у Профира Коркодуша были соавторы, и среди них - Иосуб Вырлан! В подшивке
есть место, где рассказывалось о том, как мой отец отвесил несколько пощечин
Иосубу. Не уточнялось лишь, почему это было сделано. Не говорилось, к
примеру, о том, как Вырлан слонялся по базару со своим стаканчиком, чтобы
принять участие в магарычах и угоститься бесплатно чужим винцом.
Умалчивалось, понятно, и о том, как прятался этот самый Иосуб в своей
барсучьей норе, сооруженной из кукурузных снопов на задах. Люди разыскивали
его, думали, что замерз по дороге е базара по пьяному делу, а он сидел в
теплом шалаше и посмеивался над односельчанами. Не рассказано в папке о
множестве пакостей, которые натворил за свою жизнь Вырлан. Утверждалось
лишь, что отец отхлестал его за то, что Иосуб не хотел подавать заявления в
колхоз. К чести Иосуба и других, подписавших донос, следует сказать, что все
они дружно подтвердили: все, что наворочал там Профир Коркодуш, клевета
чистейшей воды. На что последовал вопрос:
- Зачем же вы подписали ее?
Он был задан членами комиссии, которая проверяла писанину Профира
Коркодуша.
- А мы ре знали, что в тех бумагах. Подписали - и все. Тогда все
подписывали. Подписи за мир. Так сказал Профир. Ну, мы и расписались!..
- Ну как же так? Вы подписывали бумагу, не взглянув, что в ней?
- Так и подписали. Войны-то и мы не хотим!
- Хорошо. Но это же не было воззвание сторонников мира! Вы расписались
в клевете!
- Говорим, не знали. Не очень-то мы разбираемся в грамоте! Пришел
Профир с кучей бумаг, подсунул нам их, мы и того... подписали!
Написанное пером, как известно, не вырубишь топором. Для устранения
словесной пакости, сотворенной Профиром Коркодушем, потребовался более
тонкий инструмент и немалое количество дней для таких людей, как, скажем,
Егоров, заместитель заведующего орготделом. Разобравшись в сути дела,
начитавшись этой галиматьи, заключенной в толстой папке, он сейчас от души
хохотал. А мне было не до смеха. Я сидел за столом и понуро, как после
изнурительной и немилой работы, глядел на ненавистный скоросшиватель. Мог
утешить себя немного тем, что еще легко отделался: Профир уготовил мне
только вынужденный длительный отдых в родном селе, в отцовском доме. Я не
обижался на Шеремета за то, что он не говорил мне того, что знал сам.
Алексей Иосифович не сидел сложа руки, сражался за меня с этой черной папкой
вместе с другими честными людьми. И это было самое важное. Но какой
Макиавелли мог вползти в душу и в голову полуграмотного мужика, оказавшегося
способным сотворить этот страшный по своей злобной изощренности документ?
Вот этого я понять уже не мог...
После того как я вышел из кабинета Егорова, его сотрудники хором
закричали:
- Ну что?.. Ты дал согласие?.. Имей в виду: тебя посылают в
перспективный район! И не делай вид, что не рад этому. Мы знаем, что твое
сердце принадлежит Кодрам, подгорянам! Тебя не вытащишь из твоих лесов!..
Чего уж там говорить!
- Я приеду к вам после праздников!
5
Никэ ждал меня со своим мотоциклом во дворе "Молдвинпрома" - там у него
были некоторые поручения от директора совхоза. Ведь мош Тимочей не выпускал
в столицу ни одного своего специалиста, не дав ему поручений в этот самый
"Молдвинпром". То ему, директору, нужно выклянчить какое-то количество
материалов для заасфальтирования еще одной улицы в Чулуке, то заручиться
поддержкой союзно-республиканского объединения, чтобы получить от
Министерства культуры новые музыкальные инструменты для Дома культуры.
