пленки. Вот она сделает еще шаг, чутко прислушиваясь

к постоянной темноте, и сразу уловит, что кто-то рядом

есть, и потому чуть-чуть испуганно спросит хриплым

низким голосом: «Ой, кто тут?..»

222

— Геля, ты где? — неожиданно в окно крикнула

мать. — Вечно со своей соской расстаться не может,—

сказала уже тише, наверное, дяде Кроне. Геля вздрог­

нул: заулок показался сиротски запущенным, мостки

прогнили, а бревна нижних венцов, тронутые лишаем,

осели на цоколь и посыпали узкую бордовую кромку

серой перхотью. Все было в запустении и вызывало

грусть.

А в комнате веселье так и не наладилось. У дяди

Крони от выпитого вина лицо побурело, будто натерли

его толченым кирпичом, глаза посоловели и набухли.

М ать сидела у краеш ка стола, как птичка-куличок;

взглянув на сына, она сказала вдруг:

— Ж ил бы ты дома. Молоды-то парни нынче порато

хорошо живут. А ты и с работы вот ушел. Думаешь,

больно много художником-то заработаеш ь? Все равно

где-то работать надо... Д авай оставайся здесь.

— Тоскливо в Слободе, — отмахнулся Геля. —Б уд­

то жизнь вся мимо идет. Д а и так-то вроде мимо про­

шла, — добавил невнятно, скорее для себя.

— К акая у молодых нынче тоска лешева завелась?

Только жить начинают, а уже тоска. Деньги лопатой

гребут, на мотоциклах разъезж аю т, носятся как угоре­

лые, а все какая-то тоска лешева. Мы раньше никакой

тоски не знали, потому что ломили больше лошадей,

вся жизнь в мятке прошла. Я ведь, Кронюшка, еще л у ­

чину застала. В печи березовые поленья просушат да

целые поленницы и складут в подызбице. В запечье уж

завсегда охапками лучина леж ала. Если чего идут де­

лать, все лучина в руках, осподи, как и не сгорели толь­

ко. Д а к гарывали, чего там... М амушка-то в четыре ут­

ра уже на ногах, а зимой теменище, так лучину запалит,

в рот возьмет конец-от да и корову доит. А ныне эка

жизнь — всего достигли, слава богу...

— Веками работали, чтобы есть, и ели, чтобы рабо­

тать. Выходит, для живота и живем, создаем что-то, му-

чимся, планы выполняем и перевыполняем — все для

живота? А где душа, мечтания, красота? — спросил

Геля, удивляясь неожиданной мысли и страш ась ее.

— Вроде бы так, на этом и жизнь стоит, — добро­

душно сказал дядя Кроня.

— Не-не-не, — возмутилась мать. — Вы что это?

Д ля продолжения рода живем. Д ля того и работа бес­

223

конечная — для продолжения рода. А так бы и жизни

экой не было. Вон всего достигли...

— Страшных болезней да атомных бомб...

— Ты что? — подозрительно спросила мать, тол­

ком не расслыш ав сына.

— Д а так, ничего. Спать, говорю, пора.

М ать с обидой и тоской оглядела стол, недопитую

бутылку, остывшую закуску.

— Ничего не ели. Кто доедать-то будет? Опять все

вываливать вон придется, — сказала она с жалостью

человека, много пожившего в нужде.

— Ну ладно, спать пора, — вновь перебилГеля,

боясь нового жалобного разговора.

М ать постелила мужикам на диване. Д ядя Кроня

повалился с краеш ка, по-детски подогнув калачиком

ноги и подложив под левую щеку ладонь. Он сразу з а ­

храпел, зачмокал губами, что-то забормотал прерывис­

то и жаркой спиной придавил племянника к стенке.

Геле было неудобно беспокоить дядю, и он с легкой до­

садой подумал, что теперь под этот храп ему не уснуть,

потом недолго смотрел в ночное серебристое окно на

рябину, облитую матовым прохладным светом. И вдруг

запропали куда-то руки-ноги, голова стала легкой и

хмельно закруж илась, и Гелю повлекло в беспокойный

сон.

