Держитесь пассивно, но не активно.

– Прекрасно. Но ведь вам предлагают отвечать на вопросы.

Вот не угодно ли: какого я происхождения? Это что, активно или

пассивно?.. А, Миша пришел, официальное лицо. Помоги, брат,

замучили вы нас своими анкетами...

– Что у вас тут? – спросил, входя, полный человек в блузе,

подпоясанный узеньким ремешком.

– Да вот очередное удовольствие, ребусы решаем.

Пришедший облокотился тоже на стол, подвинул к себе

листы и наморщил лоб. Все смотрели на него с надеждой и

ожиданием.

– Что же это у тебя все разное тут? – спросил он, с

недоумением взглянув на хозяина.

Тот, покраснев и растерянно улыбнувшись, сказал:

68

– Да это мы тут так... комбинировали, чтобы посмотреть что

получается?

– Хороша комбинация: на одном листе – почетный

гражданин, на другом – из духовных... Да ты на самом деле-то

кто?

– Как – кто?

– Ну, происхождения какого?

– Гм... дед мой благочинный, отец землевладелец (очень

мелкий), сам я...

– Ну, и пиши, что из духовных. Вот и разговор весь.

– А вдруг. .

– Что «а вдруг»?

– Ну, хорошо, я только сначала начерно.

– Вот тебе и все дело в пять минут накатали; ну, я спешу.

Когда полный человек ушел, хозяин утер вспотевший лоб и

молча посмотрел на соседа.

– Как он на меня посмотрел, я и забыл, что он мне шурин. О

господи, всех боишься. Спасибо, я догадался сказать, что

начерно напишу. Вишь, накатал.

И он, оглянувшись на дверь, разорвал лист и отнес клочки в

печку. Потом, потянувшись, сказал:

– Нет, больше не могу, лучше завтра утром на свежую голову.

Выходившая куда-то жена подошла к столу и заглянула в

анкету. Перед ней лежал чистый лист.

– Ничего не удалось написать?

– Только возраст.

Когда жена ночью проснулась, она увидела, что муж в одном

белье и носках сидел за столом и, держась рукой за голову,

бормотал:

– Ну, хорошо, ежели допустим, что свободной профессии, то

какой?.. Если я писал брошюры, и они сгорели... Ну, возьмем

сначала:

– Отец мой – землевладелец, дед – почетный дворянин, сам я

– благочинный. О боже мой, сейчас на стену полезу!..

69

Спекулянты

На вокзале была давка и суета. Около кассы строилась

очередь. И так как она на прямой линии в вокзале не умещалась,

то закручивалась спиралью и шла вавилонами по всему залу.

В зале стоял крик и плач младенцев, которые были на руках

почти у каждой женщины и держались почему-то особенно

неспокойно.

А снаружи, около стены вокзала, на платформе стоял целый

ряд баб с детьми на руках. Бабы в вокзал не спешили, вещей у

них не было, товару тоже никакого не было. Но около них

толокся народ, как около торговок, что на вокзалах продают

яйца, колбасу и хлеб.

– Вы что тут выстроились? – крикнул милиционер.– Билеты,

что ли, получать – так идите в вокзал, а то сейчас разгоню к

чертовой матери.

Бабы нерешительно, целой толпой, пошли на вокзал.

Плача в зале стало еще больше.

– Да что они, окаянные, прорвало, что ли, их! – сказал

штукатур с мешком картошки, которому пришлось встать в

конце очереди, у самой двери.

У одной молодой бабы было даже два младенца. Одного она

держала на руках, другого положила в одеяльце на пол у стены.

– Вишь, накатали сколько, обрадовались... в одни руки не

захватишь. Что встала-то над самым ухом?

– А куда же я денусь? Да замолчи, пропасти на тебя нету! –

крикнула баба на своего младенца.

– Прямо как прорвало народ, откуда только берутся. Вот

взъездились-то, мои матушки.

– И все с ребятами, все с ребятами. Еще, пожалуй, билетов

на всех не хватит.

– Очень просто. Глядишь, половина до завтрашнего дня

останется. Вот какие с младенцами-то, те все уедут,– без

очереди дают.

