но осталось чувство большой, не испытанной ранее но­

вой радости: все помнился серпик луны, похожий на

белый детский ноготок, рыжие хвоинки на дне прозрач­

ной лужицы, зеленые пупочки побегов на тяж елых ело­

вых гребнях, хрупкая томительная тишина и волную­

щий тонкий запах снега, прелых листьев и весенней

воды.

242

7

На задах пружинно всхлипнула калитка, потом по

мосткам зачмокали просторные калоши, ненадолго з а ­

молкли, пош аркивая о половицы и устраиваясь удоб­

нее; что-то пролилось в утреннюю волглую траву и на

стенку; потом снова раздельно захлюпали калоши, и

вот показался дядя Федя Понтонер, нахохленный м а­

ленький воробей в большом ватном колпаке. Он мино­

вал крыльцо, никого не замечая, колупая ногтем сто­

ченное лезвие топора, о чем-то хмыкая и вздыхая, но

по напряженной спине, по вздернутым плечам чувство­

валось, что он знает, кто за ним наблюдает. Д ядя Кро­

ня, еще расстроенный Гелиными пересмешками, вдруг

не сдержался и сказал в напряженную сухонькую спи­

ну свояка:

— Странно предположить, тюх-тюлюх. Мы в дерев­

не от безлюдья в буквальном смысле разрываемся на

части, а тут целый город дрыхнет, и ведь всех их про­

кормить надо. Тьфу! Давно ли из деревни вылезли, а

тоже из себя корчат отдельную республику. Коноеды.

Последние слова были отправлены, наверное, в а д ­

рес Феди Понтонера, он их расслышал и словно бы

споткнулся сразу и замер, понимая, что дальш е идти

безразличным и слепым просто глупо, а потому он

обернулся, втюкнул топор в седую половицу, приложил

ладонь козырьком к ватному колпаку и сказал, делая

наивную растерянную мину:

— Ах, и вы тут? Миндальничаете, значит, под сенью

ласкового эфира и размышляете о смысле нашей мно­

гогранной жизни?

Острые, как усы, брови вздрогнули на мелконьком

лбу, и в гнедых, близко поставленных глазах мелькну­

ла мгновенная насмешка. Д ядя Федя тоже присел на

ступешку пониже Гели, и от его стеганого трехрядного

жилета пахнуло терпким настоявшимся запахом пота

и навоза. Геля невольно всмотрелся в дядю и удивился

сухости его лица: на широких плоских скулах н а­

туго распялена ш афранная кожа, она отдавала мяг­

ким влажноватым блеском, как круто сваренное яйцо,

и только над чуть косящими глазами отпечаталась мел­

кая сеточка морщин, да тонкая шея под косичками бе­

лых волос была прорисована частыми неровными тре­

243

щинками, будто кто колол ее острым кончиком НоЖа.

Д ядя Федя присел на самый край ступешки, словно

готовый сорваться в любую минуту, на свояка он

не глядел и все отворачивал сухонькое острое лицо

к стене и толстым раздавленным ногтем скоблил

гнилое позеленевшее дерево, покрытое глубокими тре­

щинами, откуда сыпался коричневый порох. Д ядя К ро­

ня притулился у ободверины и было замолкнувший от

неожиданного и непонятного стеснения вдруг повторил

прежние слова с настырной злостью, уже ненавидя уз­

кую спину в трехрядном жилете, и засаленный колпак

с рыжими проплешинами, и этот толстый раздавленный

ноготь, из-под которого сыпался коричневый прах.

— Я говорю, тунеядцев кормим. Пять тысяч ж ите­

лей в Слободе вашей, а производства-то — одна гробо­

вая мастерская. А все каки-то деньги загребают, пора-

тобольшие деньги, тюх-тюлюх. Откуда деньги-то?

— Мура это, —нехотя откликнулся Федор Понто­

нер, чувствуя, как этими словами Кронька пытается

уколоть его. «И чего он на меня смотрит, как волк на

бердану? Будто я у него чего занял и не отдал, — р аз­

мышлял он, нехотя вслушиваясь в глуховатый Кронин

голос. — И неужели он тогда видел? Ну и сказал бы,

чего зубы точить. Люди ведь...»

