где можно было переждать день.
252
Ж вакин цепко схватил Чудинова за плечо — это
значило, что пора подниматься, и они отправились в
сторону села, часто спотыкаясь о распаханную снаря
дами землю и страшно матерясь шепотом. Ефрейтор
оказался легким на ногу, шел он быстро, постоянно те
ряясь в ночи и неожиданно проступая вновь темным
неровным пятном; Ж вакин поджидал парня, дергал его
за рукав, и какое-то время они так и шли вместе, буд
то на прогулке, но ефрейтору было неловко тянуть Ч у
динова, он отступался от него и опять растворялся во
мраке.
А посветлело неожиданно: вдруг проступили гривы
выброшенной земли, воронки с тусклыми блестками во
ды на дне, истерзанными орудиями и телами убитых,
будто прилегших на мгновение солдат, которых сморил
смертельный сон. В сумерках они казались живыми, и
даж е чудилось, как всхрапывают они, чмокают еще не
затвердевшими мальчишескими губами, переваливаю т
ся на бок, поджимая от холода коленки к самому под
бородку, леж ат лицом вниз, будто после утомительного
жаркого сенокоса, а один сидел у лафета, запрокинув
ледяное лицо, и пристально и безотрывно смотрел в не
бо, по которому бежали хвостатые дымы.
Чудинов переступал тела, тупо всматриваясь в мерт
вых, его мучило непонятное беспокойство, он порой пе
реводил взгляд вперед, где растворилась спина Ж ва-
кина, и хотел бежать следом, но будто кто-то держ ал
его посреди поля, на котором еще леж ал отсвет боя и
недавней жизни. И он все замедлял шаги, и с болез
ненным любопытством вглядывался в трупы, словно бы
представляя себя среди них, и невольно уж асался еще
не издерганной самолюбивой душой-. И оказывалось, что
душа его мучилась как бы сама по себе, ибо любопыт
ство не оставляло Чудинова, и он уже совсем забыл
ефрейтора и где находится. Вдруг Феде захотелось есть
до судорожных спазм, и он вспоминал, что трое суток
не ел. Прямо под ногами леж ала офицерская сумка,
Чудинов машинально поднял ее, раскрыл и нашел там
кусок старого хлеба и два вареных яйца. Ему подума
лось поначалу, что это, наверное, н е к р а с и в о обш ари
вать мертвых, но эту мысль замутила другая: мол, а
нельзя ли тут найти что-нибудь еще, и, подавляя чувст
во брезгливости, он стал шарить в чьих-то. шинелях,
253
становясь на колени и стараясь не глядеть на лица.
Порой застывшие руки мертвых мешали ему, и тогда
он отгибал их на сторону и подбирался к карманам.
Потом Федя увидел вещмешок и потянулся к нему,
уже не вставая на ноги, а колени скользили по крутой
осыпи воронки, и, чтобы не сползти в нее, он схватился
за чье-то тело и, уже подтягивая мешок к себе, неволь
но поднял глаза. Солдат леж ал на откосе, чуть подвер
нув голову к левому плечу, и глаза, почти черные на
мертвом меловом лице, пристально глядели на Ч у
динова. Федя мюг поклясться, что смотрят они как
будто с другой стороны стекла и хотят что-то спро
сить, но мешает солнечный луч, который упал на
стекло с улицы и отразился в нем. Еще не отдавая
себе отчета в том, что он делает, просто повинуясь тай
ному позыву, Чудинов склонился над этим лицом и
вдруг увидел знакомый короткий шрам над верхней
бровью — когда-то нечаянно сам же и ударил тонко з а
остренной вицей, — острый, чуть вздернутый нос, кру
тые скулы, покрытые грязью и пеплом.
Чудинов узнал свояка Кроню Солдатова, которого
взяли на войну годом ранее, и ему стало невыносимо
страшно глядеть в эти пристальные живые глаза, рас
плывшиеся на восковом лице, глаза, которые тщились
что-то сказать и не могли, и казалось, будто последние
мысли так и остыли в конечное мгновение жизни под
тонкой непрозрачной пленкой.
