— У нас принято заказывать такси по телефону из ближайшего бара, — терпеливо пояснила она. — Куда ты собрался ехать?

Порывшись в сумке, я вытащил свой знаменитый путеводитель и ткнул пальцем в раскрытую страницу.

— «Il Drappo», — прочитала Джулия. — Но почему именно туда?

С ответом на этот вопрос у меня возникли некоторые затруднения. Дело в том, что, когда я читал этот путеводитель еще в Москве, меня очень заинтересовало блюдо, которое подают в этом римском ресторане, — кальмар, фаршированный фруктами. И вот вам дословная цитата: «Готовится этот кальмар так — дыню, груши, бананы или иные сезонные фрукты мелко нарезают, затем смешивают с виноградом, свежим тмином, петрушкой, перцем и солью… этой массой фаршируют кальмара, зашивают его шелковой ниткой и варят двадцать минут с мелко нарезанным чесноком, луком, помидорами и маслом». Но разве я мог перевести все эти кулинарные изыски на итальянский? Из этого же источника я знал, что средняя цена обеда не превышает пятидесяти долларов, так почему бы не угостить моего милого измученного экскурсовода?

— Там можно вкусно поесть, — коротко сказал я и взял ее за голый локоток, собираясь направиться к ближайшему бару, чтобы вызвать такси. Но Джулия неожиданно заупрямилась. — Ну что случилось? — поинтересовался я, делая энергичный итальянский жест, выражающий недоумение, — то есть быстро соединяя четыре сгруппированных пальца с большим и тут же разводя их в сторону.

После пяти минут энергичной жестикуляции мы, наконец, поняли друг друга, и я немного загрустил. Оказывается, этот ресторан находится слишком далеко, а сегодня ей еще нужно заехать в университет.

— А я? Я думал, мы еще сходим в замок святого Ангела, да и вечер проведем вместе…

— В замок ты сходишь один, а вечером мы встретимся. Ты мне позвонишь, и мы обо всем договоримся.

Вот этого мне совсем не хотелось — никогда не доверял телефонам, да и как мы сможем договориться с моим-то знанием языка? А вдруг мы опять потеряемся? А друг она куда-нибудь удерет? А вдруг… да мало ли что, а послезавтра я уже уезжаю. Но ведь мне необходимо найти свою гостиницу, чтобы они знали, что я нахожусь в Риме. Я вздохнул и печально покачал головой.

— Тогда давай куда-нибудь зайдем.

— А почему ты такой печальный?

— Не хочу с тобой расставаться.

— Тогда поедем в университет вместе, я познакомлю тебя со своими друзьями.

— Я бы поехал, но мне надо найти свою группу, чтобы узнать, когда мы вылетаем.

Мы зашли в небольшой бар, сели за столик и заказали какую-то ерунду, которой и в Москве хватает, — гамбургеры и кока-колу. И тут вдруг на улице раздался адский шум — что-то бабахнуло, взревели клаксоны автомобилей, а посетители бара завопили, как бешеные. Я испуганно вздрогнул и пригнулся, мгновенно вспомнив про террористов, и лишь веселый смех Джулии привел меня в чувство.

— «Ювентус» забил гол, — пояснила она, давясь от смеха и показывая пальцем на экран телевизора, который я просто не заметил, потому что сидел к нему спиной.

— Кретины! — по-русски выругался я, с ненавистью посматривая на возбужденных итальянцев. — Чего орут, как в детском саду! Спартаковские фаны и то спокойнее…

— Что ты говоришь? — поинтересовалась Джулия, подставляя мне свое розовое ушко.

— Ты мне ужасно нравишься, — и я осторожно прикоснулся к нему губами.

— Ай! — и она отскочила. — Ты колючий. Сходи в парикмахерскую.

— Обязательно, — и я смущенно провел рукой по своей щетине. — А ты пока скажи свой номер телефона.

— Куда записать?

Я порылся по карманам, но не нашел ничего, кроме пачки «Мальборо».

— А не потеряешь?

Меня всегда смущал итальянский глагол «терять» — «perdere», поэтому в данном случае я с трудом сдержал улыбку.

— Нет, — покачал я головой, подумав о том, что, как только приеду в гостиницу, тут же перепишу этот драгоценный номер в путеводитель или куда-нибудь еще.

Джулия убрала ручку в сумку, сделала быстрый глоток, поставила бокал на стол и, озабоченно взглянув на часы, поднялась с места.

— Я пойду, тут неподалеку есть станция метро. А ты не торопись. До замка святого Ангела отсюда можно дойти пешком.

— Я хочу тебя проводить.