— Раньш е слободские мещане плохо-плохо, да са­

ми себя кормили: рыбу промышляли, в каждом дворе

скот стоял...

— А ныне все из магазина тянут, — перебил Геля

дядю Кроню.

— Ныне во своем-то двору ничего путного не дер­

жат, кроме кошки. Тут, Гелюшка, ты правильно под-'

метил, недаром в больших городах живешь. Много ви­

дишь... Из магазина тянут, и в Слободе производства

никакого. А сколько таких Слобод по России-то м а­

ту ш к е— дак тысячи! — сам удивился этому количеству

дядя Кроня, привыкший произносить «тысяча» с у в а ­

жением и некоторой робостью. — И всех прокормить

надо. Ты слышишь, Гелюшка, всех. Разогнать к едре-

ней фене по деревням! Тюх-тюлюх.

— Мещанство...

— Чего-о?

— Мещанство, говорю, разводите. Необразованность

свою выказываете, вот что, — откликнулся Понтонер,

244

тайно продолжая мысль: «Тридцать лет миновало. Но

если бы видел, давно бы с грязью смешал, зар аза.

И я тоже хорош — без вины вину строю, заболел, что

ли? Еще чего ли на себя навыдумываю».

— Мы-то с тринадцати годков в работе. Мы на

сплаве да в леей учебу проходили. Во где у нас уче­

ба, — почему-то волнуясь, постучал дядя Кроня себя

по загривку.

— Тогда и помолчите. Языком-то мелете через свою

необразованность, а сами не знаете, чего мелете. Толь­

ко людей в обман вводите. Чего люди могут подумать

через ваш язык?

— А ты откуда такой выискался? Ну-ко, дай погля­

деть... Ему и не укажи. Простите, пожалуйста, Федор

Максимович, за оскорбление.

— «Прости, прости»... Сначала наговорите черт зн а­

ет что, а после и «прости». Мне про себя не доклады^

вать, про меня люди скажут, — отмякая голосом, впер­

вые обернулся Федор Понтонер, всмотрелся в свояка,

в его посеревшее от неожиданной обиды лицо, в по­

трескавшиеся оплывшие губы, в коричневую рваную

метину под правым соском и снова подумал: «Зараза,

зачем приехал? Душу мою травить? А я ничего не пом­

ню, и ничего не было, понял? И не подох ведь...»

— Свинаря как не знать, — загораясь непонятной

ответной злобой, сказал дядя Кроня, еще не призна­

ваясь себе, что безотчетно ненавидит Федьку Понтоне­

ра, может, и за тот детский случай, когда отец выпорол

безвинно, но это было давно, забылось уже; а может,

за бедования сестры Лизки, но тут и он, Кроня С олда­

тов, промашку дал, оставил сеструху без пригляда; иль

за этот навязчивый липкий взгляд, которым Понтонер

вроде бы что-то хочет выпытать, о чем Кроня и не ве­

дает... Но одно он знал точно, что Федькина рожа ему

определенно не нравится, раздраж ает и постоянная

ухмылка на морде: «Ишь, гад, еще и ухмыляется».

— Ну и гусь! — ошалело повторял Кроня Солдатов.

— Д а, «гусь», но в плену не сидел и орден имею.

— Поди ты прочь-ту!.. У меня-то во где звездочка

сидит, каждый день гудит да светит... Лучше расскажи,

как ты выжил? — пришел в себя Кроня, потирая раз-

нывшуюся грудь. — Ж аль, что когда поп тебя крестил,

дак не утопил. Тюх-тюлюх!

245

— И ты ничего не знаешь? — спросил Федор Пон­

тонер, замирая душой.

— Не, а чего?

— Ну тогда и гуляй. Солнце высоко, — сказал по-

мальчишески насмешливо Понтонер, облегченно отмя­

кая душой, легко вскочил со ступешки, сухонький, по­

хожий на подростка, взглянул в небо, присвистнул,

сбил на затылок колпак, вскинул топор на плечо, и вы­