Подымается занавес. На импровизированной сцене начинается нудная сентиментальная пьеса из «их» жизни. Актеры ужасные. Венделовский с трудом пытается понять содержание, хотя идея пьесы утверждается в каждом эпизоде, чуть ли не в каждой реплике — как плох мир и плохи люди, не понимающие «их» и заставляющие страдать. В зале гробовая тишина. У некоторых на подкрашенных глазах слезы. Венделовский с трудом сдерживает желание засмеяться. Если бы не дело, не перспективность внезапного «открытия», он бы с удовольствием высказал бывшему ротмистру все, что думает о его любимом театре...
— Ну как? Не жалеете... э... о потерянном времени? — спрашивает Издетский, когда они возвращаются в отель ночью на конном омнибусе, работающем до утра и прозванном в Берлине Буммлерваген — «кутиловоз».
— Было любопытно, Станислав Игнатьевич. Весьма, — отвечает Венделовский, боясь переиграть. — И хотя я не принадлежу к... героям пьесы, зрелище показалось мне весьма занимательным. Благодарю за доставленное удовольствие.
Да, — резюмирует Издетский. — Мы отлично провели свободный денек...
На следующее утро газеты полны сообщений о неудавшемся покушении на Милюкова. Рассказываются биографии Шабельского-Борка и Таборицкого. Они полностью совпадают с тем, что сообщил о них Издетский. После выстрелов Шабельского Милюков оказался невредимым: его заслонили собой бывший профессор Каминка и редактор влиятельной эмигрантской газеты «Руль» Владимир Дмитриевич Набоков — бывший камер-юнкер и сын министра при Александре III. Его-то и убил случайно Сергей Таборицкий, когда стрелял вторым в груду тел, барахтавшихся на полу, в проходе. Террористы арестованы полицией. Ведется следствие. Как сообщили «из весьма осведомленных кругов», по этому же делу будто бы арестован и граф Пален, бывший офицер лейб-гвардии конного полка, начальник дивизии у генерала Юденича, ныне близкий к крайне правым русским монархическим кругам, один из руководителей тайной Лиги, ведущей активную борьбу с мировым большевизмом.
— Интересно, — комментировал сообщения Венделовский. — С каких-то пор Милюков записался в большевики?
— Э... э... Наши враги — это наши враги, — усмехнулся ротмистр. — Не все равно, как они называются?!
...Помощник военного агента капитан Снесарев в назначенное время передал им вализу и подтвердил приказ срочно ехать через Вену: бывший кирасир полковник Бемер, действительно, по невыясненным до сих пор обстоятельствам, задерживается местной полицией. Его напарник с почтой ждет инструкций, находясь без документов, по существу, на нелегальном положении и каждую минуту ожидая ареста, ибо у него, ко всему, нет и австрийской визы. Им предписывалось разыскать дипкурьера, почту забрать, а при невозможности перевезти через сербскую границу — сжечь.
— Положены ли в вализу берлинские газеты? Для главнокомандующего? — спросил Венделовский.
Капитан Снесарев растерянно пожал плечами.
— В этой суматохе, — сказал он. — Я затрудняюсь. Я не присутствовал при опечатывании вализы. Но генерал Врангель лично просил меня напомнить, чтобы все газеты, в том числе и советские, продающиеся здесь, были отправлены с почтой для него, — настаивал Венделовский. — Это приказ, и я обязан. Это мой служебный долг, наконец.
Издетский молча наблюдал за этой сценой. Авторитет Альберта Николаевича, имевшего личное поручение от самого Врангеля, значительно вырастал в его глазах.
— Хорошо, — сказал Снесарев. — Я пошлю кого-нибудь к киоску.
— И вы полагаете, я смогу провезти их в боковом кармане пиджака? Вализа ведь запечатана.
— Не понял, — Снесарев смешался.
— На первом же пограничном пункте меня из-за вашей нерасторопности, господин капитан, арестуют, как большевистского агитатора. Так что распорядитесь только о газетах нашего направления.
Слушаюсь, господин Венделовский, — капитан впервые за время их знакомства почтительно принял под козырек и, четко развернувшись, вышел...
И вот снова поезд, стучат колеса на стыках рельсов. Снова страны, границы, вокзалы, разъезды. Снова купе на двоих — один отдыхает, другой несет бдительную вахту. Какая это поездка? Третья? Пятая? С разрешения Центра Альберт Николаевич начал работать — содержание каждой перевозимой вализы просматривается, с наиболее интересных документов врангелевского штаба снимаются фотокопии. Издетский, получивший не одно доказательство дружеских чувств коллеги, при необходимости нейтрализуется. Однако, за исключением активизации кутеповцев в Болгарии, ничего существенного пока не обнаружено. Ярких документальных материалов, подтверждающих связь белой армии и ее вождей с правительственными кругами Англии, Франции, Польши, не прослеживается. Задание Центра не выполнено. Но Венделовский чувствует шестым чувством, интуицией разведчика — поиск надо начинать с Болгарии...
