успокаивал меня отец. - Не плачь. Перенесешь еще два раза, и песик твой
подымется!" Пес был редкого ума. Оставь стол с едою во дворе хотя бы на весь
день - не притронется, будет еще сторожить его, чтоб ни кошка, ни курица, ни
сорока не набросились на разложенные на столе яства. Легко ли потерять
такого пса?! "Поменяем ему место три раза, и он воскреснет! - говорил отец,
гладя шершавой ладонью мою голову. - Если и после этого не встанет, то
перенесем его еще три раза при заходе солнца, вот тогда он вскочит на ноги
обязательно!"
Для меня тот день был самым длинным. Вечером, когда мы собрались опять
перетаскивать с места на место кобелька, то увидали его там, где обедали. Он
весь дрожал, удерживаясь лишь на двух передних лапах. Память ли у него
отшибло или что-то другое случилось, только на этот раз собака изменила
своей привычке: достала из сумки остаток кулича, яйца и слопала все
подчистую. Завидя меня, пес страшно обрадовался, перестал даже дрожать от
боли. А я от переполнившего все мое существо счастья начал кувыркаться на
меже и орать бессвязное. Отец испугался: "Эгей! Не сойди и ты с ума!
Ткнешься лбом в какой-нибудь пенек!.." Отец был прав: любую радость надобно
умерить вовремя, чтобы она не переросла в горе.
Мы возвращались домой. Собака трусила за нами. На другой день она
выздоровела окончательно. Правда, осталась с одним глазом. Впрочем,
чрезвычайно зорким - этого было вполне достаточно для исполнения сторожевых
обязанностей.
Где же теперь та межа? Межа с разбросанными по ней жердями от нашего
виноградника? Нет, ничего нет. Брожу по совхозному винограднику, и мне
верится и не верится, что тут где-то была наша межа, в этих вот местах чуть
было не отдал богу душу мой неосторожный пес. А сейчас - гигантская
плантация, кажется, без края и конца. Без межи. Без людей. Без собак. Без
привязанных к колышку коз на меже. Бесконечные ряды виноградных лоз и небо.
Ничего больше нет. Монокультура. А что же надо делать, чтобы не оторвать
человека от земли? Если самими жизненными обстоятельствами он уже оторван?
По всему бескрайнему виноградному массиву снует, бегает лишь "Беларусь" Илие
Унгуряну. Неужели мы должны вернуться к межам с собаками,, телятами и
ягнятами, сеять кому что вздумается, перемешать все сызнова, как
перемешивается всякая всячина в цыганской торбе? В доколхозное время Кукоара
продавала государству по сто восемьдесят - двести тонн винограда в год. А в
прошлом году одна только бригада моего отца сдала на винпункт три тысячи
шестьсот тонн винограда! Нет, возврата к прежнему не будет!
Но что ждет нас впереди? Куда поведут новые пути-дороги? Как же
все-таки избежать человеческого отчуждения от земли? Как остановить этот
пугающий не одного меня разлад? Человек и земля - вечная проблема. Чтобы
облегчить труд земледельца, в помощь ему дали умные машины. Разве это не
укладывается в нашу главную цель: все для человека, все во имя человека?! Но
именно машина же и отторгает большую часть сельского населения от
кормилицы-земли...
Вопросы, вопросы, вопросы... Они выстраивались передо мною в длиннейший
ряд, и на многие из них я не находил ответа. В трудном вопросе "человек -
земля" много неясного, тут воистину не знаешь, где найдешь и где потеряешь.
