Перепахивали дороги. Лишь под ними была капелька влаги. Там и выращивали
немного пшеницы и кукурузы на семена. С тех пор я стал больше доверять
амбару, чем Николаю Чудотворцу. Я ценю только то, что положено хранить в
сусеках, коровьи образины!
- Вы курили когда-нибудь?
- Нет! Я не дурак, чтобы лопать мамалыгу пополам с табаком!
- Ну что ж, доброго вам здоровья, мош Тоадер! Оставайтесь долго таким
же крепким!
- Здоровья?.. А где его взять?
- Берегитесь простуды.
Мама радостно всплеснула руками:
- Слава тебе господи! Пронесло! Не сказал ни-. какой глупости!
И она побежала провожать гостей.
Вечером, необыкновенно счастливая, мама поведала отцу о посещении
кишиневских докторов. В награду за достойное поведение сварила дедушке его
любимый "холостяцкий" борщ и все подваливала его за толковый разговор с
учеными людьми. Был несказанно доволен собой и сам дедушка. Расщедрившись,
угостил профессоров своей настойкой из ветреницы-дедицы, разрешил захватить
несколько сухих корешков этого целебного растения, показал жесткую
деревянную лавку, служившую ему кроватью.
- Им очень хотелось глянуть на мой станок! - хвастался старик перед
зятем.
Отец слушал и подкручивал кончики усов. Был и он рад, что все обошлось
благополучно. Все в доме помнили, как во время переписи населения старик не
захотел разговаривать с докторами.
- Он турнул их жердью от своего решета! - смеялся отец.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Жизнь в Кукоаре шла своим размеренно-привычным ладом. И вдруг произошел
взрыв, какие бывают лишь в природе весною. Зимою кругом было белым-бело, все
призасыпано, уровнено снегом. Все попряталось под его белым покрывалом.
Дороги безлюдны и печальны. Природа дремлет до поры до времени. И вдруг, как
бы очнувшись, сбрасывает с себя оковы. По колеям, по склонам бегут ручьи.
Капает с крыш. Лопается лед на реках. На полях появляются черные, курящиеся
паром пятна. Кроны деревьев из безжизненно-темных превращаются в фиолетовые.
Углубляются дали горизонта. Почки на ветлах и талах стремительно набухают,
на вербной неделе они одеваются в белые пушистые одежки. Желтеет и сеет
вокруг себя мелкую крупу зацветающий кизил. Все оживает, как при новом
сотворении мира. По дорогам, под по-гами людей, скачут куда-то земляные
лягушки. Божьи коровки греются на солнце. Просыпаются змеи и -ящерицы.
Лопаются почки на деревьях. На некоторых цветки появляются раньше, чем
листья. Другие, напротив, сначала кутаются в зеленые ризы листьев, а потом
уж зацветают. Принимаются за свои дела неутомимые и мудрые труженики -
муравьи и пчелы.
В лесу и садах - неумолчный гомон птичьих базаров. Многие пернатые уже
мастерят новые или чинят старые гнезда. Отовсюду слышится гимн жизни и
весне. Пройдет неделя-другая - появятся и поздние перелетные птицы. В конце
апреля или начале мая прилетит главный певун - соловей, за ним - кукушка,
которая, едва появившись, примется считать чьи-то непрожитые годы. Человек
на какое-то время задумывается в смятении, за какую работу приняться раньше
всего. Поля и леса гудят и вздыхают от тяжкой работы. Все трудятся изо всех
сил - от человека до насекомого...
Знаю, что сравнение не ново, но все в такую пору напоминает
потревоженный муравейник. Вчера еще ты видел на конусообразной его вершине
лишь одиноких муравьев. Но достаточно было ворохнуть ее палкой, чтобы
произошло невообразимое. Тысячи, миллионы встревоженных крохотных существ
замельтешат перед твоими глазами, начнется непонятная для тебя, но
целенаправленная для них беготня. Откуда они повыскакивали, где были до
этого момента? Так вот и жители нашего села однажды спрашивали себя в
удивлении: откуда к ним понаехало столько народа? И что это за нашествие?
