тумаков стонет. Д ум ал, что так просто ее взять, можно

сесть ей на шею да подгонять. H a -ко выкуси, похлебай

казенных щей! Небось присмиреешь, лишнюю дурь там

выбьют...

Д а и с Гелькой, пожалуй, пустое дело — уж слиш­

ком не ушлый он, рыба он.

В комнату, высоко подымая босые ноги, вошел Фе­

дор, стал посреди горницы и хотел на Тальку прикрик­

нуть, но, рассмотрев ее, суровую и непримиримую,

осекся.

— Ты все молчишь, ну-ну... А зря, я ведь по совести

живу, я худа никому не сделал, чужой копейки не при­

сушил. Д а разве тебе это понять?

— Д а уж куда мне, темной-неразвитой,— отклик­

нулась Талька, встряхивая плечами и чуть приседая,—

наверное, доставала грудь. — Ой ты, гулюшка, ой ты,

чадушко мое неразумное. Темные мы с тобой, мещане

282

слободские. Вот как нас нынче отец-то обзывает, имя-

фамилию человеческие совсем забыл. А как в мужья

подкатывался, так только на коленях разве и не стоял.

У, зануда, иди давай, чего ли делай. Не стой над душой

моею, всю ведь выпил.

— У тебя выпьешь, вон расперло. Сама себя шире...

— Д а как не выпил-то, Федя! — вдруг засмеялась

Талька. — Словно комар надо мной вьешься, зудишь

и зудишь.

— Д а ну тебя, — отмахнулся Понтонер, не прини­

мая примирения. Он думал прилечь на часок, но понял,

что Талька спокоя не даст, на ровном месте дырку вы­

долбит, пока муж на глазах.

— Во, тебе бы обзываться только. На это ты сам

не свой. А парню белья на перемывку нет. Куда деньги

копишь? Все вы, Чудиновы, такие, и дедко прохиндей

был, все знали, какой прохиндей, все только на старое

время и смотрел.

— Ну ты и дура! Ей-богу, как из темного леса вчера

выскочила, — устало махнул рукой Понтонер, пошел на

кухню, снял с гвоздя ватный колпак, еще потоптался у

порога, крикнул в горницу: — Приди, помоги бревно

спустить!

Д ля погреба нужен был последний стояк, он еще

леж ал на заулке, истый боров, желтый на свежих зате­

сах, от него пахло сосновой смолкой, и янтарные каты ­

ши-бородавки проступали у разбежистых с у к о в . Понто­

нер машинально сколупнул разросшимся, почти ж елез­

ным ногтем прозрачную толстую слезу и, как бывало

в детстве, положил на язык, пробуя ароматную свежую

горечь и с трудом, до ломоты в скулах выдирая зубы

из вязкой серы.

— Фу ты, ну и горечь! Как только эту дрянь в дет­

стве жевали? — вслух подумал Понтонер, и маленькая

радость сразу потухла, едва успев народиться. — Вот

сколь глупы были. — И он залез большим пальцем в рот

и стал сковыривать серу с зубов, а она липла к ладоням

и оставалась в морщинах и трещинах кожи серой въед­

чивой грязью. Понтонер еще поплевал, заарканил брев­

но веревкой, поднатужился, оскальзываясь калошами

на выгоревшей тпаве, побуровил пятками землю и,

всем телом клонясь вперед, сумел сделать первый шаг,

самый трудный крохотный шажок, а потом, перегнув­

283

шись в пояснице почти пополам и порой касаясь рукой

земли, побрел двором, цветущим огородом, и толстое

смолевое дерево оставляло за собою серую пыльную

рану.

