Гриши. Об эти мертвые глаза парень словно бы спотк­

нулся и застыл, еще переминаясь с ноги на ногу и не

зная, куда девать ружье. Он собрался было сказать гру­

бовато: «Ну что, в штаны наклали с испугу?» — и это,

в его понимании, выглядело бы, как просьба о проще­

нии, но Гриша Таранин опередил и визгливым фальце­

том закричал:

— Придурок, харя арестантска! Глаза-то отвори по­

шире. — Он с плеча замахнулся штыковой лопатой, и

если бы Коля База не отпрыгнул, то срезал бы его по

самые колена, ибо лопата была по-хозяйски направлена

накануне.

— Эй ты, соплей зашибу!— с веселой злостью закри­

чал парень, приходя в себя и уже оправдывая свой по­

ступок, потому как еще мгновение назад, глядя в мерт­

вые глаза старика, испугался, наверное, больше мужи­

ков.— А ну, руки вверх!— подбросил незаряженное

ружье к плечу, но кладоискателям было невдомек, что

патронник пуст, они завороженно смотрели на черный

зрачок дула и снова опадали сознаньем. Иван Павло­

вич молчал, но синие губы что-то шептали, и пальцы

шарили по воротнику рубашки. Потом он с удушливым

хрипом выдавил:

— Под суд пойдешь...

— Да-да, под суд!— кричал горловым голосом Гри­

121

ша Таранин,— Брось ружжо, сволочуга! Иначе из

тюрьмы не выползти. Сгниешь там.

— Молчи ты, дерьмо на палочке. Руки-руки,— входя

в азарт, уже приказывал Коля База, и зеленые глаза

наполнились отчаянным нахальством, словно парень

уже махнул на все рукой и отринул последние надеж­

ды: а, все одно пропадать, так хоть повеселиться остат­

ний денек.

— Отдай ружье. А то — под суд за покушение, —

уже твердо сказал Иван Павлович, напрягая суровый

взгляд и внешне становясь самим собой, осанистым,

прочным на ногах, умеющим тихим голосом поставить

человека на должное расстояние.

— А я тебя в упор ненавижу! Да-да,— запальчиво

заговорил Коля База, в душе пугаясь птичьих .немигаю­

щих глаз и механического голоса Ивана Павловича.

— Последний раз повторяю, отдай ружье.— Видно,

по колена в могиле неловко было стоять, и Тяпуев ре­

шил выбраться наверх, чтобы не таким до обидного

низким выглядеть перед этим дураком.

— А ну, не балуй,— щелкнул курком.— Думаете, я

с вами шутки шутить буду? А не-ет. Я ведь тебя, фрук-

тика, еще на тоне раскусил. Фуфыра, пальчик нарасто-

пырку, вишь ли, грязь ему, будто и не в навозе родил­

ся. Вон мозоль-то наел. Гробы тревожить задумал,

останки. Как это называется, по какой статье, а?.. Он

мне еще угрожает, хорек вонючий. Д а это же мародер­

ство, таких расстреливать надо. Что, молчишь? То-то, и

правильно делаешь, что молчишь, потому что нечего

сказать — кругом виноват. Припечатают статью, видит

бог, припечатают, на старости лет закукуешь, вместе

сядем. Наказал, чтобы старуха сухари сушила, нет?

Коля База говорил медленно, с сипотцой, резиновый

сапожище выдвинул на край осыпи и, пошевеливая им

перед самым лицом Ивана Павловича, наслаждался

собственной властью. А Тяпуев оказался в роли уни­

женного и 'страдал от собственного бессилия. Гнев ду­

шил его, захлестнул с краями, казалось, что Иван П ав­

лович состоял сейчас из одного только гнева, порой

мелькала взбалмошная мысль кинуться на бандита, а

там будь что будет, но тут же крохотный сторож в

мозгу окрикивал: одумайся, перед кем стоишь — этот

идиот спокойно может пальнуть. Тяпуев никогда еще

122

не был так унижен, горло /мучительно сжалось, спазмы

мешали дышать, и слеза просилась вон. Не хватало

еще заплакать, нет-нет...

