Ввиду изложенного предложено помощнику Варшавского генерал-губернатора по полицейской части отвести Литвина от единения с агентурой и по истечении некоторого времени устроить его вне розыскных учреждений Привислинского края.

6 июня 1911 года от варшавского обер-полицмейстера получено письмо на имя директора Департамента полиции, в котором сообщается о том, что Литвину, за участие его в недобросовестной игре в карты в Варшавском русском собрании, предложено оставить службу в Варшавском охранном отделении.

Кроме того, по имеющимся в департаменте сведениям, Литвин при возбуждении вопроса о возможности оставления им службы в отделении и не рассчитывая после ухода из отделения на какое-либо место, высказывал, что он постарается о своем удалении против его желания возбудить дело судебным порядком и обнаружить при этом секретные дела, касающиеся его службы в отделении, ввиду чего сообщено было генералу Утгофу об учреждении за Литвином секретного наблюдения.

В июне 1911 года в департамент полиции явилась жена Литвина и заявила, что ее семья, состоящая из двух сыновей школьного возраста, за увольнением ее мужа обречена на голодание. Из дальнейшего разговора с г-жой Литвин усматривалось, что ее муж будто бы вел игру под давлением полковника Глобачева и что если ее муж не будет устроен, то, по-видимому, они намерены перейти на путь каких-то открытий.

По докладу, изложенному г. товарищу министра внутренних дел, Его превосходительство изволил приказать 16 августа 1911 года объявить Литвину, что он будет устроен в ближайшее время, что и было исполнено. С разрешения г. директора Литвин был принят в конце 1911 года на службу по вольному найму в Московское охранное отделение, но с условием, чтобы он ни под каким видом не был допускаем к личным сношениям с агентурой, о чем сообщено было начальнику Московского охранного отделения 23 декабря 1911 года.

В июле 1913 года Литвин откомандирован по распоряжению г. товарища министра внутренних дел за границу для исполнения секретного поручения, где и состоит по настоящее время”.

В ХОЗЯЙСТВЕ ВСЯКАЯ ДРЯНЬ ПРИГОДИТСЯ .

Таков был состав полицейских чинов заграничной агентуры, руководивших в эпоху красильниковского царствования секретными сотрудниками. Главная задача в этой области лежала на Люстихе; он заведовал всеми парижскими секретными сотрудниками, он же обрабатывал все доклады, поступавшие от Литовского из Швейцарии, от Литвина из Англии и от сотрудников, находившихся без начальственного надзора в Америке (Патрик, Банковский), в Италии (Викман, Савенков) и в Стокгольме (Коган-Андерсен).

На руках самого Красильникого оставалась лишь главная агентура - Мария Алексеевна Загорская, освещавшая центральных деятелей партии эсеров, и французский журналист Рекули, игравший при Красильникове роль иностранного обозревателя, но, конечно, исполнявший и некоторые другие обязанности, как, например, соответственную обработку представителей французской прессы.

Люстих жил в Париже под чужой фамилией и сносился с находившимися в его ведении секретными сотрудниками или лично в различных парижских кафе или письменно; в этом последнем случае доклады секретных сотрудников поступали на конспиративную квартиру, где и обрабатывались Люстихом в так называемые агентурные листки, оригиналы же докладов секретных сотрудников уничтожались; такие же агентурные листки составлялись им и после каждого свидания с сотрудником.

В архивах заграничной агентуры нашли целые кипы этих агентурных листков, исписанных мелким готическим почерком подполковника Люстиха.

Агентурные листки поступали затем в обработку (весьма незначительную). Мельникова и самого Красильникова. Таким образом составлялись доклады для Департамента полиции. В этих докладах сотрудники никогда не называются собственными именами или инициалами, а носят специальные клички, часто удивительно подходящие к внешности или к внутреннему облику данного секретного сотрудника.