Долго ли он спал, Геля не знал, но только вдруг

вздрогнул и проснулся от неясного тревожного состоя­

ния: у него на душе было такое чувство, будто в лицо

смотрит пристально кто-то чужой и злой. Геля беспа­

мятно открыл глаза, всматриваясь в белесый сумрак, по­

том неожиданно уловил странные в ночной тишине зву­

ки и заставил себя проснуться окончательно — на

своей кровати плакала мать. Она всхлипывала горько,

давилась слезами и снова затихала. Геле было беспо­

койно и смутно от этого ночного плача, надо было

встать и утешить мать, но ж алость к ней меш алась с

глухой досадой, и он, уткнувшись в подушку, пробовал

уснуть снова. Д ядя Кроня леж ал раскинувшись, от его

сильного тела наносило сухим жаром, локоть больно

упирался в бок, и Геля понял, что спать, наверное,

больше не придется.

С тараясь не смотреть на мать, Геля вышел на

крыльцо, потом вспомнил, что папиросы остались на

224

столе, хотел вернуться, но передумал, охотно отдаваясь

летней сонной тишине и освобождаясь от тоскливой

растерянности. Ночь умирала, едва успев народиться.

Еще на стене дома леж ал серый отблеск мгновенно

скользнувшего сумрака, еще в углах заулка таились

холодные зеленые тени, еще половицы мостков к а за ­

лись белесыми от легкой ночной росы, а в подугорье

по всему лугу от самой реки косо наплыл тусклый л а ­

тунный свет, предвестник солнца, и в набухшей, про­

гнувшейся к берегам черной воде ручья уже рождались

желтые длинные косицы.

И может, земля, остывшая под утро, шелохнула от­

сыревший ночной воздух, может, подслушанная тишина

всколыхнула в Гелиной душе что-то давнее и полуза­

бытое, из самого детства, но только он вдруг зябко

вздрогнул и, низко уронив голову к костлявым коленям

и растирая шероховатую кожу, увидел себя еще в том

счастливом возрасте, когда все кажется вечным...

Вот средь ночи раздался басовитый бряк в стену

под самым угловым окном — это Ш урка Панин звал

Гелю на рыбалку. Шум спросонья показался неожидан­

ным и тревожным, и мать испуганно и нервно вскину­

лась на кровати, плохо соображая, что к чему, и долго

смотрела в белое ночное окно, отвернув краеш ек зан а­

вески, потом облегченно обмякла всем телом и заворча­

ла: «Леший тебя поносит. И не лень тебе каждую ночь

брести, эка неволя была, как каторжный, толком и не

поспит.

Закатав штанины, они с Шуркой спешили росным

лугом к реке, белые зонтики корянок зябко хлестали по

икрам, босые ступни, задубевшие от воды и грязи, пона­

чалу ледяно обжигала глинистая тропа, и Геля старал­

ся шлепать ногами плотнее. И где-то на полпути к ре­

ке вдруг пропадало ощущение холода, становилось

ж арко и невообразимо весело, и душу баламутил ще­

нячий восторг от полной свободы...

Наживив крючки красными червяками, ложились у

костра, ожидая приливную воду, пили крутой чай, , от

которого сводило язык, до зеленой тошноты курили

тонкие дешевые папироски и, воображ ая себя бог зн а­

ет кем, о чем-то блаженно судачили, подставив веснуш­

чатые лица неистовому солнцу. Д а, это была действи­

тельно ничем не омраченная свобода, сладкое ощуще-

8 Золотое дно

225

ние которой будет помниться долго, до самой послед­

ней черты и, кажется, даж е после нее...

В те дни, да и много позднее Геля просто жил, не

думая о жизни, и был счастлив: все в его одномерном

восприятии было бесконечной цепью ощущений, и ког­

да горести порой настигали его, то не оглушали, не ос­