порядиться своей судьбой...
Постепенно Чудинов отмяк, отошел душой и снова
стал самим собой, снисходительным и чуть ироничным,
и, не глядя на Ж вакина, спросил:
— А все же почему тебя девки-то не любили? — но
ответа не услыхал, потому как Степа Ж вакин, отки
нувшись на стенку траншеи, уютно спал, забыв и про
день-деньской, и про войну, и про все на свете, спал,
прихрапывая и шмурыгая утиным носом, и полная без
мятежность была разлита на его грязном некрасивом
лице. Порой он словно бы пробуждался, мычал и тол
стым коротким пальцем смахивал с лица невидимые
паутины: наверное, Степе снилось что-то хорошее из
самого детства.
Чудинов недоверчиво оглядел Ж вакина и хотел его
ткнуть в бок, чтобы тот не прихилялся, но ефрейтор сам
вдруг встрепенулся, обмахнул ладонью усталое лицо,
словно бы сгоняя сон, и сказал виновато:
— Соснул малость. Как в пропасть кинуло. А чего
я видел, чего я видел? Вовек не сказать.
Чудинов помолчал, осторожно посунулся из окопа
и как бы мгновенно закаменел: под самым селом ле
ж ала дорога, и хотя шум машин едва проникал сюда,
но видно было, словно в немом кино, как поднимались
в Бороухи бесконечной чередой машины, забитые пе
хотой, и лобастые вихляющие танки, кургузыми ж у
ками вскидывались на центральную улицу мотоциклы,
и казалось, что всю эту шумную орду кто-то гонит и
гонит вперед, не давая ей отдохнуть и оглянуться н а
зад, где еще не осела с неба пороховая гарь и не было
даж е ворон, чтобы терзать павших и безмолвных.
Смотреть на это зрелище было жутко, но сидеть в
окопе, заслонясь от мира пористой влажной землей,
казалось еще страшнее, поэтому Чудинов все вгляды
вался в великое переселение людей, жаждущ их убивать,
и в памяти его невольно оседали и танки, вихляющие
широкими задами, и кургузые мотоциклы, и буксующие
грузовики с пушками на прицепе... Федька словно бы
знал заранее, что все это ему надо запомнить и расска
256
зать кому-то, чтобы и те и другие, тоже поразились си
ле неисчислимой, которая движется на них.
И вдруг Чудинов представил, как он окружает Б о
роухи: с левого фланга пускает танки, с правого — то
же, из дубовой рощи прямой наводкой бьет из гаубиц
по селу, да все прицельно, прицельно; а той лощинкой
он просочил бы пехоту, тихим сапом подлез бы. Чуди
нов даж е забылся, что он посреди осеннего голого поля,
восторг поселился в его душе, и он оглянулся, чтобы
поделиться своими планами со Степой Ж вакиным, но
тот уже снова мирно всхрапывал, далекий от войны и
ее ужасов. Чудинов досадливо сплюнул, добыл из к ар
мана яичко, околупал его, предварительно постукав о
саперную лопатку; яичко было голубоватым под серой
шелухой и показалось чертовски вкусным. Чудинов
съел его, повернувшись спиной к Степе Ж вакину, по
том достал сухарь и, привалившись грудью на бруст
вер окопа, стал обкусывать сухарь с краешков, тихо
соловея и задремывая от ржаной солоноватой кашицы
во рту, от однообразия пожухлых полей, взвихренных
бесконечных облаков, будто бы оседающих за рекой, от
гнетущей усталости, от еще не осознанного страха пе
ред смертью.
