тут, на склонах гор, на полученных сотках, не решались выкорчевать

"изабеллу" и поступали правильно: жирная прилесная почва пришлась явно по

вкусу "изабелле", и она давала великолепный урожай. С какой же стати

расчетливый молдавский крестьянин будет уничтожать такой сорт?! И гроздья на

его лозе висят преогромные, и сама лоза не замерзает зимой, не нуждается

"изабелла" ни в опрыскивании, ни в закапывании осенью, ни в откапывании

весной. Не виноградник, а манна небесная! Черт с ним, с этим итальянским

"чинзано" с его нежным цветом и тонким вкусом! "Изабелла" позволяла

подгорянину делать вполне ароматное вино, и притом в большом количестве, что

для крестьянина имело решающее значение. При выжимании сусло текло рекой, и

река эта пахла ночною фиалкой. Правда, само вино было кисловато, у некоторых

сла-бокишечников вызывало лютую изжогу, ну так что с того: пускай не пьют

или находят средство, чтобы приглушить, а то и вовсе погасить изжогу. Нашел

же дедушка такое средство! Рядом с виноградной лозой он рассадил кусты боку,

бэбаны, корнишки. От такого соседства виноградники почему-то обретали

жгуче-черный цвет, и выдавленное из ягод вино походило цветом на деготь.

Главное же, от него не бывало изжоги. Конечно, ему было далеко до нежнейшего

цвета кожи итальянской аристократки, но дедушка чхал на нее, эту барыню!

Жгучая, противная отрыжка не будила его среди ночи, не заставляла ругаться

на чем свет стоит. Внуку своему, Никз, говорил вопреки прежним своим

оценкам: "Глупы твои итальянцы... коровьи образины!.."

Обрезка макушек лозы - дело не такое уж легкое, как можно подумать.

Кусты были высоченными, и я с трудом добирался до их вершин. Приходилось

иногда подпрыгивать на дедушкин манер. Никэ говорил, что по новой технологии

эту древнейшую и простейшую операцию стали называть "зеленой обрезкой".

Зеленая или просто обрезка, как бы она ни называлась - для меня важен был ее

смысл. А он заключался в следующем: срезая верхушки побегов, я останавливал

их рост вверх. После этого виноградная лоза начинала бурно наливаться соком,

отдавая его затем гроздям. Вся могучая сила корней работала в интересах

урожая.

Итак, я обрезал верхушки и складывал их в междурядья. Иногда поглядывал

на те пять прудов, что примыкали к опушке леса. Они сверкали на солнце, как

гигантские зеркала. И у первого пруда, который одним концом загибал в лес,

наверное, стоят палатка и "Волга" генерала, там, очевидно, горит небольшой

огонек под котелком с ухой без соли и других приправ. Лечится военачальник.

Смазывает слизистую оболочку желудка желатином сладких карасиков. Мне даже

чудился дымок генеральского костра. Зеркала прудов как бы подмигивали мне,

манили к себе, и я подстегивал себя, чтобы поскорее покончить с работой и

выкупаться. Кожей я уже слышал живительную прохладу воды, а ноздри жадно

ловили лесные запахи. Мысленно я уже плескался в пруду...

Где-то в густых ветвях ближнего ясеня ворковала горлица: "тур-тур-тур".

Я пытался отыскать ее гнездышко глазами. Гнезда не обнаружил, зато увидел не

одну, а пару горлиц. Пока не выведут птенцов, эти птицы не расстаются,

летают и сидят на деревьях парочками: голубь и голубка. Но попробуй узнай,

кто из них они кто она? Гнезда я не видел. Может быть, эта супружеская пара

уже вывела и выкормила своих птенцов, отслужила им отцовско-материнскую

службу и теперь отдыхала в тени ясеневых ветвей? И ворковала на радостях,

что завещанный природой долг исполнен и можно насладиться покоем. Воркует,

то есть поет свою песню, голубь, а голубка молча выслушивает его любовные

излияния. Скоро созреют подсолнухи, и горлинки покинут.лес. Они соберутся в

небольшие стаи, вылетят на поля вместе со своим повзрослевшим потомством,

чтобы набраться сил для предстоящего полета в дальние теплые края. Из всех

перелетных птиц горлинки первыми отправляются у нас в свое нелегкое,

рискованное, чреватое всевозможными опасностями путешествие. Заканчивается

уборка подсолнуха - и ты не увидишь ни одну из них: улетели... Вернейший

признак приближающейся осени. Жди ночных заморозков.

