сочленения, - тут киногайдуки и разыгрывали свои разудалые веселые

пиршества.

При отъезде последней киноэкспедиции руководителям совхоза и пришла в

голову идея дать новое назначение мельнице, то есть переделать ее в

ресторан. Когда еще, думал директор, приедут сюда киношники? Не все же

фильмы должны быть о гайдуках?.. Будем строить ресторан!

Идея была горячо поддержана. Ресторан открыли,

- Что ж... Иной раз баба и на кочерге пляшет до упаду! -

прокомментировал это событие дедушка.

В экзотический ресторан почему-то не пускали учителей. Объясняли эту

дискриминацию тем, что мясо и прочие припасы ресторан получал от совхоза, а

школьные служащие не являются рабочими хозяйства, так что... В общем,

ресторанные двери захлопывались перед носами преподавателей. Чем это

кончилось, нетрудно догадаться. Учителя, особенно холостяки, подняли такой

шум, что не приведи господи! И понять их возмущение можно. Кто же, кричали

преподаватели, ходит вместе с учениками на уборку урожая с совхозных

виноградников? Кто снимает яблоки? Кто, взбираясь на деревья, достает их с

самых немыслимых вершин? Разве не молодые преподаватели?..

Едва избавившись от шумливых бородатых артистов-гайдуков, Кукоара

увидела и услышала своих юных бородачей, то есть молодых преподавателей,

которые мало чем отличались от исполнителей гайдуцких ролей и были, пожалуй,

еще шумливей тех. Не долго думая, они разослали во все концы, во все

инстанции гневные петиции, одну из них направили в "Правду". Найдя гнев юных

воспитателей подрастающего поколения основательным, главная газета страны

опубликовала их письмо. Что тут началось! Не только на весь район, на

республику - на всю страну оскандалились кукоаровские руководители, хотя

письмо-заметочка в "Правде" была так мала, что ее даже пропустил мимо глаз

почтальон бадя Василе Суфлецелу. Лишь после того как вызванные в район

директор, председатель месткома, секретарь парткома и председатель

сельсовета получили хорошенькую взбучку, номер газеты стал переходить из рук

в руки как редчайшая находка. Отовсюду посыпались советы, предложения, как

поступить, что сделать со злополучной мельницей-рестораном. Получившим

выволочку руководителям, естественно, хотелось поскорее избавиться от нее, и

они не прочь были передать сооружение кооперативу.

Кооператив, однако, заупрямился, найдя, что ресторан этот окажется

непременно убыточным. Потребкооперативщики были правы. По всем лесам и по

всем дорогам красовались у них "памятники", напоминавшие строения давно

минувших времен, не хватало еще мельницы-ресторана в затерянном в глухомани

селе! Не хватало того, чтоб и там жарили шашлыки из свинины, как во всех без

исключения подобных заведениях! Многим это постоянное блюдо так "надоело,

что им не то что есть, но и глядеть было тошно на него. Отсюда и убыток.

Были неприятности и другого порядка. Большей частью экзотические

ресторанчики были разбросаны по лесным дорогам и полянам, на больших

расстояниях от сел, и трудно было найти женщин, которые пошли бы работать в

них. Кому ж охота торчать в лесу до полуночи, иногда до третьих петухов, а

потом возвращаться в темноте домой, рискуя встретиться с хулиганьем? Иных

все-таки удавалось уговорить, и они обслуживали лесной ресторанчик, а за

полночь робко, ощупью пробирались к своему селу, крепко сжимая ручонку

ребенка, которого часто не на кого было оставить дома.