— Зачем? Мы же встретимся вечером… чао. — Она уже наклонилась, чтобы поцеловать меня в щеку, но вдруг вспомнила про щетину и лукаво отстранилась. — Сходи в парикмахерскую…

— Непременно.

Она выбежала из бара, сопровождаемая не только моим взглядом… Но я смотрел ей вслед и чувствовал, как у меня щемит сердце, словно от предчувствия, что мы никогда уже больше не встретимся…

Современный итальянский фигаро побрил меня проворно и бескровно, так что уже через полчаса я медленно брел по набережной Тибра, направляясь к замку святого Ангела. Не знаю уж почему, но все мои мысли постоянно возвращались к одной и той же теме: «Не надо было расставаться с Джулией». Но чего я боюсь, если еще ничего не потерял, что за дурацкая мнительность? И все равно — сдались мне эти памятники, ведь в отличие от Джулии их не увезти с собой в Москву… Настоящий джентльмен должен вывозить из посещенных им городов не фотографии собственной физиономии на фоне знаменитых строений, а хорошеньких горожанок!

И тут вдруг меня окликнули. Обернувшись, я увидел какого-то энергичного синьора, который сидел в шикарной машине, стоявшей на обочине дороги. Недоумевая, я подошел к нему, но стоило мне заговорить с ним по-итальянски, как он тут же перешел хотя и на ломаный, но весьма понятный русский.

— О русский, я так люблю русских, у меня жена русская, Татьяна! — радостно восклицал он, а затем вдруг полез на заднее сиденье и вытащил большой полиэтиленовый пакет. — Бери, это подарок.

Заглянув внутрь, я увидел три очень приличные замшевые куртки — коричневую, зеленую и серую.

— Спасибо, но не надо… неудобно, — смущенно пожав плечами, сказал я.

Он настаивал, я отказывался, но стоило ему убрать свой пакет, как я вдруг почувствовал жалость — ведь куртки были отличными. Из дальнейшего разговора выяснилось, что он, хотя и итальянец, живет в Париже и является коммивояжером фирмы, производящей эти самые итальянские куртки. Заметив, что я уже начал жалеть о своем отказе, он показал на шкалу приборов и объяснил, что бензин уже кончается и ему нужны десять тысяч лир, чтобы заправиться. Я полез в карман, но у меня оказалась лишь бумажка в пятьдесят тысяч. Синьор радостно схватил ее, вручил мне одну, коричневую куртку, и, приветливо помахав на прощание, тут же укатил.

Вот так, ни с того ни с сего я вдруг стал обладателем итальянской замшевой куртки. Сколько она стоила на самом деле? Трудно сказать, хотя еще в венецианских магазинах я видел нечто похожее тысяч за двести пятьдесят. Не удержавшись, я тут же достал ее из пакета и померил. Увы, она была безнадежно коротка. «Ну что ж, подарю Джулии», — решил я, убирая ее в сумку и невольно улыбаясь этому забавному приключению.

Погруженный в неприятную грусть, я медленно брел по римским улицам, пока — сам не знаю как — не добрался до Ватикана. Делать было нечего, до вечера еще далеко, а потому, немного отдохнув и выпив пивка, я направился в собор святого Петра. Купив билет на купол, отстояв небольшую очередь и приблизившись к входу, я вдруг с удивлением увидел, что на стене висит муха. То есть не настоящая, конечно, но ее большое барельефное изображение в квадратной каменной рамке.

Не менее удивило меня и наличие лифта, который вознес всех желающих почти на самый купол, откуда надо было еще подняться на смотровую площадку. Немного ниже этой смотровой площадки, но на той же крыше самого знаменитого католического собора находился туалет.

Впрочем, все эти комические подробности не меняют сути дела — собор святого Петра великолепен, причем настолько великолепен, что, когда я спустился вниз и зашел внутрь, то был так поражен, что долго не хотел уходить, твердя про себя перефразированные строки Маяковского: «Впиваюсь, как впивается в ухо клещ; да, собор святого Петра — это вещь!» Все эти гигантские статуи, картины, причудливые украшения, надгробия пап — все говорило об одном — тщеславие, тщеславие и еще раз тщеславие. Наместники Христа, не зная, как возвыситься до него духом, изо всех сил пытались возвеличить себя с помощью всего этого каменного великолепия. Впрочем, в соборе царил какой-то сладковатоприторный запах. Не зная, как определить поточнее, я назвал его про себя несколько кощунственно — запах дохлых пап». Дело в том, что папы похоронены в подземелье этого же собора, и я спустился туда и прошел вдоль ряда гробниц.