ко, норовя тесануть по ноге. Нет, заколодило работу,

тошной стала, да еще солнце калит, хоть бы с утра от­

дых дало, даж е вздохнуть толком нечем. И Федор с до­

сады оседлал бревно, как покорную лошадь, и прислу­

шался напряженной спиной, что делается там, на

крыльце.

— Я в плену не скрывался, — бунчал он будто са­

мому себе, но нарочно громко, чтобы расслышали на

крыльце. — Нет, Федор Чудинов честь свою не зап ят­

нал и в плену не скрывался, как некоторые. Мне нечего

таить, я, можно сказать, на одном духу от смерти ушел.

Но сзади всхлопала дверь — и все стихло, а Федор

Понтонер, забыв о солнце и радиации, которая прони­

зывает насквозь, стянул с головы пропотевший колпак

и стал помахивать им перед лицом, возбуж дая прохла-

ДУ-

«Нет-нет, вы подумайте только, какие сволочные лю ­

ди на свете есть: и сами не живут, и другим мешают—и

сам не ам и людям не дам. Д ля них наизнанку выкру­

чиваешься, только бы с добром к ним, а они яму норо­

вят поглубже вырыть да спихнуть со всеми потрохами,

чтобы не поднялся человек, не пикнул, не крикнул о

помощи, а земельку-то разровнять, растереть и сверху

плюнуть. Сволочь, глядит, будто я тысячу рублей у не­

го занял и не отдал. Откуда знать мне было, что ж и ­

вой он, на лбу ведь не написано. А может, и не Кронь-

279

ка тогда был, тот-то уж вовсе дохлый леж ал, а кабы он

случился, давно бы накасгил, с навозом давно бы сме­

шал. Смотри, глазами-то как наворачивает, сволочь,

глазами так и ест. А я ему ничего не должен, я жизни

своей для Родины не пожалел, и недаром меня орденом

отметили, ордена зря не дают, их кровью нужно было

заработать...

Кабы Степка Ж вакин был, он бы не дал соврать,

честнейший человек. Эх, Степка, Стейка, Ж вакин Сте­

пан, душа твоя детская и глупая: кой черт тебя пома­

нил винтовку-то к кустышку приткнуть? Еще и нагова­

ривал: «Если случай подвернется, так прихвачу, а ты,

Федька, если особист спросит, сообщи, что снарядом ее

бабахнуло и непригодна она для пользования стала».

А я разве могу соврать, да я никогда и врать-то не умел.

До своих добирались — одна дума была, как бы из п а­

мяти не выпасть; лежу, а руками-то подгребаюсь, как

веслами, сколько могу помогаю Степке, аж локти до

костей сжег. Леж у, а на уме одно: не оставь! Все про­

шли: и ничейную полосу, и минные поля, и перекрест­

ную стрельбу, а особиста не прошел Степа Ж вакин,

споткнулся на нем, даж е слова грамотного сказать не

мог.

Меня-то — в медсанбат: совсем плох был, ноги хоть

отрубай напрочь, ноют и ноют. Особист приходил, до­

прашивал, поначалу орал: судить, мол, вас надо, устав

военный нарушили, какие вы к хрену вояки, если вин­

товки побросали. Когда он кричал, страшновато было,

а потом притерпелся и подумал даж е: «Реви-реви, если

глотка луженая, пи черта ты мне не сделаешь, нет т а ­

ких прав, чтобы обезножевшего солдата карать». Тот,

видно, поняв свою неделикатность, устыдился, притих,

выспрашивать стал, где шли да каким путем, знать,

проверял, гад, не шпионы ли мы. И тут я будто с дру­

гого света пришел, все припомнилось вдруг: где у нем­

цев танки, да сколько их, да какие машины видел, да

каким путем шли... Орден обещал, наверное, за соо­

бразительность... Эх, если бы не контузия, да разве

бы я тут, да разве бы эдак жил, тьфу, нечисть!.. А про

винтовку соврать не мог, как на духу и выложил, что

предупреждал Ж вакина: не поступай так, без оружия

солдату не дозволено — ведь не послушался, поставил у

куста, потом, мол, заберу, ничего с ней не случится...