«Надо же так, ну надо же так!» — мелькнула мысль,
и Чудинов, не отрывая взгляд от Крониного лица, по
шарил ладонью по глинистой осыпи, и тут будто кто
посторонний вложил в его руку шинель, и накрыл Федя
Кроню Солдатова с головой, как накрывают мертвых.
«Надо же так, ну надо же так!» — уже вслух тупо шеп
тал Чудинов, озираясь кругом, потом сделал несколько
вихлявых шагов в сторону, словно потревоженный
зверь, но вернулся, вспомнив вещмешок, и тут невольная
волна тошнотного темного страха подхватила парня, и
ноги понесли его куда-то по вздыбленной непослушной
земле. Он бежал полем, спотыкаясь о жухлые будылья
и пласты измученной пашни, проваливался в снарядные
воронки, пахнущие гарью, падал, словно умирал, и сно
ва бежал, пока крепкая рука не остановила его за полу
шинели и не опрокинула навзничь.
254
Федя Чудинов уже леж ал на земле, а ему еще чуди
лось, как его догоняет готовый схватить Кроня С олда
тов, и Федя все порывался вскочить и бежать, куда бог
пошлет, чтобы только успокоить дрогнувшее сердце.
— Л еж и давай. Покойником захотел сделаться? —
тоже будто беж ал, с одышкой сказал Ж вакин, стаски
вая Чудинова в покинутую траншею. — Што, жить н а
доело? Думаеш ь, война-то — уракать только да тро
феи собирать? Беж ит как угорелый. — Ж вакин еще что-
то говорил, шевеля рыжими клочками бровей и ж м у
рясь всем некрасивым лицом, а потом, отвернувшись от
Чудинова, матерно выругался и сплюнул. И будто толь
ко что заметил вещмешок, который Федька так и не
выпустил из рук, и добавил: — А ты прохиндей, бра
тец. Ей-богу, прохиндей, едри твою капусту. — Ж вакин
вынул вещмешок из Федькиных равнодушных рук и
стал по-хозяйски рыться в нем, а Чудинов все так же
безучастно леж ал на дне траншеи, высматривая мут
ный осколок неба.
Он вдруг вспомнил все пережитое на этой войне: и
опустошающую канонаду, от которой, казалось, волос
отделяется от головы, и студеную октябрьскую воду,
пронизывающую ноги до самых костей, и первых уби
тых понтонеров И вана Окладникова и Семена Ж данова,
которые где-то так и остались леж ать у штабелей, по
терянные всеми, и раздавленную батарею, и убитого
артиллериста с запрокинутым лицом, и мертвого Кронь-
ку Солдатова, у которого были совсем живые глаза, и
тех двух «животников», что так муторно стонали до са
мой смерти, вспомнил и тех девятерых, которые располз
лись в сумерках по осеннему полю и сейчас леж ат не
бось, как палые листья с огромного людского дерева.
Все вспомнил Чудинов и подумал, что это совсем не та
война, о которой мечталось, когда бежишь в снегах, р а
зодрав в торжествующем вопле рот, и орешь, орешь до
боли в скулах, и поливаешь огнем направо и налево,
и фашисты — эти гады ползучие, эти сволочи лож атся,
как трава, по-тараканьи вздрагивая ногами. Чудинов
всего неделю пробыл на передовой, но показалось ему,
что минула уже целая вечность, какие-то страшные му
торные картины сменяли одна другую, а войны он так
и не разглядел: то был под откосом берега, когда не
ожиданным снарядом потопило самоходный понтон, то
255
леж ал под штабелями, зарывшись в вонючую от гари
землю, потом была сумасшедшая беготня по ночному
полю, и вот, наконец, этот ржавый окопчик в полукило
метре от леса, — и не знаешь, как поступить и как рас