себя для них. Не уберегла его от гибели и неизбывная материнская любовь. А

мне очень хотелось посмотреть на его фотографию. И непременно в военной

форме, в гимнастерке и пилотке с пятиконечной звездой.

В лесу, по которому я сейчас шел, мы не раз бывали с Андреем. И было у

нас немало приключений. Взял как-то нас с собой собирать кизил бадя Василе

Суфлецелу (дедушка отчаянно ругал его за то, что тот не может обойтись без

маленьких "стригунков", что шагу не сделает без этих сопливых чертенят). И

правда, бадя Василе, видать, на всю жизнь сохранил детский ум и детские

забавы. Лазал с ребятишками по оврагам в поисках кладов, ставил вместе с

ними капканы на зайцев и лисиц. Надеялся отыскать и показать нам затейливое

жилище барсука, его нору с запасными выходами на случай нападения врагов. В

душе-то планировал изловить этого хитрого зверька, жир протопить, а пышную

серебристую шкуру продать на базаре. Кладов, конечно, бадя Василе никогда не

находил, да, пожалуй, и не верил в их существование, иначе не устроил бы

ловушки, в которую попался Иосуб Вырлан. Пробрался однажды ночью бадя Василе

на поле Иосуба, вырыл там яму и замуровал в ней старый бочонок с десятком

медных монет времен царицы Екатерины Второй, а своих односельчан

предупредил, чтобы они вышли и подсмотрели, как Вырлан будет отрывать

"клад". Подстегнутые неискоренимым чувством любопытства, люди вышли за

окраину села, спрятались на краю оврага и, затаившись, наблюдали, как хозяин

поля выворачивает из-под земли бочонок, потрошит его и вовсю бранится:

"Мерзавцы! Грабители!.. Обобрали мой клад... Оставили несколько монеток, а

золото и серебро забрали!.."

Ну так вот: бадя Василе брал нас с собой в качестве своих незаменимых

помощников. Исполненные чувства благодарности к нему за то, что не чурался

нашей компании, мы трудились изо всех сил, чтобы наполнить кизилом два

здоровенных его ведра. Надо было знать этого мужика: он таскал нас по всему

лесу, от одной поляны к другой, от одних кизиловых зарослей к другим. В

каком-то месте ему казалось, что кизил не дозрел, в другом - что он очень

мелкий. Вот и мучил и себя, и нас в поисках лучшего кизила, чтобы Аника

сварила из него варенье. Во время этой кизиловой охоты бадя Василе учил нас

делам далеко не безгрешным: вернетесь, мол, домой, насыпьте в карманы

кизила, а вечером мажьте им девичьи щеки. Лучше бы, конечно, груди, добавлял

он, но вы-де еще не доросли, чтобы лезть к девкам за пазуху. Советовал

подсовывать к нежной девичьей коже и растертые листья кизилового дерева. Они

не так жгучи, как, скажем, крапива. Не оставляют и волдырей, зато на

какое-то время вызывают страшный зуд, и ребятам доставляет великое

удовольствие видеть, как чья-нибудь невеста или возлюбленная "чухается" на

виду у кавалеров. Что касается меня и моего двоюродного брата, то мы были

пока что очень маленькими для таких проделок. К тому же было не до забав:

бродя по лесу целый день, мы валились с ног и от усталости, и от голода

Мечталось о корочке хлеба, которую проглотил бы не разжевывая, как давно не

кормленный щенок. Убежать домой не пришлось: могли заблудиться, от

бесконечного блуждания по лесу у нас кружились головы, и мы не знали, в

какой стороне находится наша Кукоара. Под вечер, когда мы возвращались

домой, мама спрашивала, где Мы шлялись целый божий день. Но рты наши были

заняты едой, на которую мы с Андреем набрасывались, точно волчата.

- Да не донимай ты их своими расспросами! - вступался за нас отец. -

Еще подавятся.

Лишь покончив с поздним обедом, а точнее бы сказать, с ужином, мы хором

и с расстановкой произносили одно-единственное слово:

- Ки-зил!..

- Вы ходили за кизилом?

- Ага-а-а... в лес...

- С кем же? Скажите, пожалуйста!