Водки и вина в таких ресторанчиках было преизбыточно, и они не

переводились. Зато ассортимент кушаний был до крайности убог. Не хватало

поваров и поварих, способных из ничего сотворить нечто и чрезвычайно

вкусное, и завлекательное с виду. Говорится же в народе: хорошую хозяйку

узнаешь по цвету поджаренного мяса. Из доброй половины быка и никудышная

стряпуха сготовит вкусный борщ. Нынешние работники общепита иных блюд и не

знают, помимо мяса, начисто забыв, что множество превкусных вещей можно

приготовить и из других продуктов. Дело дошло до того, что традиционно

молдавская еда исчезла со всех столов. Появление на них в редких случаях

простой мамалыги вызывает у людей восторженные возгласы, словно бы люди эти

встретились с невидалью. Такой же редкостью стали и плацинды, и многие

другие кушанья.

Если б завлекающие глаз рестораны и ресторанчики располагались близ

деревень и сел и к их обслуживанию привлекались домашние хозяйки, для

которых сложили бы деревенские же печи да снабдили б их мешками с мукой,

луком, картофелем, орехами, дали б побольше брынзы, укропа, фасоли, солений,

раскрепостили стряпух от железобетонных прейскурантов и бухгалтерских

выкладок, тогда, глядишь, и убытка не было б, даже осточертевший всем шашлык

выглядел бы по-иному в окружении других блюд, тогда никто бы и не вспомнил о

бифштексе по-английски. Но, видно, преодолеть свино-шашлычную калькуляцию

куда труднее, чем принять решение о закрытии ресторана в нашей мельнице."

После всеобщего переполоха, -вызванного появлением помянутой выше

заметки, поспешил и я в мельничный ресторан, названный, очевидно, в честь

кинематографистов "Мельницей гайдуков". По всему было ясно, что жить этому

гайдуцкому прибежищу осталось недолго, - потому я и заторопился посмотреть

на него в последний раз. Если не сделать это теперь, то придется увидеть

мельницу разве что в кинокартине. Мне же было жаль с ней расставаться. В

пору моего детства таких мельниц насчитывалось семь штук. Стояли они,

выстроившись в ровный ряд на вершине холма, во время работы дружно и

согласно размахивали крыльями, как солдаты руками в походе. В ветреную

погоду крылья были дырявыми, а при слабом ветре к ним пришивались

дополнительные дощатые щиты. Когда с помолом зерна кончали, мельницы

переставали вертеть крыльями и молчаливо ожидали, когда к ним опять

потянутся телеги с хлебом. Но и тогда, когда бездействовали, они все равно

были нужны как некая постоянная величина, без которой немыслима жизнь села

или деревни. Потом "Ветрянки" на моих же глазах стали исчезать одна за

другой. Умирали медленно и, стоя, как старые или больные деревья.

Под напором железа и пара не устояли и наши деревянные мельницы, пали,

как солдаты в неравном бою. Пали у нас, исчезли бесследно и во множестве

других селенийч Иногда люди и не замечали их исчезновения: стояли - и вдруг

не стоят, словно испарились. Однако у времени бывают свои причуды. В

какой-то час оно, время, будто бы почувствовало, что ему чего-то не хватает.

Может быть, оно, как и мы, затосковало о старине? А может, тут другое, более

важное и глубокое? Не являются ли те мельницы вехами, по которым память

времени возвращается в далекое прошлое, чтобы, сверившись с ним, продолжать

свое поступательное движение более верным путем, с меньшими ошибками? Кто

знает?..

Как бы там ни было, но в виде ресторана, закусочной, распивочной тут и

там, точно грибы после теплого дождя, будто тени минувшего, начали возникать

ветряные мельницы, шатры, кибитки, бункеры со старинной утварью и

принадлежностями для виноделия. И не только внешне ресторанчики напоминали

старину, но и изнутри: стены их были завешаны нарядными самоткаными коврами,

а полы устланы тоже самоткаными дорожками, в простенках стояли глиняные

кувшины; оркестр составлялся из народных инструментов, а сами музыканты

выходили в старинных национальных костюмах; певцы и певицы, а также

официантки были облачены в расшитые, расписные рубахи, штаны, кофты и юбки.

Даже приготовленные блюда нередко носили- отголоски давно минувшего: "борщ