Всему виною были студенты Московского высшего технического училища
имени Баумана. Они приехали на сбор урожая в садах по -берегу пруда. Глядя
на них, трудно было понять, когда они работали и работали ли вообще, потому
что шумливое это племя с утра до ночи купалось. Купались на восходе солнца,
купались на заходе, купались до обеда и после обеда. Вся забота
руководительницы студенческого трудового отряда состояла в том, что она
следила, как бы кто-нибудь из ее подопечных не заплыл слишком далеко и не
утонул. Недалеко от берега они вроде бы еще слушались женщину-профессора,
но, отплыв подальше, совершенно не внимали ее тревожному гласу. Возле
походных домиков непрерывно дымились костры, над которыми готовилась в
котлах и чугунах еда. Спали студенты тут же, на берегу пруда, в своих
палатках.
У акациевой рощи, на прибрежной равнине собирали помидоры девушки из
кишиневской школы медсестер и акушерок. Деревянные, похожие на тракторные,
будки на колесах, представляющие собой студенческие общежития в сезон
осенней уборки урожая, пестрели развешанными вокруг них платьями и бельем.
Девушки работали в одних трусах и майках.
Любил дедушка бродить по бескрайним совхозным виноградникам. Приходил к
ним с самодельной трещоткой и "отпугивал птиц. По треску сухой деревяшки я
легко находил старика, иначе он мог бы и заблудиться. От громкого верещания
трещотки с виноградных гроздьев подымались черно-серые скворцы, в такт ей
стрекотали недовольные сороки, вынужденные тоже оставлять виноградники.
Пугались и улетали даже нахальные дрозды, сойки и вороны. Словом, дедушка
наводил своей трещоткой панику в птичьем царстве. Но не надолго и в
ограниченном пространстве. Виноградные массивы были так велики, что
вспугнутые полчища пернатых перелетали из одного конца на другой и там
преспокойно лакомились. На уборке винограда и фруктов люди зарабатывали
больше, чем на огородах. Поэтому сюда выходили и стар и млад из самого села,
а из городов приезжало множество парней и девушек. Эти последние
приурочивали свои отпуска к уборочной кампании на виноградных плантациях.
Жаль только, что виноградная страда продолжалась лишь месяц-полтора. Если б
ее хватало на полный год, никто из молодых не уезжал бы в город. Ведь
душою-то новоиспеченные горожане принадлежали земле.
На ровных, без склонов и бугров, местах испытываются первые уборочные
комбайны. Пока что они были несовершенными. Их легко обгоняли рабочие. Отец
потихоньку посмеивался над этими неуклюжими первенцами, которые, конечно же,
не производили сенсаций. Отец бегал по бригаде и отмечал сделанное его
рабочими. Мы с мамой собирали виноград. Дедушка сражался с птицами.
Вечером подводились итоги. Победителям выдавались премии. Георге Негарэ
целую неделю удерживал Красное знамя на своих рядках. Он собирал по одной
тонне двести килограммов в день и каждый вечер получал вознаграждение. За
одну лишь неделю ему были выданы холодильник, телевизор, стиральная машина и
отрез на костюм. Помимо этого сам генеральный директор вручал ему "презент"
в виде маленького красивого конвертика с деньгами. Дедушка таращил глаза на
премии Георге Негарэ и по-своему комментировал их:
- Ежели ты и дальше будешь хапать дорогие вещи, то тебе придется
открывать лавочку на своем дворе, коровья ты образина!
Дедушка, видно, накаркал трудолюбивому односельчанину, как старый
ворон: в один отнюдь не прекрасный для Георге Негарэ день его опередил
учитель из местной школы, которому генеральный директор и вручил переходящее
Красное знамя. Это случилось в момент приезда Шеремета в кукоаровский
совхоз-завод.
