся почти случайно, давал все более важную информацию.

— Я придумал, как обмануть того типа и всех, кто за ним стоял, специально изготовленными «секретными» бумагами. Однако генерал отказал: получив нашу вализу, большевики могут сами подложить туда компрометирующие «белое дело» документы и передать их французскому правительству или в адрес Генуэзской конференции, чтобы опорочить нашу армию. Понимаете? Да, факт продажи почты дипкурьером главнокомандующего, став достоянием печати, говорил бы против нас.

— Резонно, — согласился Альберт Николаевич. — Но почему же вы думаете, что против вас действуют именно большевики? Может быть, это милюковцы, керенцы — мало ли кто еще из «леваков».

— Почерк особый. Видно птицу по полету, — я знаю, в России насмотрелся, поверьте. И вообще — за последние месяцы повсеместно усилилась деятельность именно... э... большевистской агентуры. Генерал Климович — только между нами, совершенно конфиденциально! — начинает крупную операцию. У Кутепова под самым носом давно сидит, судя по всему, крупный их агент.

Венделовский похолодел: неужели «засветился» кто-то из окружения «Баязета» или он сам? Издетский, выбитый из привычного состояния арестом, сболтнул лишнее. Ситуация резко менялась. Теперь и Альберт Николаевич был заинтересован в том, чтобы в кратчайший срок выбраться из этого городка. Следовало предупредить товарищей: «Баязету» грозила опасность!

— Вот что, Станислав Игнатьевич, — сказал он. — Я приложу все свое умение для того, чтобы мы с самыми меньшими потерями вылезли сухими из этой гнусной истории. Что я получу за это?

— А что бы вы хотели?

— Не знаю еще, если признаться.

— Не беспокойтесь: мой принцип — услуга за услугу.

— Беспокоюсь. Время такое. Пишите расписку. Я вам продиктую. Итак... Такого-то числа, месяца, года я, имярек, получил от господина Венделовского пятьсот фунтов за оказанную ему услугу, связанную с... О чем задумались, Станислав Игнатьевич? Сумма большая? Никакого значения это не имеет. Итак, на чем мы остановились?.. Связанную с информацией о деятельности монархической лиги, членом которой я являюсь. Написали? Подпись.

— Зачем это вам?

— Как только вы отдадите мне мои честно заработанные пятьсот фунтов, я верну вам расписку. Договорились? Выходит, вы гораздо богаче, чем я думал, когда поил, кормил вас в Берлине и развлекал в театре «Эроса».

— А если я не подпишу?

— Независимо от исхода нашего ареста, после возвращения я немедля докладываю обо всем Перлофу и главнокомандующему

— Уговорили. Но вы не разрешите ли сделать только одно добавление. Перед вашей фамилией я поставлю «член лиги». Так мне кажется удобней.

— Вы меня вербуете? Об этом поговорим после освобождения... А впрочем, пишите. — Получив расписку. Венделовский положил ее в бумажник и, подойдя к двери и забарабанив в нее кулаками, закричал: — Эй, кто там?! Часовой! Зови офицера!

Дверь открылась. На пороге стоял молоденький жандарм, стройный и темнолицый, тонкий в талии, словно танцор.

— Мы голодны, хотим есть.

— Я провожу вас, — он старательно выговаривал русские слова.

Жандарм в сопровождении часового с винтовкой вывел их из дома и повел через площадь в ресторан при отеле «София». Часовой присел в тени на корточки, прислонившись спиной к стене, а они зашли в небольшой и довольно чистый зал, где их уже ждал «инспектор». Он сделал приглашающий жест и отослал болгарского жандарма.