Голубок однотонно ворковал: "тур-тур-тур". И моя работа была такой же

монотонной под палящими лучами солнца. Вокруг не было ни души. Лениво

ворочались в голове разные мыслишки. Занятый ими, я не заметил, как рядом со

мной оказался Илие Унгуряну. От его громоподобного "бог в помощь!" я даже

подскочил, как трусливый зайчишка. В руке Илие было замасленное ведро.

- Ну и жарища!.. А ты что, Тоадер, верхушки обрезаешь?

- Обрезаю, - ответил я трактористу.

- Мы в совхозе давно уж покончили с этим. Я теперь культивирую

виноградники, пропалываю их. Готовимся к уборке. Я обрабатываю междурядья..

Последних слов Илие мог бы и не говорить: замасленные ведро,

комбинезон, руки вернее слов указывали на то, чем занимался этот человек.

- А знаешь, Тоадер, эти зеленые обрезки хороши зимой для овец, -

сообщил мне Унгуряну. - Их овцы пожирают с жадностью, как лекарственные

травы, ей-богу!

- Можешь забрать и наши. У моих родителей нет овец.

- Я так и знал, что отдашь. Потому и пришел сюда. Обрезки с совхозных

виноградников не годятся в корм скоту. Листва обрызгана раствором, и овцы

могут погибнуть. Когда твои подсохнут, я приду и заберу их. Если они не

нужны вам, конечно... Загляну к вам и поговорю с мош Костей...

Илие взял у меня серп и сам принялся за обрезку. Ему было легче:

высоченный рост позволял доставать до самых длинных макушек. Брал в

пригоршню целую дюжину веток и ловко срезал ее серпом.

- А я думал, что ты несешь в ведре масло для трактора.

- Какое масло!.. Яички с птицефермы! - засмеялся Илие.

- В таком случае ты вернешься домой с цыплятами, - заметил я,

заражаясь его веселым настроением. - При такой жаре они выведутся у тебя в

ведре, как в инкубаторе!.. Да и протухнуть яйца могут-

- Не-е-т! Они свеженькие! Я выгреб их прямо из-под несушек. Бабы на

птицеферме подняли такой шум, что чуть было не исцарапали меня! Но я легко

растолкал их в разные стороны и набрал самых крупных яиц. Знаешь, Тоадер,

как хороши сырые яйца с пивом!

- Пиво... с сырыми яйцами?

- О, ты не знаешь, Федор Константинович, что это такое?! Язык

проглотишь - такая вкуснота получается!.. А по такой жаре коктейлю из пива и

яиц цены нет!

Илие быстро прошел рядок. Предложил:

- Возьми это ведро с яичками, и давай переберемся на совхозный

виноградник. Мой трактор тут недалеко. Отсюда вон видно. Ведь уже полдень.

Пора отдохнуть и покормить коней!..

На опушке леса Илие завел трактор. Усадив меня рядом с собой в кабине,

приказал хорошо держать ведро, чтоб не побить яйца. Трактор вполз в новую,

не тронутую еще культиватором дорожку междурядья. Тут Унгуряну спустил на

землю лезвия культиватора, которые до этой минуты были поднятыми. Попутно

сообщил, что пиво держит в ледяной воде колодца. Но чтобы даром не жечь

горючего, он, Илие, пройдет до конца этот рядок, и мы окажемся как раз рядом

с колодцем.

За трактором поднялось облачко пыли. Оно оставалось позади, а трактор

шустро катился вперед. Я удивлялся, как это Илие при такой бешеной скорости

мог держать машину на правильной линии. Зажавши ведро между ног, я с великим

трудом удерживал его в неподвижности.

- У нас сейчас отличные трактора. Дают не меньше пятнадцати километров

в час. Теперь-то я еду потише, чтоб не побить яички в ведре!..

- Ничего себе "потише"! - вырвалось у меня, потому что я не успевал