«Плечи» поездок удлинялись. Время, проводимое в пути, увеличивалось. И хотя дипкурьерская работа становилась все отлаженней, привычнее и обыденнее, чаще стали проявляться непредвиденные, кажущиеся случайными, мелкие, в сущности, срывы, досадные задержки, недоразумения. В их обилии чувствовалась определенная система, легкая, почти неощутимая направляющая рука, присутствие которой давало о себе знать все настойчивей, хотя и маскировалась она по-прежнему столь же искусно. Венделовский понимал: ими начинают интересоваться спецслужбы все большего числа стран. Слишком многие из них связывали свою политику и дипломатию с еще существующей армией Врангеля, хотели как можно чаще знать, кто, как, с чьей помощью надеется использовать полки кадровых, отмобилизованных солдат и офицеров, готовых по первому приказу своих командиров стать кондотьерами и направить оружие против тех, кого повелят считать врагами. Наиболее активными оставались французы. Они больше всех поистратились на Врангеля и хотели знать, чем он занимается и о чем думает.
Альберт Николаевич вспомнил и предыдущую поездку. Они прибыли прямиком в Прагу, сдали почту в управление военного агента, пересели на другом вокзале на будапештский поезд и отправились в Венгрию. На пограничной станция попали в забастовку железнодорожных служащих и просидели трое суток в вагоне, без денег и еды, боясь, что у них под любым предлогом могут отнять вализу. Из-за непредвиденной задержки и возникла гонка, которая продолжалась по всему дальнейшему маршруту. А на вокзале в Будапеште их уже ждал помощник полковника фон Лампе — Иловайский, он прямо в купе принял и передал им почту. Сербскую границу миновали ночью. Два часа всего они пробыли в Белграде и, получив распоряжение не останавливаться в Сремских Карловцах, отбыли через Ниш, по живописной долине реки Моравы, мимо Косова Поля на Цариброд — последнюю станцию перед болгарской границей. Здесь существовал так называемый «русский этап», которым заведовал бывший полковник Долгов («Не смейте говорить «бывший»: меня трясет!»). При станции чуть ли не круглосуточно работала харчевня, где кипел огромный самовар и продавались бутерброды. Вокруг была дикая природа — поросшие лесом высокие холмы, внизу шумела бурная, горная речка. Переехав границу, Венделовский всегда остро чувствовал: Европа оставалась позади, он — на Балканах. Впечатления были безотрадными — грязные маленькие вокзалы, переполненные крестьянами и вчерашними солдатами (куда они все ехали — оставалось загадкой), одинокий извозчик, покосившиеся домики, разбросанные в беспорядке, месиво грязи на жалких центральных городских площадях. Правда, если быть объективным, Европа явно уступала в другом — в еде: Балканы встречали пассажиров белым хлебом, сыром, колбасой...
Тут мысли Венделовского были прерваны приходом жандарма, которого почему-то сопровождал похожий на страуса человек, представившийся на французском языке «инспектором специальной полиции». Жандарм проверил их документы, а «инспектор» неожиданно предложил им сойти со всем багажом, угрюмо заметив, что неподчинение, а тем более сопротивление бесполезно. Он показал кивком головы на окно: с высокого перрона в купе заглядывали три совершенно одинаковые, с нафабренными усами, физиономии. Издетский начал было скандал, но Альберту Николаевичу удалось укротить его, и, эскортируемые бдительными стражами, отобравшими у них вализу и багаж, они отправились в помещение вокзала. Положение было безвыходное: ничего не сделать — болгарская полиция у себя, на границе, проводила таможенный досмотр. Но когда по приказу француза была вскрыта вализа, Венделовский выразил решительный протест и потребовал, чтобы ему предоставили возможность связаться с Софией, с русским посольством. Альберт Николаевич уже знал содержание вализы (успел ознакомиться), поэтому внутренне он не очень-то и волновался, однако проявить дипломатические способности и служебное рвение следовало для пользы дела. Он добился удовлетворения просьбы, и его провели в аппаратную. Единственно, что его занимало, — участие в этой акции представителей доброй и старой союзницы Франции. Чем оно вызвано? Цель их задержания была неясна... Не дозвонившись до посланника Петряева, Венделовский разыскал военного агента генерала Ронжина и, доложив о случившемся, просил вмешательства и распоряжений. Разговор с Ронжиным тоже не помог Венделовскому прояснить ситуацию. Характерно, что досмотр и задержание произошли в Болгарии. Именно в Болгарии, находящейся в преддверии каких-то событий.