- С бадицей Василе...

- Ну, задам я этому бадице!..

- Ну, ну, зачем же так?! - Отец, этот вечный миротворец в доме,

остановил маму. - Чем же плохо то, что Суфлецелу поводил ребятишек по лесу,

показал им хорошие кизиловые места и накопил в них волчий аппетит?

Насытившись, и Андрей не будет нынче драться со своими сестрами из-за пенок

и сливок. У себя дома Андрей ведет себя так, как ведут все баловни, -

чрезвычайно капризен в еде. А тут все подмел подчистую, что бы ни подали на

стол! За это не ругать - благодарить надо бадю Василе! Голод не тетка, к

тому же и лучший повар. Андрей ел так, что за ушами трещало!-

Вспоминая это, я медленно шел по тропинке старой отшельницы Виторы.

Сколько времени прошло, а я все не мог примириться с тем, что никогда уж не

выйду в этот лес со своим двоюродным братом и другом Андреем. Капризный

истребитель сливок и сметаны, женственно-нежный маменькин сынок, как же мне

не хватает тебя! Где ты? Чего не откликаешься? Отзовись!

Брат не отзывался. И лес хранил сумрачное молчание. В иной час оно было

бы лучшим врачевателем человеческой души. Когда человек нуждается в

одиночестве, лучшего товарища, чем лес, ему не найти. Но когда ты идешь и

память твою сопровождают тени ушедших из жизни близких людей, одиночество

становится невыносимым и ты был бы несказанно рад услышать в такую минуту

живой человеческий голос. И я услышал его, приближаясь к опушке леса.

То был голос Иосуба Вырлана. Никто бы, кажется, не пожалел, если б эта

крайне несимпатичная личность исчезла из Кукоары навсегда и бесследно. А я

вот даже обрадовался, увидев и услышав его! Он стоял, прислонившись спиною к

стволу дуба, и вел какую-то беседу с тетушкой Виторой. Эта похожая на

бабу-ягу отшельница привела сюда попастись своих коз и, надглядывая за ними,

слушала болтовню Иосуба.

Кукоаровский пожарник пришел к вдовушке в полной экипировке: в

широченных брезентовых штанах, в куртке из "чертовой кожи". Металлический

сверкающий шлем он снял со своего лысого черепа, но двухвершковый поясной

ремень был застегнут на самую дальнюю от начала дырку. Он, конечно, страдал

от жары и лесной духоты, но стоически терпел, лишь губы высыхали, и Вырлан

все время облизывал их.

- Послушай, Витора.

- Эй?..

- Я уже не работаю в школе-

- Слыхала.

- Откуда бы тебе услышать?

- Есть откуда, раз услышала.

- Гм... Люди, что ли, болтают?

- Если ты лазаешь по всем чердакам, люди не будут молчать]

- Гм...

- Лучше, если б ты оставался в школе.

- Ты, Витора, вижу, не знаешь, что теперь в школе нету печек. Там

сейчас центральное отопление.

- Остался бы конюхом.

- Вот глупая баба!" Зачем бы мне быть конюхом?!

- Был бы при деле - не лазал бы по чердакам, как мартовский кот.

- Но у меня теперь хорошая зарплата!.. Теперь не найдешь таких

дураков, которые работали б за шестьдесят два рубля и пятьдесят копеек!"

Шестьдесят два - это еще понятно. Но ума не приложу, откель наскреб директор

эти пятьдесят копеек?

- Сколько же теперь тебе отваливают? - поинтересовалась Витора.

- В два раза больше, чем в школе. И главное - без копеек. Круглая

зарплата!

- Зарплата, слов нет, подходящая, - согласилась старуха. - Плохо

только, что все время ссоришься с людьми.

- Ну и глупа же ты, Витора!..

- Зачем же разговариваешь с глупой? Иди своей дорогой, а от меня

отвяжись!..

- Да ты не сердись!.. Я ить пришел к тебе с серьезными намерениями...

- Не нуждаюсь я в твоих намерениях...

- Сыну построил новый дом, отделил его -

- Не перееду я к тебе - и не подмасливайся!

- Ну, поступай как знаешь. Только я хотел жениться по-настоящему. При