С ним был Степа Ж вакин, ефрейтор и командир
понтона, и Чудинов просто не задумывался, что будет
завтра, через час, через минуту, ведь в одно мгновение
судьба может все переиграть. Он только тихо соловел
и, наверное, так бы и осел в дремоте обочь ефрейтора,
но в постоянные шорохи и звуки вмешался густой пре
рывистый рокот, потом на лимонно-желтой кромке неба
проросли черные мушки. Ж вакина словно бы кто толк
нул в плечо, потому что он сразу выстал из сна, лицо
его поначалу хищно застыло, и сквозь серость щек
проступила нездоровая бледность. Но щеки тут же об
висли, губы посунулись вниз, некрасиво и мелко задро
жали, и Степка запричитал вдруг, расслышав то, что
неведомо было Чудинову:
— Батюшки светы, дак свои же! Слышь, Федька,
брандахлыст ты лешовый, трескоед архангельский,
свои же! Ну, ёк-макарёк, наскипидарят немцу под хвост!
Это уж в баню не ходи, наскипидарят.
Ж вакин частил мелко и все подтыкал Чудинова
снизу, как в боксе, скалил крупные желтые зубы. А са-
9 Золотое дно
257
молеты навалились неожиданно, и один бог знает, что
там наверху приключилось, но не успели они долетать
до Бороух, как начали сорить бомбами.
Чудинова Федю учили только побеждать или краси
во умирать под грудой поверженных врагов, но никто
не подсказал ему, что чаще всего настигает самая обык
новенная смерть и в ту минуту, когда ее не ожидаешь.
А тут, увидев смерть вплотную, разглядев ее, он закри
чал «ма-ма!», выскочил из траншеи, но не сделав по
полю и пяти шагов, упал в окоп, закрыл глаза и при
ж ался к земле, стараясь раствориться, исчезнуть в ней.
Его последние, как ему казалось, секунды длились
вечно, Чудинов еще никогда не жил таких длинных се
кунд, он даж е успел спросить как бы самого себя: «И
это все?..»
Первый взрыв раздался в стороне, а второго Чуди
нов уже не расслышал...
У Степана Ж вакина грамоты было два класса, вой
ну он воспринял, как нужду, которую нужно пережить,
и за полтора года научился не только хорошо наводить
переправы и стрелять, когда немец становился на горло,
но и укрываться от смерти. Степан Ж вакин после вой
ны хотел рубить избы, завести семью и настроить кучу
детей. И когда свои бомбы неожиданно пошли на Ж в а
кина, он закричал, стервенея:
■ Сволочи, куда лупите? Глаза-то разуйте! Федька,—
Федька, ты-то куда? Ложись, сволочь!
И Ж вакин посунулся на дно окопа, встал на колени,
твердо упершись локтями в жидкую, кислую землю, а
ладонями прикрывая голову. И когда рвануло совсем
рядом и земля, встав на дыбки, пыталась похоронить
Степу Ж вакина в своем чреве, он, подавляя в ушах не
стерпимый звон и тошноту в животе, подставил плывуну
костистую спину... Потом сидел ошалелый, мотая голо
вой, вы царапывая из глаз песок и слушая недальние
взрывы. Вспомнил о Чудинове, крикнул сторожко, не
высовываясь из окопа:
— Эй, Федька, как ты там? — но парень не откли
кался, и Ж вакин добавил уже как бы сам себе, озабо
ченный тревожным молчанием: — Скотина тоже. Понес
какой-то леший, а сейчас уродуйся с ним.
Самолеты освободились от груза и улетели, оставив
в Бороухах огонь и суматоху, а Степа наконец-то пришел
258
в себя и осторожно пополз по опаленному исковеркан
ному полю, тихо окликая: «Федька, эй ты?», потом, от
кинувшись на бок и слушая постоянный нудный звон
в голове, стал саперной лопаткой вынимать землю, по
ка не наткнулся на Федькины ноги. Ж вакин откапывал
Чудинова и все говорил, говорил, поминутно огляды
ваясь но сторонам и подавляя страх:
— Ну кто ж е так делает, разве можно в окопе плаш
мя падать? Ну кто так поступает? Землей придавило—
и капут. Ну хорошо, я привелся, а могло и не быть...
Эх ты, командир полка — не видал пинка! Вояка хре
новый, возись тут с тобой. На колешках надобно стоять,
на колешках...
А Чудинов леж ал, плотно прижавшись к земле, слов
но прислушиваясь, как дышит она. Ж вакин перевернул
