“Бартольд говорит, что через 2 - 3 недели он уезжает из Парижа в Англию, а оттуда в Россию. Дело, на которое он едет, должно быть, по его словам, ликвидировано к 25 декабря текущего года. Деньги на террор у него будто бы имеются в количестве, большем, чем это даже пока нужно. Натарсон будто бы хотел наложить, так сказать, арест на эти деньги, но ему не удалось. Бартольд имел по этому поводу крупный разговор с Натансоном, и они чуть было не поссорились. Деньги на террор попали к Бартольду благодаря Чернову. Лицо, которое дало эти деньги, обратилось будто бы предварительно к Чернову с вопросом, кому можно дать эти деньги, и Чернов указал на Бартольда. Только Чернову известно точно, какие акты предпринимаются и кто входит в эту боевую группу. Наблюдение за Бартольдом ведется”.
Про того же самого Бартольда в агентурных листках и черновых записях заграничной агентуры имеются, между прочим, следующие освещения:
“Если верить Бартольду, то им предполагается какой-то серьезный акт, а потому надлежит учредить за ним серьезное наблюдение, а также за Ив. Дм. Студеникиным (68, me Barrault), который, несомненно, примет в этом выступлении участие”.
И затем следующее письмо, судя по почерку, полковника Эргардта Красильникову: “Сегодня утром возвратился из своей поездки в Россию Бартольд. Побывал он в Москве (1 сутки) и в С.-Петербурге несколько часов. Результат поездки, если не считать благополучного возвращения, отрицательный. Денег, на которые они рассчитывали, добыть не удалось, и он возвратился ни с чем. Остановился он на своей старой квартире 19, rue Gazan и на днях собирается ехать в Ниццу”.
Между строк этого письма рукой Красильникова написано: “Не сбор денег, а свидание с лицом, от которого зависело получение денег. Это ему не удалось; он вернулся ни с чем”.
Небезынтересна также и следующая записка, найденная, среди черновых бумаг заграничной агентуры:
“Шахов. 19 - 20 апреля в Париж приехал из Москвы московский богач Шахов.
Официальная цель приезда: озаботиться дальнейшим образованием взятых им на попечение учеников закрытой в Петербурге частной гимназии, кажется, Витмер. Неофициальная цель: поручение кадетской партии, в коей он состоит; кадеты, недовольные министерством, хотят повести против него сильную агитацию в прессе, и так как это в России невозможно, то они уполномочили Шахова войти в сношение с представителями революционных партии за границей и предложить им издавать в Париже русский орган антиправительственного направления. В случае согласия средства на издание этого органа будут даны Шаховым, а кадеты берут на себя распространение этого органа в России. Сношение Шахова: для выполнения сего поручения Шахов вошел в сношение с Натансоном, Авксентьевым и Рубановичем. Ответ этих лиц: в данный момент создать общепартийный русский орган невозможно вследствие партийных разногласий, но что такой орган на французском языке уже существует, причем указали на “La Tribune”, издаваемую Рубановичем.
По мнению представителей революционных партий, важнее распространять антиправительственные идеи на Западе среди общественных кругов на понятном им языке, чем среди русских, проживающих за границей. Поэтому они предложили Шахову помочь эсерам, тратящим большие деньги на осуществление этой цели, ассигновать им известную сумму денег, на которую они будут продолжать издание “La Tribune” и постараются такой же орган издавать и в Англии на английском языке. Кроме того, они будут иметь возможность и в самой России продолжать с успехом уже начатое ими издание партийной легальной литературы (“Голос труда”, “Трудовой голос”, “Наше дело”, “Осколки”, “Заветы” и т.п.).
Ответ Шахова: лично он очень сочувственно относится к их заявлению, но положительного ответа от партии кадетов он дать сейчас не может и должен с ними предварительно переговорить.
Свидание Шахова с Авксентьевым: выразив сочувствие деятельности эсеров, Шахов лично от себя обещал Авксентьеву в скором времени выслать более или менее крупную сумму на издание эсеровской литературы. Запрещение было сделано Шахову от кадетов - входить в сношения с Бурцевым. Поездка Шахова в Лондоне: из Парижа Шахов поехал в Лондон на свидание с Кропоткиным, к которому тоже имеет поручение от кадетов касательно издательства такой же литературы и в Лондоне”.