— Ну веди, куда поведешь?— освободившись от за­

тычки в горле, глухо сказал он и, не обращая внимания

на ружье, пыхая грудью, полез из ямы.

А солнце уже стояло над самой головой, комар ска­

тился от жары в тенистые места, осел в траву; озеро,

полное воды, прогнулось в берегах, и там залегли чер­

ные тени, но по самой середке плавилась мелочь, ту­

скло отсвечивая серебристыми стрелками сквозь верх­

нюю воду, золотые круги рождались и вспухали словно

из ничего, и чудилось, что из безоблачного неба идет

солнечный дождь. Какое благословенное место на зем­

ле; нет, знали все-таки наши предки, где осесть, срубить

избу, заполнить ее детьми. Но тогда чего же не хватало

им, коли они разрушили потом с таким трудом разогре­

тый очаг,. покинули жальник предков своих и выстра­

данные мучительным потом пашни? Ради чего? Неуже­

ли им не хватало того мира, из которого их изгнали и

от которого веками было суждено таиться им? И наки­

нув личину смирения, они вернулись в мир, суровые

староверы, и растворились в нем, сохраняя в душе

прежнюю веру. Странные люди, странные люди...

— Ну веди, чего стоишь?— уже приказал Иван

Павлович, чувствуя свою незыблемую правоту и чест­

ность.

— Да-да, веди,— поддакнул старик.

А куда же он мог увести их, чудаковатый парень,

страдающий от собственных желаний и силящийся по­

нять их только голосом сердца и оттого запутавшийся

еще больше? Но он не в силах был просто так явиться

к людям, от которых бежал, и повинно склонить голо­

ву. Роль отчаянно-безрассудного человека нужно было

доиграть до конца, и Коля База, непокорно клоня круп­

ную голову и разжигая в глазах зеленую дурнинку,

прикрикнул:

— И поведу, да. А ну — шагом марш, красавчики!..

123

13

— Не ходил бы ты, Мартыиушко. Куда опять л а­

дишь? Кто тебя из дому-то гонит, ты скажи мне,—

тонко плакалась Анисья, бродя за мужем, будто приши­

тая, и все норовила удержать его за плечо, а Мартын —

ноль внимания на нее, только раскатывал по кухне,

бурча под нос, отыскивал бумазейную рубаху да коте­

лок из консервной банки — опять жена куда-то спря­

тала — и ?:аринный пестерь, сшитый из бересты.

— Ты бы не толкалась под ногами, а наладила мне

чего в дорогу. Слышь, да отвяжись в конце концов. Мо­

жет, я потому и живу еще, что в силе себя считаю.

— Видно, не с той ноги сегодня встал. Какой тебе

лес, какая морошка! Сдурел, дедко, ты хоть скажи тол­

ком, чего тебе надо?— не отставала Анисья, морщась

скуластым лицом и не зная, на что подумать. Правда,

и раньше-то Мартын не больно сговорчив был, отмах­

нется только, скажет: «Брось ты меня к подолу вя­

зать»,— и убредет в лес. Сутки-другие нет, уж не слу­

чилось ли что, а он вдруг и является: худой, как заяц,

задымленный. Тогда с ним и по-человечески поговорить

можно, потому что на кровать падет и мается, криком

кричит: «Анисьюшка, пособи, что ли, с ногами!»— «Вот

тебе, так и надо. Эко выдумал»,— бормочет она со

слезой на глазах, распаривая Мартыну ноги да нама­

зывая бараньим салом и кутая в овечью шерсть. «Ой,

не буду боле, Анисьюшка. Век слушаться стану».— «Ну

то-то»,— довольно соглашается жена.

А сейчас вдруг почувствовала, что зря слова тратит:

у Мартына посторонние глаза, словно в себя смотрят, и

брови взъерошены, подняты на лоб, будто спешит куда

человек, торопится вырваться на волю, а его держат, и

оттого он досадует, готовый вспылить.

— Тогда хоть скажи, где тебя после искать?— по­

шла Анисья на попятную, поняла, что отступиться нуж­

но. В последний год он все такой. Нынче и в город ча­