Сейчас Никэ должен был "выбить" в недрах "Молдвинпрома" большую люстру все
для того же Дома культуры, а заодно "прощупать почву" относительно
строительства промышленного холодильника для хранения фруктов и овощей. Судя
по мрачному виду, Никэ не очень-то преуспел в исполнении директорских
поручений. Брат был явно расстроен.
- Что, опять не повезло тебе у этого Аурела Ивановича?
- Не повезло. Он тоже переносит нас на следующую пятилетку.
Сговорились, наверное, с Шереметом...
- Не вешай головы, братец! Нам возвращают район! - поскорее сообщил я.
- Ну и обрадовал! У нас в совхозе и так не хватает рабочих рук. А
теперь и подавно все побегут в Теленешты!..
Совхоз из Чулука был ближе всех к этому городу. Став районным центром,
он принесет Никэ и всем другим руководителям совхоза одно несчастье: часть
их рабочих непременно захочет попивать чаек с горячими бубликами в городе, а
сезонники постараются устроиться там на постоянную работу во вновь
возрожденных учреждениях и предприятиях. Об этом и говорили Никэ в
объединении "Молдвинпрома". Вот почему огорчение брата было почти
безутешным.
И все-таки возвращение Теленештам ранга райцентра было актом
справедливым. Сколько себя помнят его жители и те, кто был вблизи от него,
Теленешты всегда были либо волостным, либо районным центром, главою всех
окружавших его сел и деревень. Лишь гримасы истории могли на какое-то время
исказить перспективу, сыграть с городком злую шутку. Такое случилось в эпоху
бесконечного экспериментирования, когда в стране начали создаваться отдельно
обкомы индустриальные, промышленные и обкомы сельскохозяйственные, а вместо
сельских райкомов - парткомы, тоже двух профилей. Теленешты !как-то не
подходили ни к тому, ни к другому, были как раз ни городом Богданом, ни
селом Селифаном. Сотни лет до Советской власти были они волостным центром с
благочинными попами и чиновниками, с усатыми стражниками и урядниками, а при
румынах - пласой с ее преторами вместо урядников, а совсем недавно - ни то
ни се. Захолустное, сонное местечко с допотопными старушками, которые по
всем углам продавали стаканами подсолнечные и тыквенные семечки. Война
превратила центр городка в развалины. Фашистские оккупанты даже вывезли и
распродали камень от порушенных домов и погребов.
Ранг райцентра вызвал Теленешты -к новой жизни, возродил его из пепла.
Строились многоэтажные жилые дома, возводились современные предприятия,
кирпичные заводы, комбинат по производству вина и спирта, фабрики для
переработки молока. Были построены пекарни и гостиницы. Росли, как грибы
после благодатного дождя, кварталы частных домов, которые после ликвидации
района спешно продавались владельцами за полцены. Все получалось по
известной пословице: если нет озера, не будет и лягушек. Владельцы
собственных домов были государственными служащими. Лишившись своих мест в
учреждениях, они остались без работы и сейчас же начинали искать ее в других
местах, уезжали вместе с семьями в другие города республики. В Теленештах
оставались лишь учителя, врачи да несколько инженеров промышленных
предприятий, десяток-другой специалистов из мастерских по ремонту
телевизоров, радиоприемников; не покинул город какой-нибудь десяток
фотографов, парикмахеров, пекарей, рабочих по изготовлению масла и брынзы,
закройщиков на пошивочном комбинате. Так жил городок. В одну неделю был
ликвидирован жилищный кризис, казавшийся неразрешимым. Прежде очереди на
получение квартир были пугающе длинными, думалось, что им не будет конца. Но
стоило лишь отнять у Теленешт статус районного центра, как появилось
множество свободной жилой площади в государственных домах, а частные
отдавались чуть ли не даром.
Отец сказывал, что Никэ рвал на себе волосы. Он купил дом у Негарэ и не
знал, что мог бы купить лучший в самом городе, и притом за пустяковую цену.