– Ах, матушки, если бы знала, своего бы малого

прихватила,– сказала баба в полушубке.

– Попроси, матушка, вон у тех, что у стены стоят.

– А дадут?..

– Отчего ж не дать? За тем и вышли.

70

– За деньги, брат, нынче все дадут,– проговорил старичок в

серых валенках.

Баба подошла к стоявшим у дверей и, вернувшись, сказала:

– Четыре тысячи просят...

– Креста на них нет, вчера только по три ходили,– сказала

старушка.

– Кошку в полушубок заверни и получай без очереди, за

младенца сойдет.

– Не очень-то, брат, завернешь, щупают теперь.

– Я тебя только что видел, никакого малого у тебя не было,–

кричал около кассы милиционер на бабу,– откуда ж он взялся?

– Откуда... откуда берутся-то? – огрызнулась баба.

– Ну, кто с ребенком, проходи наперед.

– Вон их какая орава поперла. Вот тут и получи билет. И

откуда это, скажи на милость? После войны, что ли, их

расхватило так? Прямо кучи ребят. Там карга какая-то старая

стоит,– тоже с младенцем. Тьфу! кто ж это польстился, ведь это

ошалеть надо.

– Теперь не разбираются.

– Вот опять загнали к самой двери,– сказал, плюнув, малый с

мешком.

– Возьми, батюшка, ребеночка, тогда тебя без очереди

пустят,– сказала баба, владелица двух младенцев.

– Черт-те что... придется брать. Что просишь?

– Цена везде одинаковая, родимый: четыре. А в базар по пяти

будем брать.

– Что ж это вы дороговизну-то какую развели? – сказал

штукатур, поставив свой мешок и отсчитывая деньги.

– А что ж сделаешь-то...

Штукатур отдал деньги и взял ребенка на руки.

– Головку-то ему повыше держи.

И баба взяла запасного младенца с пола.

– Ай у тебя двойня? – спросила соседка.

– Нет, это невестки. Она захворала, так уж я беру. Две тысячи

ей, две мне.

– Исполу работают...– сказал старичок, подмигнув.

– Почем ребята? – шепотом спрашивали в толпе.

– По четыре ходят.

– Обрадовались!.. Все соки готовы выжать, спекулянты

проклятые. Ведь вчера только по три были.

– По три... а хлеб-то почем?..

71

– Прямо взбесились, приступу нет. Неделю назад мы со

снохой ехали, за пару пять тысяч платили, а ведь это что ж, мои

матушки...

– Да, ребята в цену вошли,– сказал старичок, покачав

головой,– теперь ежели жена у кого хорошо работает, только

греби деньгу.

– Страсть... в десять минут всех расхватали.

– Это еще день не базарный, народу едет меньше, а то беда.

– А вон какая-то кривая с трехгодовалым приперла. Куда ж

такого лешего взять?

– Возьмешь, коли спешить нужно.

– Это хоть правда.

– Опять чертова гибель народу набралась,– говорил в

недоумении милиционер,– вне очереди больше, чем в очереди.

Куда опять кольцом-то закрутились. Черти безголовые!

Раскручивай! Эй, ты, господин хороший, что не к своему месту

суешься! – крикнул он на штукатура,– ступай взад, тут бабы

стоят.

– Я с ребенком...

– А черт вас возьми... ну, стой тут.

– Что ж ты его вниз головой-то держишь, домовой! –

закричала молодка, подбежав к штукатуру.– Вот ведь

оглашенные, ровно никогда ребят в руках не держали.

– Что ж ему, деньги заплатил, он уж и думает. .

Открылась касса. Народ плотной толпой, всколыхнувшись,

подвинулся вперед. Пробежала какая-то торговка с жестянкой,

посовалась у кассы и пошла искать конец очереди. К ней

подбежала кривая баба с трехгодовалым ребенком. Торговка

прикинула его на руках и отказалась было, но потом, махнув

рукой, завернула мальчишку в шаль с головой и пошла наперед.

– Сбыла своего? – сочувственно спросила старушка в платке

у кривой.

– Только и берут, когда ни у кого ребят не останется,– сказала

с сердцем кривая баба.– В базарные дни еще ничего, а в будни