Мы убеждены, что в этих сведениях о поездке Шахова много неверного, но все же приводим эту записку, во-первых, для характеристики запросов и работы заграничной агентуры, во-вторых, в надежде, что приводимые сведения покажут заинтересованным лицам того секретного сотрудника, который их освещал.
Только с Загорской Красильникову сравнительно не повезло: во-первых, она категорически отказалась вступить в деловые отношения с подполковником Эргардтом, командированным, как мы уже знаем, в Париж для заведования секретными сотрудниками заграничной агентуры, находившейся под общим управлением Красильникова; во-вторых, и сама работа Загорской стала гораздо менее продуктивной при Красильникове, чем во времена Ратаева и Гартинга, о чем Красильников не раз доносил департаменту. Возникла мысль о временном переводе Загорской в Россию.
В ноябре 1910 года вице-директор Департамента полиции Виссарионов пишет Красильникову:
“По приказанию господина товарища министра внутренних дел и в дополнение к личным моим переговорам с Вами, имею честь просить Ваше высокоблагородие, не признаете ли Вы своевременным вступить в настоящее
время в обсуждение с известным Вам Шальным вопроса о возможности его выезда в Россию, в частности в Петербург. Инициатива поездки никоим образом не может и не должна исходить от Шального. Необходимо лишь его согласие в случае предложения ему этой поездки кем-либо из больших людей.
Та роль, о которой я лично говорил с Шальным и с Вами, представляется для него наиболее соответственной, хотя и может видоизменяться от обстоятельств дела. Все средства, которыми мы располагаем, будут обращены к тому, чтобы гарантировать Шальному удачное выполнение при исключительно строжайшем соблюдении его положения.
Итак, не теряя ни одной минуты, обсудите и сообщите результаты”.
Как видит читатель, Загорская носила в Департаменте полиции кличку Шальной, затем уже Красильников перекрестил ее в Шарли. Хотя Загорская и не проявляла той активности, как при Ратаеве, все же ее держали в заграничной агентуре до самого последнего времени не только потому, что она когда-нибудь, как говорил Красильников, благодаря своему положению и связям одним показанием могла вознаградить все расходы, но, несомненно, и потому, что она все же продолжала давать ценные освещения; мы убеждены, что доклады Красильникова, касавшиеся террористических предприятий и планов, а также и взаимоотношения центральных фигур партии эсеров, строились главным образом на показаниях Загорской.
Когда эмигрантские революционные круги начали после дела Азефа более внимательно относиться к вопросу о провокации, то безбедная, даже широкая жизнь Загорских в Париже, конечно, обращала на себя внимание, и, чтобы парировать подозрения, они распускали слухи о своем богатстве: она-де родом из богатой купеческой семьи, а у него - кроата по происхождению - громадные поместья в Кроации. Этого, к сожалению, было достаточно, чтобы у громадного большинства погасить все подозрения. Впоследствии оказалось, что Мария Алексеевна Загорская, до замужества Андреева, - крестьянка, а кроатский вельможа Владимир Францевич Загорский - секретный сотрудник
Департамента полиции еще с 1901 года (в начале карьеры получал всего 60 рублей в месяц).
Незадолго до войны, а может быть, даже и в начале ее австрийский подданный Владимир Загорский принял французское подданство и поступил во французскую армию; он был некоторое время на Салоникском фронте, где сербские офицеры заподозрили его в шпионаже в пользу Австрии. Летом 1917 года чета Загорских отдыхала от своих трудов где-то на Ривьере…
Вообще и заграничная агентура, и Департамент полиции принимали всегда целый ряд мер, чтобы появление денег у секретных сотрудников не вызывало особенных подозрений в революционной среде. Так, например, злостному провокатору Массу было приказано изобрести сестру-миллионершу в Америке, которая будто бы и высылала ему большие деньги; неутомимому Кокочинскому было выдано 5 тысяч франков для организации коммерческого предприятия, которое в конце концов ничего, кроме убытка; не приносило; Житомирский, конечно, тоже на средства Департамента полиции организовал в Париже франко-русское издательство медицинских книг и т.д.