280

И забрили Степку в штрафники, и будто в воду канул

парень — пи слуху ни духу, да мало ли тогда пало

людей — как траву, косили..

А может, и жив ты, Степан Ж вакин, гробы строга­

ешь потихоньку, людей подальше прячешь, но до Во­

логды не добрался, нет, не добрался, потому как узн а­

вал я, нет на Вологде гробовщика Степана Ж вакина,

знать, где-то в ином месте осел: Россия-то вон как ве­

лика — в ней, как в воде, поди сыщи. А если и жив ты,

так на меня обиду не клади, на меня обиду свою не н а­

валивай, ведь не мог я тогда схитрить, ей-богу, не мог

против совести пойти, вроде бы пустяк, а не мог. Как

на духу выложил, что сунул Степан Ж вакин винтовоч­

ку под кустик. «Потом, как случай приведется, заберу,

а не заберу, так не велико и дело. Винтовка-то не пушка

и не танк, ведь вон сколько всякого добра пооставле-

но — хоть железную гору из него отливай, а кто н ака­

зан? Д а никто не наказан, потому как все, кто мог

спросить за это, в земле леж ат, кровью своей зал и ­

лись», — вот так и сказал, а я что мог с ним посудить,

если плахой еловой леж ал и язык-то едва держ ал

во рту?..

Ой, Федя Чудинов, не то вроде бы вспоминаешь и

вроде бы ерничаешь, языком вертишь — значит, не теми

словами говоришь, какими привык объясняться толково

и кругло. Что ж е с тобой приключилось, Федор Чуди­

нов? Какой-то весь размягченный ты, вроде бы тебя

насквозь пропекло солнцем и в самую пору сейчас по­

валиться тебе и больше не встать, уж в таком ты рас­

паренном состоянии, что просто беда, что просто хоть

на кровати разложи совсем голехоньким и квасом све­

жим заливай...»

У Феди Понтонера кружилась голова, может, со вче­

рашней занудной ссоры иль оттого, что сын потом всю

ночь не спал, расхныкался: ему бы грудь надо, а Т аль­

ка, будто пропащая колодина, завалилась к стенке и

ни разу за ночь не вскочила, мол, твой выдолбыш, сам

и вставай, сам и выхаживай, а я пальцем не притро­

нусь. До утра ребенка на руках выносил, готов был

Тальке голову отсадить напрочь, чтобы не куражилась,

стерва, — ведь так и не встала... А может, солнце тому

виной, что так невозможно кружится голова, и руки-то

не поднять. Хоть бы крошечный дождик посеялся.

281

С такими мыслями Федор Понтонер направился к

дому. Талька бродила по кухне молча, воротя нос в

сторону, облупленные шлепанцы стучали по половицам

гулко и зло, и вся она была настроена враждебно и не­

примиримо. Все так ж е молча поставила хлебницу, м ан­

ную кашу, сама пристыла у буфета, словно ожидая,

когда лучше начать ссору.

— Говорено сто раз было: закрывай ведра, когда

из столовой идешь. Теперь каж дая сволочь куском поп­

рекнуть может, — раздраженно сказал Федя Понтонер,

лениво разм азы вая кашу по стенкам тарелки, есть не

хотелось, а тянуло прилечь где-нибудь в тенечке и пару

часов придавить.

— Д а замолчи ты, надоел хуже горькой редьки! —

огрызнулась Талька: вывел вчера этот дьявол из себя,

всю душу начисто вывернул, и сейчас даж е смотреть

было тошно на его постное лицо. — К ак баба, пилишь,

пилишь... Зануда лешова!

Она подхватила ребенка на руки и ушла в горницу,

там быстро забродила из угла в угол, укачивая сына,

и пол прогибался и кряхтел под ее телом. Талька поте­

рянно морщилась: почему-то Гелька не шел из ума.

П редставила его испуганные глаза на худом порыже­

лом лице и подумала, что с ним она, пожалуй, ужилась

бы. Зачем только Ш урка тогда подвернулся?.. Поиз­

мывался, кат, силу свою показал — и сейчас тело от его