Не проглядеть бы трещину, наметившуюся между ними, - ведь она может
превратиться в пропасть. Когда-то будущее деревни мне виделось неким земным
раем. Мы создадим колхозы, думал я, высадим сады виноградники, будем
обрабатывать землю машинами, вокруг нас вырастут прямо-таки райские кущи. Во
всем достаток и красота. Все отлажено. Все как на лубочных картинках,
продававшихся на рынке отъявленными халтурщиками: с мостиком через пруд и
белым лебедем, с целующимися голубками, с другой "красивой" дребеденью. Все
это было неживое, рассчитанное на примитивный вкус богомольных старух и
глупых девиц. Но ведь и я немногим отличался от них. И я верил в райские
кущи на земле с порханием невиданных бабочек и жужжанием пчел. В моем
воспаленном воображении колхозники вышагивали в римских сандалиях. Отдыхали
мои колхозники в тени пышных деревьев, попивали чаек с медом из маленьких
изящных чашечек, а жажду утоляли родниковыми струями. Таким мерещилось мне
колхозное житье-бытье. Но если б оно было таким, зачем бы люди покупали на
рынке картинки с видами райской жизни, эти грубые поделки отъявленных
мошенников?! Человек всегда тянется к тому, чего у него нет. Не потому ли и
дети и взрослые так любят сказки? Сказка как раз и дает нам возможность хоть
немного пожить сказочной жизнью.
На грешной же нашей земле дела обстоят несколько по-иному. Тут
приобретения обязательно сопровождаются потерями, победы - поражениями. Из
года в год возрастающий урожай, новые дома в селах, асфальтированные дороги,
большие надои молока - это наши приобретения.
А потери? Их не вычислишь количеством гектаров и килограммами. Поднять
удои, сравнять их с прибалтийскими при наличии калорийных кормов и при
стойловом содержании породистых коров трудно, но можно. А как же будет с
психологией человека? Как поведет себя он, который с детства не гладил по
головке и не целовал в мордочку молочного теленка? Насколько беднее ребенок,
который не брал в свои объятья ягненка, родившегося зимней ночью в овечьем
загоне и принесенного в избу, чтоб не замерз! Ребенок, который не слышал
запаха шерстки, не относил новорожденного ягненочка поближе к печке, чтобы
он там согрелся хорошенько. Как будут расти и как будут относиться к земле
эти продолжатели человеческого рода завтра, послезавтра и в далеком будущем?
Многие трудности будут побеждены. Животноводческие комплексы,
построенные по последнему слову техники, в полном соответствии с технической
революцией, с обилием кормов помогут решить продовольственный вопрос. А как
решишь другой вопрос, прямо вытекающий из первого? Возле этих самых
комплексов вырастают гигантские кучи навоза, которые не успевают вывозить на
поля. Ливневые дожди превращают навоз в ядовитую жижу и уносят ее в реки,
пруды, озера. Проблема? И немалая! Но и она может быть разрешена и
разрешается в передовых хозяйствах, где круглый год работают специальные
подразделения - бригады с постоянным транспортом, приспособленным для вывоза
навоза на поля. Там он не проклятие, а великое благо.
Неразрешимых проблем, очевидно, действительно не существует в природе.
Однако что же будет с человеком, если его отринуть от земли, от животных, от
лугов и лесов, от рек и озер? Но что может сделать, скажем, мой отец со
своей виноградарской бригадой? Снять Илие Унгуряну с трактора и вручить ему
мотыгу, а всем остальным взгромоздить на спину тяжелые опрыскиватели, чтобы
они с утра до ночи ходили от куста к кусту и брызгали на них ядохимикаты? Но
ведь машины сделают эту работу и быстрее и намного качественнее! Бегает вон
трактор со своим железным сердцем и не устает. Один культивирует, другой
везет бочку с раствором. Вырывающаяся из нее жидкость окатывает сразу два
рядка насаждений. Попробуй-ка угнаться за трактором! Но все ли может сделать
машина, которой все-таки управляет человек? Весеннюю обрезку виноградной
лозы, подвязку ее к опорным столбам, натягивание проволоки от столба к
столбу, наконец, уборка самого урожая - все это делают человеческие руки. А
где найти им приложение, когда к поздней осени работы заканчиваются? Им,
сильным, молодым? Нередко я слышал, как отец тяжело вздыхает. Он и
руководители совхоза старались найти выход из этого положения. Зимой часть