Талька все не приходила, и Понтонер, расслабленно

хукая грудью, спустился в погреб, в сумрачную про­

хладу, потоптался на дне, оглаж ивая ладоныо шерохо­

ватые стояки, словно пробуя их крепость, потом открыл

маленькую дверку в подземный схорон и повалился на

скамейку, подложив под голову колпак. Здесь было

совсем прохладно, пахло сыростью, прелой землей и

легким тленом, который источали запревшие доски,

уже хваченные плесенью. Но эти запахи Понтонеру

были приятны, он как бы отдыхал телом и душой, улы­

баясь совсем по-детски, вздыхая облегченно и вороча­

ясь на жесткой скамейке. Все же леж ать было неудоб­

но, но зато сидеть совсем хорошо («Как хорошо сидеть-

то, боже ты мой!»), вытянув ноги и ощущая лопатками

надежную крепость стены. Никто тебе не мешает, ни­

кто не гудит над самым ухом, и тишина благословен­

ная.

Но и сидеть почему-то тоже быстро надоело. Понто­

нер зашел в нужничок —по всем санитарным правилам

оборудован, — в кладовку заглянул, заж ег свечу и про­

бежался взглядом по еще пустым пыльным полкам и

подумал, что даж е здесь, глубоко под землей, откуда-то

берется пыль. Но желанное успокоение от всего увиден­

ного не приходило, а вроде бы какое-то беспокойство

незаметно подтачивало душу, и непонятное возбуж де­

ние тихо вливалось в разум и не давало усталому телу

покоя. Надо было двигаться, что-то делать или просто

ходить бесцельно. Понтонер огляделся: показалось ему,

что в сумрачном углу, который с трудом доставали

тусклые отблески дневного света, кто-то сидит и наблю ­

дает за ним; враждебные шорохи слышались отовсюду,

словно земля дыш ала, потея и задыхаясь от дневной

жары. Вместо успокоения пришел глухой страх, и П он­

тонер сам себе показался маленьким и увядающим, з а ­

живо захороненным в могильном склепе. Он почувство­

вал мертвую невыносимую тяжесть земли, которую он

уже олнажлы в войну испытал, когла все его тело было

наполнено холодом и страхом, и сейчас Федору почуди­

лось, как трещат, подламываясь, стояки, сочится сквозь

284

доски и накаты песок. И мужик бросился из убежища

прочь: сначала — в вертикальный колодец, потом по

веревочной лестнице, часто обрываясь, поднялся на­

верх и упал на траву, все еще в своем болезненном во­

ображении переживая, как течет на него земля и засы ­

пает ноги, спину, грудь, вливается в рот и наглухо ду­

шит, Понтонер услышал даже, как немеют ноги и серд­

це едва ворочается внутри, неожиданно и больно под­

скакивая.

И в какой-то миг безудержного страха ему захоте­

лось, чтобы годы повернули вспять, чтобы Федор П он­

тонер стал просто Федькой Чудиновым, заводилой око­

лотка, мечтающим стать генералом, а этот бункер —

всего лишь ребяческой забавой.

— Чего разлегся — простудиться хочешь? — неожи­

данно окликнула жена. Понтонер раскрыл глаза, еще

плохо соображая, где он, и увидел повитые синими ве­

нами толстые ноги, будто жеваный, подол платья — и

глухое раздражение, почти ненависть вновь проснулось

в душе, и он внезапно поймал себя на мысли, что с удо­

вольствием бы увидел Тальку мертвой. А жена все

топталась над ним недовольно. — Вставай давай. П ро­

студишься еще, а потом пенькайся с тобой. Да и некогда

мне тут прохлаждаться.

Понтонер молча встал и с неохотой, качаясь у пес­

чаной стенки, стал спускаться по веревочной лестнице,

цепко хватаясь за перекладины. Нужно было подгото­

вить для стояка основание, и Федор стал выбирать ло­

патой грунт, низко клонясь лицом, и кровь горячо при­

лилась к вискам. Сверху тоненькой струйкой сыпался

песок, он попадал за шиворот, неприятно оседая на

коже, лез в рот и скрипел на зубах. Понтонер иногда

разгибался и видел над собой Тальку, ее широкие бо­

сые ступни, которые даже отсюда казались непомерно

растоптанными. Талька будто случайно ногой пихала

песок вниз и, наклонясь над ямой, смотрела на мужа

черными блестящими глазами. Федор порой кричал

Тальке, внутренне одергивая себя: «Эй, ты, ну хватит

тебе! Лучше помоги».