До самого последнего времени в заграничной агентуре работало 22 секретных сотрудника, а именно: освещали Загорская, Деметрашвили, Бронтман, Абрамов, Санвелов (армянская и грузинская группы), Селиванов, Вакман, Савенков, Гудин, Патрик, Штакельберг и Чекал (Каган); социал-демократов - Житомирский, Кокочинский, Коган, Шустер (почти исключительно у латышей) и Модель; анархистов - Мордовский, Цукерман (Орлов), Выровой - бывший член Государственной думы Долин, кроме того, Попов (Семенов) освещал, главным образом, “Морской союз”, Байковский, живший в Америке, - так называемое Мазепинское движение.

Некоторые секретные сотрудники были, так сказать, “энциклопедистами” - освещали несколько партий; среди них первое место, безусловно, занимает Кокочинский,. дававший детальные и обстоятельные доклады не только о социал-демократах, но и о Бунде, и о сионистах, и вообще обо всех лицах, которые были интересны начальству. Деметрашвили также освещал не только эсеров, но захватывал порой и грузинские, и армянские организации; некоторые секретные сотрудники являлись такими “энциклопедистами” в силу географического положения, как, например, Патрик, на котором лежало в последнее время освещение революционной деятельности всех русских эмигрантов в Соединенных Штатах.

Вообще вследствие того, что в то время российская революция была уже почти ликвидирована, деятельность заграничной агентуры носила не столько агрессивный, сколько предупредительный характер: провокация в узком смысле этого слова отошла на задний план и почти исчезла, центром тяжести деятельности секретных сотрудников являлось освещение.

Заграничная агентура поставила себе целью знать все, что происходит не только в партийных организациях, но и в жизни каждого более или менее видного эмигранта - не только общественной, но и личной. В этом отношении заграничная агентура при Красильникове была поставлена очень обстоятельно.

Из сводок о состоянии различных революционных партий, составлявшихся ежегодно Департаментом полиции, а также из книги полковника Спиридовича “Революционное движение в России”, изданной на средства Департамента полиции в 1916 году в небольшом количестве экземпляров для библиотек жандармских управлений, видно, что центральная русская полицейская власть широко пользовалась данными, доставлявшимися ей заграничного агентурою красильниковской эпохи.

Из секретных сотрудников, оказывавших Красильникову наибольшие услуги в этом отношении, нужно отметить Масса, представлявшего обширные доклады о положении партии не только за границей, но и в России, по которой он, якобы по поручению партии, совершал продолжительные поездки; Деметрашвили, умевшего внедряться в интимную жизнь революционеров; Абрамова, опытного, заслуженного провокатора, и, наконец, Загорскую, державшую в Париже революционный эсеровский салон, в котором толпились и “вожди”, и рядовые партийные работники.

Наиболее важным сотрудником социал-демократов являлся доктор Житомирский - один из самых старых провокаторов, имевший связи и в некоторых кругах французского общества. Многие партийные работники давно уже относились недоверчиво к Житомирскому, а Бурцев высказывал и прямые подозрения на связи этого изящного господина с русской полицией, но, несмотря на все это, Житомирский продолжал вращаться среди социал-демократов и вообще в революционных кругах и, как видно из документов, давал заграничной агентуре весьма ценные и разнообразные данные о деятельности социал-демократов за границей. Такой иммунитет людей, несомненно, подозрительных, объяснялся отчасти и своеобразной точкой зрения некоторых вождей на моральные качества партийных работников. Так, например, когда Ленину говорили: “Как вы терпите в партии такого человека, как Житомирский?”, он отвечал: “В большом хозяйстве всякая дрянь пригодится”.

В количественном отношении - больше всех других секретных сотрудников давал данных о социал-демократах за границей неутомимый Кокочинский.

Какие интимные стороны жизни революционных кругов за границей стремилась осветить агентура Красильникова, видно хотя бы из следующих документов. Красильников докладывает Департаменту полиции от 24 октября 1913 года: